Гора Спасительная и постройки Печенгского монастыря

Мои сотрудники, отцы Азария и Аввакум, спаси их Господи, служат примером для печенгской братии, выстаивают полунощницу и утреню, попивши чайку, идут дрова пилить, колоть и укладывать. Отец Азария выбран братией духовником. На 1-й неделе Великого поста исповедовалась вся братия уже у нового духовника. Очередную седмицу я тоже служу, в воскресенья и праздничные дни служим собором.

Игумен Иакинф с братией Печенгского монастыря

Я, по Божией милости, привыкаю, все всматриваюсь, дожидаю настоятельских скорбей, сознаюсь, не обладаю от природы хорошим умом и сообразительностью, только надеюсь на Господа и Его святое милосердие, пусть Он управляет, как хочет, по Своей благости. Руководствуюсь книгою преподобного аввы Дорофея, вся книга хороша, там есть наставления и настоятелю весьма назидательно, и прочие книги читаю святых отцов. Духовно-нравственные книги разных содержаний большевики не взяли, взято ими: светские книги – 1000 экземпляров и еще много разного имущества, несколько перечислю: 24 коровы, 5 лошадей, 130 оленей, трески соленой 25 бочек по 25 пудов в каждой бочке, кирпича 150 тысяч, с гостиной всё обрано – тюфяки, одеяла, посуда, подушки, 5 швейных машин, сукна серого 100 аршин, пряжи 16 пудов, оленьих шкур 28 штук, тюленьих шкур 40 штук, керосину 300 пудов, самоваров 15 штук, скатерти, полотенца, тулупы, рясы, теплые сапоги, вообще, что в рухальной было хорошее, все взяли, оставили только худое, еще уцелело, что только было спрятано. При сдаче Печенгской местности Финляндии большевики хотели окончательно все увезти из монастыря, и монахов – в Мурманск, но не успели это сделать, скоро заняли эту местность финны. Церковное имущество было увезено на 20 верст большевиками, но вернули обратно. После такого грабежа недолгое время печенгская братия жила спокойно, последовало отбирание имущества финнами. Отошло во владение правительству следующее: нижний весь монастырь, большой двухэтажный корпус, гостиная, кладовые, конюшня, кузница, лесопильный завод с электрическим двигателем, церковь. Нам разрешено служить только два раза в год, в память избиения братии шведами, и еще много домов и сараев отобрано финнами. Подробное описание, написанное письмоводителем, прилагаю. Спасибо, урезали хорошо, умеют делить. А вознаграждения за отобранное имущество у монастыря, нам местное финское начальство сказали, что не будет. […]

О Соловецком монастыре сообщаю следующее: прошлый год были люди в Печенге из г. Архангельска, говорили, что в Соловецком монастыре сделана ссыльная тюрьма, управляется монастырь комиссаром, настоятель и соборные в количестве восьми человек увезены в Архангельск в принудительные работы, и 80 иноков взяты на войну. В данное время как там живут иноки – неизвестно, комиссары держат в большом секрете. Когда пароход приходит из монастыря в г. Архангельск, на пароход никого не пускают, комиссар и еще четверо с ним идут в город, берут, что им нужно, и уезжают обратно.

Выше всего прописанного в заключение скажу: ничего, еще жить можно, кое-какие есть средства, если не будет еще грабежа от иноплеменников. Оказывается, Иакинфу игуменство-то на пользу, лицо стало покруглее и ручки попухлее. Живется не как на Предтече [имеется в виду Предтеченский скит].

Земно кланяюсь всем соборным, письмо прочитаете, наверное, во время чая, приятно кушать. Отец эконом, наверно, на Предтече безмолвие водит, передайте ему поклон. Не пожелает ли он к нам на Печенгу? Места-то для безмолвия очень удобные здесь, пять пустынных келлий, есть свободные, на выбор может занять. Вот что маленько может страшить – медведи у нас есть. Зимой их не видно, в берлогах лежат, а летом можно наткнуться на него. Но пустынники не должны бояться медведей.

