Вот дерьмо, все это время он держал пакет с рыбками! Но теперь он ничего не держит, и целиком потерян в своем волнении. Похоже, что мы сделаем еще одну остановку.

 — А я заберу себе верхнюю койку! —вмешивается Джаред, поскольку ему надоело спать на нижней полке. Мои парни всегда ищут во всем плюсы.

После двух самых долгих часов в наших жизнях, наполненных удушающим напряжением, клубившимся в воздухе, мы наконец-то останавливаемся там, где можем высадить Ками. Большая удача для нее — то, что мы все еще находились на территории Огайо, когда она показала свою настоящую натуру, поэтому она смогла позвонить кому-нибудь, кто ее бы забрал. Иначе я выбросила бы ее сразу же. Во всяком случае, я думаю, что поступила бы так.

 Бросив на стол карты прямо посреди нашей игры в «Уно» на четверых, Коннер вскакивает, как только мы останавливаемся, и ему открывается вид на парк из окна.

— Ты не сказал Уно, — дразнит его Ретт, — я побеждаю.

— Подвинься, — рявкает Ками на Коннера, пытаясь отпихнуть его с дороги и толкнуть своим чехлом в его бедро, как она обычно делает.

— Я не шутила на счет нее, — предупреждаю я Джареда угрожающе низким голосом. — Пусть она уберется из моего автобуса, иначе тебе придется придумывать мое алиби на время убийства. — Я действительно озадачена и не имею ни малейшего понятия о природе ее озлобленности, скрытой ото всех до этого случая. И, вполне возможно, у нее просто был катастрофически ужасный день… но я не хочу рисковать и давать ей возможность на еще один такой день в моем автобусе.

Джаред спешит к двери и обвивает рукой плечи Коннера:

— Давай-ка отступим назад, чувак, и дадим Ками место, чтобы выйти из автобуса.

 — А куда Ками идет? — он растерянно озирается по сторонам. — Ками, ты куда?

— Подальше, бл*ть, отсюда!

Джаред инстинктивно отодвигает Коннера назад, спасибо Господу, потому что она меня уже достала. Я вцепляюсь в нее и теперь поднимаю свой кулак, полный ее волос. Ретт смеется и оттаскивает меня за талию.

— Все почти кончено, — шепчет он, касаясь губами моего уха. — Держи себя в руках и позволь ей убраться из этого автобуса, и тебе больше никогда больше не нужно будет о ней беспокоиться. Ну, давай же. — Он выпутывает мои пальцы из ее сальных волос и пятится, таща меня за собой. — Давай, посиди со мной, пока она не уйдет.

Я делаю это только потому, что меня удерживают. Он крепко обнимает меня, пока я сижу у него на коленях, прижав голову к его груди. На самом деле все это приводит нас к просто огромной проблеме:

— Через пару дней концерт, а у нас нет гребаного басиста. И что мы теперь собираемся делать?

— Я могу играть! — Коннер поднимает свою руку. Он подслушивал. Джаред подталкивает его плечом, и они садятся рядом с нами.

Время для собрания нашей маленькой семьи, за исключением Брюса. Он всегда занимает капитанское кресло, которое сейчас пустует.

— Ты просто замечательно играешь, Кон. — И это было правдой. Он был очень талантливым парнем, даже написал пару песен очень давно. — Но ты нужен нам на тамбурине, помнишь? — Джаред, любя, напоминает ему.

Каждое шоу дядя Брюс следит за Коннером, они стоят прямо за сценой, где он трясет свой тамбурин, словно чемпион. Я чувствую себя ужасно, потому что все, что он теперь может делать — это просто трясти шумящую штуку, но я не знаю, к чему приведет его выход на сцену. Это непредсказуемо. Некоторая публика лучше, некоторая хуже, и места наших выступлений варьируются от маленьких и любезных до больших и шумных. Мы приспосабливаемся ко всему.

— Это верно. — Его лоб морщится. Как это мило.

— Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. — Я встаю, наконец-то осознавая, что Ками уже ушла. — Хочешь размять ноги на воздухе, приятель?

Прогулка на воздухе нужна не только ему, но и мне, чтобы прояснить свой разум.

