Препоясав чресла4, кстати, я вот думаю — у женщин есть чресла, и могут ли они их препоясать или это только мужская прерогатива? Взывая к храбрости, я двигаюсь медленными, неуверенными шагами в удивительное и неизвестное, напоминая себе, что я делаю это только для парней, нашей группы и для того, чтобы никогда не возвращаться в адский Саттон. На самом деле, это все очень беспокоит меня. Я всегда нервничаю, когда приближаюсь к страшным людям, ну, или к очень привлекательным мужчинам.
Держишься, Лиз? Неа, я не могу контролировать естественную реакцию. Я уже почти подошла, когда он, почувствовав мое приближение, поднимает голову и смотрит на меня своими темно-карими, словно патока, глазами. Он был симпатичным, даже когда находился далеко от нас. Но вблизи стало видно, что он гораздо лучше, чем любой фотошоп. Его губы полные, даже полнее, чем мои, и еще у него был очень сильный, по-настоящему мужественный нос и линия подбородка, покрытая легкой щетиной. Его волосы имели тот же богатый оттенок, что и глаза, и были не слишком короткими, но и не очень длинными. Растрепанные, «только-что-после-траха» волосы (так они их называют?), будь они прокляты. У него были «ты трахнешь ее, и она еще долго будет под впечатлением» волосы, непослушные и очень запутанные. Длинные, накаченные ноги спрятаны под потертыми джинсами, а черный пуловер облегает каждую мышцу его тела и выглядит просто безупречно. В итоге — на него очень легко и приятно смотреть.
— Ты случайно не серийный убийца или насильник? — мне нравится спрашивать все у людей сразу и глядя им в глаза.
— Нет, а ты? — тембр его голоса глубокий и, похоже, что он посылает моему влагалищу подсознательные сообщения. Что-то вроде «да, ты хочешь его». С таким голосом, как у него, я просто молюсь, чтобы он не оказался заядлым курильщиком. Испортить этот прекрасный вид вездесущим сигаретным зловонием было бы просто бесчеловечно, Господи.
— Нет, — я отвечаю, слишком защищаясь от этой необычной привлекательности, вгоняющей меня в смущение, так что мне хочется верить, что я ответила нормально. — Ты хорош в этом? — я наклоняюсь и указываю на инструмент на его спине, и при этом мои брови взлетают в недоверии.
— Очень хорош, — он бормочет, его голова наклонена вниз, так как он снимает гитару со спины и возвращает ее обратно в кейс.
— Хендрикс.
— Не для левши. — Он пожимает плечами и выпрямляется, ловя мой взгляд.
— Пейдж.
Он смеется, внимательно рассматривая меня и даря мне самую сексуальную, ослепительно белоснежную улыбку.
— Ну, значит я не так уж хорош.
Черт, только я могла подойти к посредственному гитаристу! Вот я и загнала себя в угол, «странный незнакомец» не дает мне выхода. Борясь с собой, я засовываю руки в задние карманы и нервно покачиваюсь взад и вперед на пятках, вынужденная придумать, каким образом задать ему свой вопрос.
— Почему ты вообще меня об этом спросила? — он неожиданно спасает меня.
— Наша группа, — я отбрасываю голову к автобусу, — нам очень нужен басист. А так как ты путешествуешь автостопом, я подумала, что...
Он спрыгивает с края скамейки и встает, и чуть больше шести футов5 зловещей сексуальной привлекательности предстает перед моими нетерпеливыми глазами.
— Ты вообще понимаешь суть автостопа?
— Что? — я встряхиваю головой, очищая мысли, и отступаю на шаг назад. — Да, конечно.
— Ты уверена в этом? — он сокращает расстояние между нами, подходя достаточно близко, чтобы я могла почувствовать притяжение между нами.
— Там, откуда я родом, автостопщики обычно стоят на дороге в том месте, где ты легко можешь их заметить. Это увеличивает возможность поездки. — Его левая бровь приподнимается, а в глазах, клянусь, появляется огонек. — Судя по тому, что я сижу на пустынной остановке для отдыха, либо я худший автостопщик в истории, — он делает еще один шаг ближе ко мне, — либо ты вешаешь на меня неправильный ярлык.
Какое-то странное ощущение ползет вверх по моей шее, затем по лицу, и заканчивая покалыванием в затылке. Сбитая с толку, я дотрагиваюсь до своей щеки. Что, черт возьми? Я покраснела? Я даже понятия не имела, что мое тело способно на это. Интересно, мои щеки теперь покрывают тонкие и нежные женские румяна или красные, как свекла, разводы? Кроме того, я никак не могу понять, что с этим парнем?
