- Так что же, Амвросиевна, оболгал вас Иван?

   - Да не виноват он, не понял он меня, не смог понять, раз запретила ему что-то делать, значить враг я ему. - пренебрежительно махнула рукой, отпила глоток из чашки, глянула она на меня:

   - Не бойсь и ты такое ж скажешь вскоре.

   Странное что-то скрывалось за её словами непонятное... И не в словах её было дело, странное тревожное чувство зарождала эта беседа во мне, барахтался я в её деталях, выясняя образ Бабы-Яги, её взаимоотношения с Иваном, а дело было в другом. Что-то другое происходило, как будто получал я, подобно сказочному тому Ивану, какую-то важную информацию от Бабы-Яги, ещё не понимая этого, - какой-то совет, который определит все дальнейшие мои мысли, мои желания и действия, независимо от моего отношения ко всему этому. Она воздействовала на нечто глубинное, что определяет сами мысли и желания, что порождает эмоции, и ощущения... Усталость не позволяла мне немедленно разобраться во всех нюансах происходящего, и только неясным ощущением открытия вызревало всё это время в глубинах сознания.

   - А я то причём? - изумился я её словам.

   - А то, как же - не причём? Понадобилась бы моя помощь, коли б не причём? - вздохнула она: - Вот так и Ивана выручила, а что в благодарность..? Да Бог с ним...- досадливо поморщилась: - Да разве ж благодарность мне нужна? Сложнее всё.- смотрела она на меня требовательно: - Надеюсь, одумаетесь, дурни-строеросовые. А вам всё одно - из одной смерти вырву, тут же в другую лезете...

   Я покровительственно улыбнулся:

   - Что поделаешь, бабуся, - "тяжёлое дело растить сыновей!". Жизнь - борьба, и участие в ней обязательно, а победа - барышня капризная...- ухмыльнулся я, откидываясь к стенке.

   Собирая со стола, с таким сожалением посмотрела она на меня, что слетела с меня эта не к месту одетая бравада, и заёрзал в смущении я на скамье.

   - Глянь-ко на себя - из-за грязи не видно... Задумался бы чего так? А то - борьба... С кем борешься, посмотри, - с жизнью! Так она настолько сильнее тебя, что и борьбы-то твоей не замечает. Эх, дурак, дурак...

   Тут я загорячился, много она на себя берёт, а как жить тогда - там, тот Породистый, со своим - очевидным до тошноты, здесь эта с чем-то непонятным:

   - Амвросиевна, что-то мудрите вы здорово и непонятно. Что же делать и как жить: - ведь если происходит вокруг тебя что-то, что явно выгодно кому-то, а у тебя ущерб очевидный. Так что же смотреть да поплёвывать - мол, какая там борьба...Что это за примиренчество - не противление злу насилия?

   Амвросиевна, прекратив свою уборку, присела к столу:

   - Не такая я мудрая, что бы ответить тебе...- начала тихо, разглаживая передник на коленях: - Не умею мудрых речей говорить. Вещая я - вещать могу, предсказывать...И вижу муку твою будущую... - с сожалением взглянула мне в глаза, заражая меня странной тоской, предчувствием беды скорой и неотвратимой, и продолжила: - Не могу объяснить смысл жизни, как жить надо, но знаю, кто борьбой считать её будет - отойдёт... - покачала она головой, не спуская с меня внимательного взгляда, пугая меня странным смыслом, вкладываемым ею в последнее слово.

   - А кто знает? - сглотнув судорожно, вставший в горле ком, почему-то шепотом спросил я.

   - Мудрец знает и может объяснить. - спокойно сказала Амвросиевна, поднимаясь и принимаясь за уборку - Хочу отвести тебя к нему. Ивана не водила, думала сама справлюсь, ведь очевидно всё... А тебя свожу. Скажет он тебе, а вот поймешь ли что? - с сожалением покачала головой. А мне так захотелось домой, так надоели все эти приключения, весь этот мир леших и чертей, все эти мудрые разговоры:

   - Бабуся, вот вы предсказывать можете, скажите, что происходит? Когда домой вернусь я? И вообще - где мы? - уже чуть не плача закончил я, Амвросиевна с сочувствием посмотрела на меня:

   - Не в том дело, что есть, что будет... Не поймёшь ты... А я объяснить не могу...- примолкла она, глядя в окно:

   - Попали вы с начальником как бы в зеркало, но не простое оно... Не могу объяснить откуда оно, и как появилось оно, не об этом речь... А почему зеркало? Да потому... - медленно с трудом подбирая слова, повторила она: - Как зеркало отражает всё, что поставишь перед ним, и кажется отражение реальностью, так и это подобие его отражает душу человека. - твёрдо взглянула она мне в глаза: - Но настолько это необычно, настолько выходит за рамки восприятия и понимания вашего, человеческого...- досадливо поморщившись, развела она руками: - Как объяснить тебе это понятно, не представляю.- подперев кулаком щеку, задумалась не надолго и продолжила, вдруг осветившись догадкой:

   - Представь, заглядываешь ты в тёмную комнату и видишь неясные силуэты, и начинает воображение твоё превращать их в какие-то знакомые образы, - покажется тебе, что в кресле сидит кто-то, а под ним жуткая лягушка, а ещё кто-то у окна прячется... Но включишь ты свет и увидишь у окна оборванную штору, в кресле свёрнутое пальто, а у кресла подушку...Но почему воображение твоё в условиях недостатка информации предпочло представить тебе столь простые предметы опасными и зародило в тебе страх? Это уже другой разговор. - многозначительно подняла она указательный палец: - А сейчас ты в мире совершенно непонятном для тебя и твоего воображения. И воображение твоё начинает наделять его чертами привычного, впрочем, какое ж оно привычное, в том-то и дело, что наделяет оно это необычное именно необычными чертами. Формируя перед сознанием образы заранее воспринимаемые им как невероятные - черти, баба-яга, болото странное... Как ту, чудовищную лягушку, в которую превратило оно столь безобидную подушку посреди тёмной комнаты.

   Хоть и хвалилась Амвросиевна отсутствием мудрости, но объяснение её мне показалось уж через щур заумным.

   - Ты заглянул в мир своёй души - мир своих ценностей и стремлений, мир этот оказался непостижимым для тебя, укрыто в нём всё сумерками незнания. И кажется тебе - всё вокруг наполнено чудовищами, и видишь ты их в плоти и яве, а, увидев, пугаешься и порождаешь ещё более страшных монстров, и появляются они и набрасываются на тебя... - с печалью смотрела она на меня: - Уже сколько раз погиб ты, если бы не вмешивались в судьбу твою?

   - Два...- хрипло отозвался я, слушая её в непонятном трансе. По словам ее, получалось, что убиваю я сам себя, бросаясь на собственное отражение в зеркале.