Я не имею ни малейшего понятия, о чем мы все думали, и страшнее всего то, что именно я потянула нас к разрушению. На самом деле, изначально все это было моей идеей, наши выступления стали всем, что есть у Джареда и Ретта. Даже если мы бросим все сейчас, то у меня все еще есть Коннер и заначка для отступления, но вот парни были социально и материально отторгнуты от их дерьмовой семьи, как только они ступили на борт нашего автобуса. Ну, официально, основа этому была заложена уже давно. Просто они наконец-то дали своим родителям оправдание для чайных вечеринок в стиле «ничего страшного, что нам все равно на своих детей, ведь они…». Так что, я не могу просто отменить концерт. Может быть, для меня это не так уж и важно, но я предполагаю, что для Джареда и Ретта так и есть. Мне нужно чудо… предпочтительно, чудо с сочувствием или такое, которое может сфальсифицировать его с закрытым ртом, а также умеющее бренчать на бас-гитаре.

То, что началось с разминки для ног на пару минут, превратилось в утренний пикник и игру в фрисби. Я убираю остатки нашего пиршества в мусорную корзину, как что-то, или вернее кто-то, привлекает мое внимание. Привет, чудо. Солнечный зайчик, отскочивший от гитары, перекинутой через спину, было первым, что привлекло мое внимание, но, конечно же, я обратила внимание на пару Levis, идеально сидящую на нем. Черт, да, я заметила. Как я могла не заметить? В конце концов, я здоровая двадцатитрехлетняя женщина.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — Джаред встает позади меня, интригующе шепча в мое ухо. Уверена, что он не думает: «Мне бы хотелось позволить себе один час, чтобы этот парень мог оттрахать меня до такого состояния, что я бы не чувствовала свои ноги».

Я разворачиваю голову к Джареду и пытаюсь саркастически ответить ему так, чтобы он не заметил испуга в моем голосе.

— Если мой ответ на твой вопрос — да, то накорми меня рыбой. Еда для мозгов. Но, естественно не рыбками из аквариума Коннера. — Это напоминает мне о… ладно, давайте дождемся, когда приятель сам упомянет об этом.

— Серьезно, всезнайка, мы собираемся стоять здесь, пыхтя и дожидаясь, что он заметит нас, или пойдем и спросим его?

— Спросим его, о чем? — мы оба знаем, что я несу чушь — я точно знаю, что он имеет в виду. И да, если бы мы жили в идеальном мире, то можно было бы говорить о вмешательстве Господа…парень с гитарой, так вовремя оказавшийся на том же месте, что и группа, по совпадению нуждающаяся в гитаристе, но я не верю в идеальный мир. Я откидываю голову назад, всего лишь на секунду, чтобы насладиться ясным, бесконечным голубым небом и ожиданием, наполненным теплотой мысли. Хорошо выглядишь, мам.

 — Я не могу позволить незнакомцу жить в одном автобусе с приятелем. А что, если он серийный убийца? — что, если он не так симпатичен внутри, как снаружи?

— Ах, Мама Медведица, ты проверишь его при помощи всех своих тестов. Ты осторожна. И он все еще может сказать, что мы с тобой сумасшедшие, и послать нас. Давай сначала спросим, а потом уже будем беспокоиться.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки и бросаю взгляд назад, подмечая, что Коннер все еще бросает фрисби со счастливым лицом, а Ретт тем временем наблюдает за ним.

— Ты спрашиваешь его или я? — вздыхаю, с надеждой маскируя мурашки и предвкушающее покалывание, пробегающее вдоль позвоночника.

— Он — гетеросексуал, могу тебе сказать даже отсюда. Скажем так, мы направим на него, — он указывает пальцем на мою грудь, — тяжелую артиллерию.

— Не пялься так на мою грудь! — я пихаю его, открыв от удивления рот. — Ты мне как брат. Это незаконно почти в сорока штатах, и, кроме того, это противно.

— Но ты не считала, что это было противно, когда...

— Хватит. — Я торопливо хлопаю рукой по его рту. — Я пойду, а ты стой прямо здесь и внимательно наблюдай. Если он достанет оружие, то набери 911, когда побежишь спасать меня.

— Разумеется, — он смеется надо мной, полный уверенности в своей победе.