«В Калифорнии всегда теплые зимы, – хочется ей сказать. – Теперь этот город может задохнуться под снегом и льдом, мне все равно».

– У тебя есть деньги? – спрашивает он, не глядя на нее.

Она испытывает внезапный укол беспокойства.

– Да. – И немало. Но ему не положено знать об этом.

Песня на радио сменяется другой, более скорбной и тоскливой. Мимо громыхает автотягач с прицепом.

– У тебя есть все, что тебе… нужно?

– Тебе-то какое дело? – раздраженно фыркает она, потому что он нарушил ее настроение. – Какое тебе дело до того, что у меня есть и чего нет?

Он сердито смотрит на нее. Гнев в его взгляде пронзает ее душу; его сила давит ей на грудь и затрудняет дыхание. Она тянется к сигаретам, закуривает и выдыхает дым в окошко.

– Ты не должна так себя вести.

– Иди ты к черту. Все кончено. Вряд ли для меня будет иметь значение, что ты еще скажешь.

Он едет в молчании и через некоторое время снова смотрит на нее. На этот раз она видит боль. Парень в большой беде, и это пугает ее.

– Ты можешь ехать быстрее? Я не хочу пропустить автобус.

Когда они огибают поворот, она видит Тревора, ждущего под знаком остановки автобуса Renegade Bus Line. Он в черных джинсах и черном кожаном пиджаке. Его рюкзак валяется в пыли у его ног.

– Какого дьявола? – Он тормозит и гневно смотрит на нее. – Что здесь делает этот ублюдок?

– А тебе-то что?

Он моментально сворачивает с дороги и едет по грязной обочине, едва не опрокидывая Тревора, который отважно стоит на месте и не двигается ни на дюйм. В последний момент он так резко тормозит, что она дергается вперед вместе с поясом безопасности; потом ее голова откидывается назад и ударяется об охотничье ружье в ружейной стойке за ее спиной.

– Господи!

– Скажи мне, что он здесь делает! – Он протягивает руку и выхватывает сигарету у нее изо рта.

– Эй, придурок! – Она тянется за сигаретой.

Он выбрасывает окурок в окно.

– Я разговариваю с тобой. Черт побери, Уитни, уж разговором ты мне обязана.

– Пошел ты на хрен, Хоген. Я тебе обязана гонореей.

Он смотрит на нее словно громом пораженный. В нем горячими волнами пульсирует энергия.

Внезапно он отстегивает пояс и распахивает дверь со своей стороны.

– Оставайся в машине, – властно произносит он.

Ребекка сидела напротив констебля Бака Джонстона за металлическим столом в полицейском участке Клинтона. Крошечный отдел Королевской конной полиции состоял из двух человек и вспомогательного персонала, в случае тяжких преступлений вызывали сотрудников из других округов. Отдел выглядел точно так же, как в то время, когда здесь работал ее отец. Вероятно, даже стол остался прежним.

Бак держал перед собой папку с материалами дела, сбоку стояла коробка пончиков. Старые тепловентиляторы гнали нагретый воздух, но Ребекка не сняла парку. Она подозревала, что холод, пробиравший ее до мозга костей, связан скорее с тем, что она видела в морге, а не с холодным фронтом из Арктики.

Ей удалось снять номер в мотеле «Карибу-Лодж» в нескольких кварталах от полицейского участка.

Это было единственное место в городе, где можно остановиться и переночевать. Она оставила свой «приус» на автостоянке мотеля и прошла пешком по главной улице в надежде, что физическая разминка поможет согреться.

Не получилось.

– Кофе? – предложил Бак. – У меня тут есть кое-какая выпечка из «Пончикового кафе» Додда.

– Нет, спасибо.

