— Ретт немного гиперопекающий, но его сердце в правильном месте. Он любит меня и Коннера, вот и все. Мы через многое прошли вместе, так что он с подозрением относится к новым людям.

Он приподнимается на локте и подпирает щеку рукой.

— Вы, ребята, все выросли вместе или...

— Ага.

— Достаточно, нет необходимости вдаваться в подробности,— смеется он.

— Не буду.

— Хорошо, я могу понять намек. Итак, где выступаем дальше?

— Я знаю, что мы здесь еще на одну ночь, а потом, честно говоря, понятия не имею. Надо будет спросить у Брюса, — зеваю я, глубже зарываясь в подушку. Закрываю глаза и пытаюсь выровнять свое дыхание: наша непосредственная близость, приглушенный свет и тихие ночные голоса делает это более трудным, чем обычно. Но я чувствую тяжесть его взгляда на себе: он не двигается, новые вопросы умирают от желания вырваться из его рта. Я задавала ему много вопросов, и он слепо верил нам, поэтому я решаю кинуть ему косточку и открываю сонные веки:

— Что?

— Почему ты делаешь все это? — он крутит пальцем в воздухе. — Группа, путешествия. Почему ты делаешь все это?

—То, что я не знаю все наши остановки, не значит, что мне это не нравится.

— Думаю, что именно это и значит. Ты в курсе каждой мелочи, происходящей с Коннером, а также перемен настроения Ретта, вещей, которые тебя действительно заботят.

Я закатываю глаза в почти полной темноте, парируя над его чересчур острым замечанием.

— Ты не прав. Я люблю группу.

— Это я знаю. Это совершенно ясно, что ты любишь каждого из них. Но нравится ли тебе быть в группе?

Жертва расспроса — ненавижу это. Словно приготовленная букашка на летнем тротуаре; моя кожа горит, горло чешется, и я чувствую себя беззащитной без моей брони.

Когда ребята вернутся? Ему уже удалось проникнуть в мои тайные мысли, и теперь он пытается обезоружить меня еще и в реальности.

— Слишком много вопросов, мне очень жаль. Забудь все, что я сказал, — его голос смягчается, поскольку он поворачивается спиной. — Спокойной ночи, маленькая ведьмочка.

— Спокойной ночи, — бормочу я, настолько расстроенная и далекая ото сна, насколько это вообще возможно.

Следующим утром соблазнительный запах бекона и приглушенный непрекращающийся смех Коннера будят меня. Потянувшись, я поворачиваюсь и вытягиваю шею, чтобы выглянуть из-за кровати, и молюсь, чтобы не Коннер готовил еду.

— Бетти, где мои рыбки?

Он был наготове, явно ожидая момента, когда я проснусь. В конце концов, он заметил пропажу своих питомцев, а я надеялась, что он уже забыл о них.

 — Мы купим еще, приятель, я обещаю, — хриплю я непривлекательным утренним голосом. — И с добрым утром тебя.

Он подскакивает и хватает меня за руку, вытаскивая из теплой кровати.

— Кэннон и я готовим завтрак!

Торопливо проверяю свой наряд на наличие возможных неполадок, лихорадочно провожу руками по волосам и незаметно вытаскиваю какое-то скопление из глаза.

— Я чувствую аромат. Что вы, ребята, готовите?

— Кэннон, что мы готовим? — спрашивает Коннер, от чего я захихикала.

Кэннон с ухмылкой оборачивается к нам со своего места возле маленькой кухонной плиты. Сейчас я уверена, что выгляжу как оживший мертвец (Привет из склепа), тогда как Кэннон выглядит лучше, чем любой завтрак. Его влажные волосы кажутся почти черными, он босой и на нем только джинсы. Снова. У него есть рубашки, я знаю, что есть, сама видела, как он их носит. Так какого черта он постоянно оголяет торс?

— Коннер, а что же мы готовим? Ну же, ты знаешь.

Моя спина напрягается, а руки тотчас сжимаются в кулаки. Что за игру он затеял, поддразнивая приятеля? Я открывают рот, чтобы спросить его об этом, когда Коннер щелкает пальцами:

— Сэндвичи на завтрак!

— Именно! — подмигивает Кэннон.

Моя голова поворачивается туда и обратно, с одного на другого, челюсть отвисает, а в голове крутятся шестеренки, пытаясь осмыслить то, что только что произошло.