Я не краснею и абсолютно точно не подмечаю, какой бренд джинсов носит парень, и еще… я не бросаю вызовы интригующим незнакомцам. За все время, потраченное мной на разговор с ним, я превратилась в абсолютно неузнаваемую версию себя, и она мне не нравится… но я и не была в восторге от себя обычной. Ничто и никогда не удивляет меня по-хорошему и тем более не пробуждает к жизни те части меня, которые, по моему мнению, просто не существовали или давно умерли во мне.
Вот серьезно, девочки в старшей школе? Совершенно ненормальные. Слишком остро все чувствующие, краснеющие и неприятные причуды природы. Я никогда не была одной из таких девушек и не позволю себе стать одной из них.
— В любом случае, я не играю на бас-гитаре, просто перебираю струны в свое удовольствие. — Он бросает взгляд на свой кейс.
Мы стоим достаточно близко друг к другу, так, что его дыхание касается моих уже и так горящих щек, и по его глазам я вижу, что он скромничает и немного привирает. Он умеет играть. Я снова отступаю назад, начиная злиться на него. Почему он отвергает мою помощь? Девять из десяти рецепторов, находящихся в моем мозгу, хотя, на самом деле, я понятия не имею, сколько именно рецепторов должно находиться в мозгу у человека, кричат на меня, чтобы я поскорее убежала от этого парня. Мое сердце выскакивает из грудной клетки, и то, что я все еще не обернулась, чтобы проследить за Коннером, делает меня, хоть и на пять минут, ужасно небрежным человеком. Очень плохо. Пришло время для того, чтобы перегруппироваться. Мне нужно прийти к решению, которое не будет превращать мои соски в резчики по стеклу. И вот… я смотрю вправо, замечая, что у Коннера все в порядке, и осознаю, что вновь болтаю с этим парнем так, будто бы у меня есть запасной план или что-то типа этого.
— Джаред играет. Имею в виду, на бас-гитаре. Вообще, он может играть на чем угодно и все что угодно, и делает это просто прекрасно. — Я приподнимаю подбородок, гордясь моим мальчиком. — Поэтому, если ты сможешь справиться с гитарой, он возьмет на себя бас, без проблем.
Он потирает подбородок между указательным и большим пальцами и рассматривает меня, но в классном «глаза выше шеи» стиле. Его правая бровь поднимается, и я вижу, как он двигает своим языком вперед и назад по нижней губе. Женщины по всему свету отдали бы большие деньги за шанс увидеть, как этот парень делает хоть что-то, даже алгебру, поверьте мне. Я занесу все его привычки в каталог в алфавитном порядке, если он присоединится к нам в автобусе — если приподнимается его левая бровь, то это значит, что он в игривом настроении и готов шутить, но если приподнята правая бровь, то это значит, что он очень серьезен и возможно анализирует что-то важное.
— Почему бы тебе не позволить мне попробовать, раз уж застряла в такой ситуации? Кэннон Блэквелл, больше не автостопщик. — Он протягивает мне правую руку. — А ты?
— Лиз. Складка пересекает его лоб, и он неловко отодвигает руку, не пожатую мной. Просто я не готова так рисковать, прикасаясь к нему «кожа к коже». Я смущаюсь еще больше из-за множества бешеных, противоречивых мыслей, роящихся в моей голове, пока мы разговариваем.
— У тебя есть фамилия, Лиз?
Я уклоняюсь от его вопроса и глубоко вздыхаю.
— Вот в чем состоит наша сделка. Я приняла тебя за блуждающего музыканта, в котором мы нуждаемся. Тебе нужно будет пройти проверку личности, осмотр тела и пописать в стаканчик для теста на наркотики, прежде чем ты ступишь в мой автобус. Мы — не какая-то международная сенсация, а просто маленькая, весело проводящая время, группа. Ты будешь делить все деньги с концертов с Джаредом и Реттом, за небольшим вычетом для Брюса и Коннера, а я плачу за все остальное. В свою очередь, ты соглашаешься не принимать наркотики ни в моем автобусе, ни вне него. Ты можешь снимать шлюх, меня это не касается, но не приводи их в автобус. Ты можешь пить в моем автобусе, но не превращайся в неаккуратное животное перед моим братом. — После длинной речи я опускаю плечи и глубоко вдыхаю.
