— Не шевелись, — приближается он, достигая моего лица, собирая… ресничку. —Большой или указательный палец?
— А?
Сжав два пальца вместе, он объясняет:
— Выбери, на моем большом или указательном пальце окажется твоя ресничка. Если будешь права, то закроешь глаза, загадаешь желание и сдуешь ее, — он ласково улыбается мне. Только что он познакомил меня с самой захватывающей игрой, в какую я когда-либо играла.
— На большом пальце, — еле выговариваю я. Он разжимает свои пальцы и, конечно, моя беглянка-ресничка приклеена к подушечке большого пальца. Он наклоняется и теплое, свежее дыхание касается моего лица.
— Закрой глаза и загадай желание, а затем сдуй. Но не говори мне свое желание.
Я делаю, как он сказал. Чары разрушены и мои глаза открываются, когда он смеется. — Только одно желание, Лиззи. Это похоже на целый список.
— Оу, — виновато бормочу я, опустив голову.
— Хей, послушай, ничего страшного. На самом деле, ты кажешься напряженной, — говорит он низким, податливым голосом опасно близко к моему уху. — Могу поспорить, ты истощена, потому что всегда все делаешь для остальных. Тебе надо сходить принять хороший, долгий и горячий душ.
Если бы Джаред мог видеть меня сейчас, он бы просто умирал со смеху, и я бы никогда не услышала, чем закончится это предложение. Мой язык опух, не в состоянии сформировать слова, и я очень боюсь, что, когда, наконец, начну двигаться, мои дрожащие колени подогнутся. Я начинаю вспоминать причину, по которой никогда не ходила на свидания. Властная, стервозная, заботливая и незаметная — все, что у меня есть. Черт возьми, не так уж и много. Если я открою рот, то могу с уверенностью заявить, что из него вылетят лишь заикания, и он добавит пункт «неуклюжая идиотка» к своему списку «то, что я знаю о Лиз».
— Продолжай, — он улыбается, слегка толкая меня локтем в спину. — Надеюсь, твое желание сбудется, — подмигивает он. — Ты голодна? Я бы мог приготовить тебе что-нибудь, пока ты будешь в душе.
Как будто моя голова слишком большая для моего тела, я неуклюже качаю ей и спотыкаюсь о ряд выдвижных ящиков в стене, выискивая какую-нибудь одежду для сна. Решив надеть футболку и шортики, я пытаюсь проворно проскользнуть в ванную и закрыть дверь. Если проворно теперь характеризуется как неуклюжесть, косолапость с грацией слепого трехногого слона... то я, возможно, справилась с задачей.
Наконец-то я осталась одна без пристального внимания или вопросов обо мне. Я сползаю спиной вниз по закрытой двери и стекаюсь в лужицу на полу. Что я наделала? Я осознанно пригласила ходячее и сдирающие трусики очарование в свой автобус! Как я могу управлять группой, семьей, заботиться о Коннере, в то время как сама стараюсь неожиданно не воспламениться? Я бы с удовольствием пошла за советом к подруге, но у меня нет ни одной. У меня только мальчики. Ладно, и что они посоветуют? Возродив в памяти наши разговоры на подобную тему, я пришла к одному выводу. Джаред наверняка нокаутировал бы бедного парня. Неординарно, но я всегда ищу освобождение своему отчаянию и разрывающему на части влечению во время того, как принимаю душ. После этого я смогу каким-то образом вести себя нормально в его присутствии и избавлюсь от этого стервозного голоса в моей голове, кричащего: «Что, черт возьми, с тобой не так?!». Да, прекрасная идея. Я действительно могу похвастаться хорошим багажом знаний в борьбе с самой собой.
Мысленно все распланировав, я залезаю в душ и приступаю к работе. Мои блондинистые волосы вымыты, мытье всего моего тела в 5'3 фута занимает еще около трех минут, а потом я позволяю своим пальчикам выйти на прогулку. Закрыв глаза, позволяю голове упасть вперед, упершись в стену одной рукой. Теплая вода медленно стекает по моей спине, с каждым глубоким вдохом я расслабляюсь все больше и начинаю представлять себе Кэннона Блэквелла. Высокий, стройный и утонченно красивый — он мог бы войти в клуб для избранных, по сравнению с моим «ничем»; он возвышался надо мной. Дразня, моя рука ползет вниз по моему дрожащему животу, один палец намекает на то, что хочет. Я прикусываю губу, стараясь, чтобы мои вздохи и стоны были как можно тише, теперь два пальца потирают вокруг с идеальной скоростью и давлением. Мужчина же так поступает? Мягко, прекрасно зная, в чем ты нуждаешься и что тебе нравится? Или же более сильно, своими большими ладонями с восхитительными мозолями на кончиках музыкальных пальцев заставляет тебя чувствовать все это еще сильнее? Не просто мужчина, а именно этот мужчина, перфекционист, играющий на мне, словно я мелодия, которая растворяется в звуках музыки, и доводящий меня лишь мыслями о нем до умопомрачительного оргазма во время мастурбации.