– Трудно поверить, но Дот до сих пор жив. – Бак придвинул свой стул ближе к столу. Он явно испытывал неловкость и пользовался легкой беседой как прикрытием от напряжения, исходившего от Ребекки. Она и представить не могла, что Бак когда-нибудь станет полицейским. В школе он был неуклюжим толстяком, и дети издевались над ним из-за лишнего веса. Но он вырос, стал заметно выше шести футов, и теперь небольшая полнота только красила его. Его большие глаза имели зеленовато-голубой оттенок, а темно-каштановые волосы были коротко стрижены и уже начинали редеть. Румяное лицо с лучиками морщин вокруг глаз могло принадлежать фермеру, а заскорузлые пальцы – зимнему охотнику. Ребекка задавалась вопросом, унаследовал ли он ранчо своих родителей и женат ли он. Обручального кольца не было.

– Правда, теперь заведением управляет не Дот, а Марси Фоссам, – продолжал Бак. – Помнишь Марси? Ее дочь сейчас учится в колледже в Ванкувере. Марси выкупила это кафе вскоре после твоего отъезда из города…

– Если тебя не затруднит, Бак, мне хотелось бы поскорее перейти к сути дела. Мне нужно знать, что случилось на самом деле.

Выражение его лица изменилось, и он слегка прищурился. Потом раскрыл папку и откашлялся.

– Когда пожарные приехали туда, весь дом был охвачен огнем. Им не оставалось ничего другого, как сдерживать его распространение. – Он поднял голову и коротко взглянул на Ребекку, прежде чем вернуться к своим записям. – Войти туда и приступить к поискам Ноя стало возможно только на рассвете. И это было непростым делом, потому что взрыв цистерны с пропаном практически сровнял дом с землей, а вода из пожарных насосов замерзла и покрыла место происшествия толстым слоем льда. Но мы – констебль Эми Беккет и я – с первыми лучами солнца сфотографировали и описали место происшествия. У меня есть фотографии, я попросил отпечатать их для тебя.

Он выбрал несколько глянцевых фотографий из папки и подтолкнул их к Ребекке, как будто сдавал карты. После некоторого колебания он снова встретился с ней взглядом.

– Мне нравился твой отец, Бекка, – тихо сказал он. – Он всем нам нравился. Ной был необыкновенным человеком, и мы перед ним в долгу за годы его службы. Он вдохновил меня стать офицером полиции… Этого не должно было случиться. Нам следовало это предвидеть и что-то предпринять. Как-то вмешаться.

Ребекка смотрела на его лицо. В глазах Бака она читала печаль и сочувствие. С некоторым изумлением она осознала, что он тоже чувствует себя виноватым. Она не знала, что ее отец стал источником вдохновения для Бака. Но в выражении его лица было и нечто осуждающее и настороженное. Это она должна была предвидеть исход событий. Она отказалась от верности своему отцу и этому городу, она покинула свой дом, чтобы стать лучшей, более известной и раскрученной блюстительницей закона в густонаселенной части страны – в центре цивилизованной жизни по сравнению с сельским болотом, которое находилось в ведении капрала Бака Джонстона.

Ее вдруг посетила мысль, что Бак Джонстон оказал эту услугу – передал ей фотографии с места пожара – ради ее отца, а не ради нее самой.

Внезапно Ребекка почувствовала себя обнаженной и уязвимой. С этим чувством она не собиралась мириться.

– Спасибо, Бак, – тихо сказала она.

Он сделал глубокий вдох и постучал указательным пальцем по первой фотографии.

– Причиной пожара считается упавшая керосиновая лампа на кухне у Ноя, вот здесь. Такова интерпретация ребят из следственной группы пожарного департамента.

Ребекка вздрогнула, глядя туда, где когда-то находилась кухня их семейного дома. Место было неузнаваемым. Дом оказался буквально стерт с лица земли. Повсюду обгоревшие и почерневшие перекрученные куски пластика и металла, вмерзшие в лед и окаймленные жутковатыми сосульками по краям. Ребекка вспомнила тело своего отца в морге, и ее сердце учащенно забилось.

«Сосредоточься».

Она заставила себя сузить фокус внимания на указательном пальце Бака.

– Имеющиеся свидетельства согласуются с версией, что лампа была опрокинута с кухонного стола, разбилась, и пролившийся керосин загорелся под столом.

Его палец переместился на следующую фотографию.