— Кто-нибудь проснулся? — кричит Брюс снаружи, после чего слышится стук в дверь.

Он отказывается спать в автобусе, всегда ночуя в гостиничных номерах. Удобно, учитывая, что все кровати были заняты.

 Кэннон впускает его, а затем возвращается к раскаленной сковороде.

— Доброе утро, Брюс. Ты как раз вовремя к завтраку.

— Мне не надо, спасибо, — он похлопывает себя по животу. — Я перекусил в отеле. — Он ловит мой взгляд, и его глаза сужаются. — Что с тобой, девочка? Выглядишь так, будто увидела привидение.

— А? Ох, ничего, — отнекиваюсь я. — Пойду, приведу себя в порядок. Мальчики, поднимайтесь, если хотите есть! — выкрикиваю я и вытягиваю руку, чтобы разбудить их обоих, когда прохожу мимо их кроватей в ванную. Я не имею ни малейшего представления, во сколько они легли, но знаю точно, что они никогда не бывают слишком уставшими, чтобы упустить возможность поесть.

Закрывшись в ванной, осмеливаюсь взглянуть на себя в зеркало. Точно, как я и боялась: «Привет из склепа». Интересно, мой дядя имел в виду это великолепие или мое лицо, шокированное общением Коннера и Кэннона? И что, черт возьми, не так с этим парнем? Щеголяет весь такой сексуальный, задает личные вопросы, подперев голову, готовит, побуждает Коннера думать самому, весь из себя доброжелательный. Слишком самоуверенный — вот кем является Кэннон. Отыгрываешь один концерт и никогда не носишь долбанную футболку, и вдруг ты — всемогущий?

К тому времени, как я почистила зубы, расчесала волосы и умыла лицо, я все еще не была довольна собой. Это странно. Не уверена, поражена ли я, подавлена или просто явно завидую. Мне бы хотелось думать, что никто не справляется с Коннером лучше меня, и все же… я довольствовалась достигнутым, потому что легче отвечать на его вопросы, чем заставлять размышлять самому. Это вынуждает меня чувствовать себя эгоисткой, потому что этот кратчайший путь экономит мое время. Мне стыдно за саму себя, и немного задевает, что Кэннон указал на это, пробыв с нами всего несколько часов.

Что ж, дерьмовая я сестра или нет, но я не могу бездельничать в ванной весь день. Я поднимаю голову, мое выражение лица словно маска, с которой я хожу ежедневно, а затем возвращаюсь к людям, которых люблю больше всего на свете, и к одному новичку, который интригует меня больше, чем кто-либо в жизни.

Как и ожидалось — они устроили бои едой. Наверное, мне следовало бы разозлиться, ведь мысли об уборке утомляют, но это невозможно. Коннер откровенно визжит, Джаред ныряет под стол, ударяясь головой, а Ретт — Ретт смеется! Я молча наблюдаю. Мое сердце разрывается на части, кажется, несколько минут.

Кэннон замечает меня первым. Его глаза виновато расширяются, встречаясь с моими.

— Попались, — бормочет он уголком рта. — Прекратить огонь, повторяю, прекратить огонь.

Остальные четверо преступников вылезают из-под столов, пытаясь вытереть лица, и медленно поворачиваются, чтобы увидеть меня. У всех на лицах играет самодовольная виноватая улыбка.

— Это Джаред начал! — Коннер указывает на него пальцем.

— Черт, Кон, — он щипает его за руку, — все время сдаешь меня. Она же еще ничего не спросила!

Капля кетчупа стекает по подбородку Ретта, яичная скорлупа осыпается с волос Коннера, а мой дядя слизывает желе со своей руки.

Вот почему я делаю это, мистер Самоанализ. При этих мыслях я бросаю взгляд на Кэннона, чужака, который быстро влился в ритм нашей группы, нашей семьи, на удивление понимающий и заполняющий пробелы, о существовании которых я даже не подозревала.

Необъяснимый огонек в его сосредоточенном взгляде на меня говорит, что он точно знает, что только что промелькнуло у меня в мыслях. Его глаза проникновенные, немного мрачные и, вероятно, я выдаю желаемое за действительное, но клянусь, я чувствую, как легкость «связи» постепенно накрывает меня умиротворяющим теплом.