Простите, писать-то не мастер, не логично выходит. Впредь намерен я вам писать и вас прошу, не отказывайте нам возвещать нам о дорогом Валааме.

Пребываю сомолитвенник ваш игумен Иакинф с братией».

О состоянии монастырского хозяйства на первых порах настоятельства игумена Иакинфа можно судить по его письму, направленному 4 июня 1922 в Финляндский Монашеский Совет:

«Уведомляем вас, что вследствие смутного времени Руси в 1919 и 1920 гг., реквизиций и несуразного пользования монастырским достоянием другими не было возможности правильно вести порядок записей по монастырским отраслям хозяйства, а затем в конце 1920 г. монастырь был обобран русской советской властью и остался с почти пустующими продовольственным и рухлядным амбарами – с небольшим количеством одежды и обуви у каждого из братии монастыря и с небольшим же остатком строительных материалов, каковой затем был взят финляндцами. Поэтому, не имея основательных документов, сведений за это время по хозяйствам представить не можем. […]

Жизнь монастырская началась вновь с введением по возможности хотя сколько-нибудь порядка по хозяйствам с вступлением монастыря во владение Финляндии в начале 1921 г., за каковой год поступило финляндскими деньгами: [приводятся суммы поступлений за 1921 и 1922 гг.]. Причем приход сумм за 1921 г. получился большею частью за проданную монастырем, полученную из Америки подошвенную кожу – 76 880 марок (каковой доход временный, за постоянный считать его нельзя), затем за подводы на лошадях, от продажи в силу необходимости сена и, наконец, личного заработка монашествующих финнов. Расход за 1921 г. был почти только на приобретение продовольствия, а в настоящее время необходима покупка одежды и обуви и предметов, утраченных монастырем при обирании его.

Монастырь существует в настоящее время на усиленные труды всего личного состава братства. [Монастырь] возбудил ходатайство об уплате ему хотя сколько-нибудь за взятое у него недвижимое и движимое имущество Финляндским правительством. И если это не будет уважено правительством, и будет продолжаться еще реквизия монастырского достояния и коснется в виде налогов, усиленным трудом добываемых только для текущего содержания сумм, то все это повлечет к упадку и еще большей трудности жизни монастыря».

Первые годы для нового настоятеля были особенно трудными во всех отношениях. И материальное положение обители, и, в первую очередь, духовное состояние братии глубоко удручали игумена. Очень уж отличалась подвижническая жизнь Валаамского и Печенгского монастырей. Воспоминания о любимой обители преподобных Сергия и Германа на Ладоге не отпускали отца Иакинфа. Истинным бальзамом на душу Печенгского игумена были весточки из родной обители, как, к примеру, предпасхальное письмо настоятеля Валаамского монастыря игумена Павлина от 7 апреля 1922 года:

«Честнейший о Господе, достойнейший о. игумен Иакинф, со всей о Христе братией Трифоно-Печенгской обители, радуйтесь о Господе!

Совершив душеполезную и спасительную Четыредесятницу и вступая ныне в поприще святых страстей Христовых, братски приветствую Вас со всей о Христе братией обители вашей со Светлым праздником Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, сердечно и молитвенно желая встретить и провести это всерадостное христианское торжество в мире и утешении духовном.

Ежегодно, когда в Святую Пасху начинается в храме Божием торжественное и взаимное пасхальное приветствие, тогда помяните, что и все мы – собратия ваши о Воскресшем Христе и как духовные чада единой по духу Валаамской обители заочно приветствуем каждого из вас всерадостным приветствием: „Христос воскресе!“ В этих двух словах – вся сила веры нашей. В этом кратком приветствии заключается величайшее значение, непреодолимая сила, победный клич окончательной победы жизни над смертью. Если Христос не воскрес, – говорит апостол, – то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша [1 Кор. 15, 14]. Если бы Христос не воскрес, если бы Каиафа оказался правым, а Ирод и Пилат мудрыми, тогда мир был бы бессмыслием, царством зла, обмана и смерти. Если бы Христос не воскрес, то кто бы мог тогда воскреснуть? Но Он ВОИСТИНУ ВОСКРЕС!