Задыхающаяся и дезориентированная, я сажусь под теплую струю воды с подтянутыми к груди коленями. Конечно же, я чувствую себя лучше, но все же чего-то не хватает, как будто я только затрагиваю поверхность бурлящего котла внутри меня. Когда раньше у меня был секс, он был больше направлен на исцеление, разделение боли с другим человеком, которому я могла доверять, объятия и легкие поцелуи, переходящие во что-то большее. То, что я чувствую сейчас — совершенно другое, физическое влечение к мужчине, которого я нахожу нереально привлекательным.
Я истосковалась по вкусу его губ, изучила досконально скорость движения языка, силу возможного наказания. Как бы он пах, если бы был сверху меня во время секса? Какие неприличные слова он бы нашептывал мне в ушко во время наших движений напротив друг друга?
Я еще больше погружаюсь в свои фантастические мысли, но холодная вода, спускающаяся вниз по моей спине, выдергивает меня из моего затуманенного похотью мира и второго раунда наслаждения. Я никогда не кончала дважды, неудовлетворение и боль в запястье от быстроты движений всегда наступали задолго до второго оргазма. Однако, только что это произошло, моя рука сама решила вновь пройтись по центру, пока я мечтала.
Используя стену, чтобы подняться, я выхожу, вставая ровно под вентиляцией. Холодный воздух обдувает мою нагую, мокрую и сверхчувствительную кожу, мотивируя меня быстрее обтереться полотенцем и одеться. Почистив зубы и расчесав волосы, я делаю глубокий вдох и открываю дверь ванной.
— Чувствуешь себя лучше?
Черт побери, я аж передергиваюсь от неожиданности. Этот парень стирает в пух и прах все, что, я думала, знаю о себе, превращая «ничего не пугающуюся Лиз» в смущающегося олененка. И правда в том, что я поняла это в ту же минуту, как увидела его, но все равно приняла его к себе. Да, я хочу чувствовать. Можете подать на меня за это в суд.
— Намного, — наконец-то отвечаю ему, забираясь под одеяло в кровать прямо напротив него. Он лежит на боку, смотрит на меня, разрушая весь мой «метод расслабления», который я провела совсем недавно над собой. Пять секунд, и я снова натянута как струна. — Ладно, эм, доброй ночи, — бормочу я, отворачиваясь от него.
— Я отлично провел время сегодня вечером, — тихо говорит он. — Спасибо за предоставленный шанс.
— Оу, да не за что, это тебе спасибо за помощь нам. И не беспокойся о Ретте, он придет в себя. Возможно.
— Кстати об этом, мы можем как-нибудь поговорить?
Поворачиваюсь назад к нему и, несмотря на свое обычное мнение, сейчас я благодарна за низкое прикрывающее освещение.
— Конечно. Что такое?
— Я рассказал тебе и парням очень много о себе. И я знаю, что ты отклоняешь какие-либо личные вопросы, что нормально. Но если я собираюсь жить с вами в автобусе, может, ты просветишь меня про некоторые взаимоотношения?
— Например? — озадаченно спрашиваю я.
— Коннер — твой брат, а Брюс — твой дядя, эта часть понятна. Но, как Ретт и Джаред начали играть? Потому что, должен тебе сказать, остальным пришлось вытащить Ретта сегодня вечером. На самом деле, он угрожал расчленить меня, когда уходил. Думаю, что сейчас он может стоять снаружи, прислонившись ухом к автобусу, и ждать повода, чтобы убить меня.
Я бы не удивилась, но не более чем тому, что он вообще оставил нас здесь одних. Но Ретт знает, что если мне потребуется помощь, и я позову Коннера, то мой брат надерет задницу Кэннону в считанные секунды, не задумываясь ни о последствиях, ни о муках совести, а затем сломает ему шею, как прутик. Я подозреваю, что Ретту просто нужно было немного пространства, чтобы смириться с тем, что он тоже наконец-то понял, что Кэннон безобиден. Ретт всегда уверен в плохом, поэтому ему гораздо легче убрать кого-то, нежели дать ему шанс. Он просто видит в этом свою возможность причинить тебе боль. С его настроением на сцене сегодня вечером я рада, что он вышел прогуляться. В этом автобусе уже и так начинаешь испытывать клаустрофобию.