- Больше.- улыбнулась снисходительно: - Да не ведаешь того. - вдруг поднялась она: - А ну кось, давай-ка спать ложись, а то уж глазами чисто филин типаешь.
Это предложение было для меня весьма кстати, после обеда спать хотелось невероятно, бодрящее действие чая явно закончилось. Пошатываясь, как пьяный, натыкаясь на косяки, я встал и направился за Амвросиевной во двор. Она подвела к небольшой постройке, вплоть до самой крыши увитой растениями с крупными голубыми цветами, похожими на миниатюрные граммофонные трубы. Мелодично скрипнули, открываясь гостеприимно, широкие низкие двери...
- Здесь, на сене спать ложись. - с сожалением, содержащим не малую толику презрения, окинула она взглядом мой когда-то модерный, а сейчас весь в коросте грязи комбинезон: - Уж больно грязен ты, батюшка, не обессудь...
Но мне это было настолько безразлично, где спать - теряя сознание, рухнул я на посланное Амвросиевной по шуршащему душистому сену покрывало.
Глава 13
И приснился мне сон... Странный какой-то, да чего тут ожидать можно было? - думал я, проснувшись в ужасе - Тут ведь кошмар - это норма жизни.
А снилось мне, - будто сидим мы, сотрудники Агентства с семьями в конференц-зале. В связи с каким-то праздником намечена у нас почему-то атеистическая лекция, вот и собрались сотрудники, и полковник на ряд впереди меня с супругой сидит. А лектор, приглашённый по случаю, со своими добровольными помощниками наглядную атеистическую агитацию развешивает на сцене. Народ тихо мнением между собой обменивается, пользуясь паузой, царит в зале, что называется - лёгкое оживление в ожидании лекции, но главным поводом, конечно же, является предвкушение праздничного банкета по завершению лекции.
И вдруг, я вижу, подходят к полковнику лектор со стайкой своих встревоженных помощников, лица у всех удивлённые, если не сказать испуганные, и говорят что-то полковнику. Наклоняюсь я вперёд и слышу:
- Как это - изображение исчезло? - багровеет от возмущения затылок у полковника: - Что вы мелете? Вытер кто или вырвал... Подменил, возможно?
- Да вот сами взгляните, - виновато склоняется к нему лектор и показывает место на каком-то плакате.
И становится мне ясно, из дальнейшего их разговора, что было у них на наглядной агитации изображение воинственного бога скандинавов Одина, и вот оно-то и пропало, преобразив странным образом весь рисунок: - непонятно заострились, удлинившись, углы орнамента, острыми коготками оскалились невинные завитушки, преображая весь рисунок... И вот уже ожигает морозом, при взгляде на плакат, чей-то чуждый и жуткий оскал в противоестественной манере отпечатавшийся на плакате. И уже глаз человека не в состоянии объединить непостижимые подробности ни когда невиданного образа в целостность его.
- Товарищ полковник! - вдруг, перегибаясь через ряд, обращаюсь я к начальству: - Да это же пустяк...
Я был чрезвычайно доволен, что могу помочь, вдруг мне показалось это таким простым и естественным. Я дрожал от нетерпения: - Да я сейчас всё устрою...
Полковник, успокаиваясь, удовлетворённо кивнул, откидываясь на спинку кресла. Я почти бегом выскочил на сцену, и началось...
Только выскочив наверх, повернувшись к залу и наткнувшись на множество настороженных взглядов, я вдруг понял, что совершенно не представляю, что делать дальше, да и вообще, что толкнуло меня навязываться со своей помощью, не представляя абсолютно ни чего, ни о том, что же произошло, ни о том, чем же в этой ситуации можно помочь, а главное, не представляю, что толкнуло меня навязаться со своей помощью. Как марионетка в чьих-то умелых и злорадных руках, послушно выполнял я идущие неведомо откуда команды.
С жутью и удивлением следил я за своими поступками, смотрел, как дёргаются при ходьбе мои ноги, как в такт им, следуют руки - своё и такое бесконечно чужое... Но движение гипнотизирует, и вот мне уже казалось... Я уже был уверен, - это я своим усилием, своей волей, сокращаю и расслабляю мышцы, двигая руками, ногами...Ощущение раздвоения потрясло меня своей реальностью, - я с удивлением, как кинофильм, наблюдал за действием своего тела, совершенно не понимая смысла их, а тело же моё с упоением действовало совершенно самостоятельно, испытывая восторг и радость от каждого движения...
И стоял я уже на сцене, глупо улыбаясь, лицом к вдруг притихшим, почувствовавшим по моей улыбке, что-то неладное коллегам. Стоял, расставив ноги на ширину плеч, как это требуют на занятиях по физподготовке, стоял, не зная, что делать дальше... И вдруг необычайное волнение волной холода окатило меня, перехватив на миг дыхание, руки мои взлетели вверх и, ритмично покачиваясь с ноги на ногу, плавно и медленно начал я этот страшный и холодящий непостижимой жутью танец, но всё быстрее раскачиваюсь, подчиняясь какому-то внутреннему ритму. Судорожные волны прокатываются по моим мышцам, заставляя извиваться в самых неестественных телодвижениях. Сначала плавные и несильные, они во всё ускоряющемся темпе корчат меня... И вот уже слышу я, как топоту моих ног на сцене, вторит иной, глухой неестественно-мощный звук невидимых литавр, он, казалось бы, воспринимается не ушами - всем телом, каждоё его клеткой вибрирующей в такт каждому низкому толчку литавр...
Уже весь зал, все зрители, в гипнотическом трансе, вскочив на ноги, повторяет за мной мой танец, заламывая руки над головой... И вдруг:
- Один! - срывается хриплый вопль с пересохших от ужаса моих губ, и глухо отзывается зал: - ...дин!
И уже не литавры - мощный симфонический оркестр, океаном звуков мотает нас в своём могучем прибое...У же чья-то огромная зловеще-багровая смутная тень встаёт между мною и всем остальным залом... И похолодел уже позвоночник в предчувствии ужаса непостижимого... Как вдруг:
- Неее...т! Неее...на...до! -Иступлённый женский крик разорвал цепь неизбежного... И всё прекратилось... Умолк мгновенно, на полу ноте таинственный оркестр... Вяло, не хотя рассеялся бледно-багровый туман...
И я проснулся весь в холодном поту от непонятного ужаса. Ни когда мною не овладевало столь сильное ощущение страха, от видения беспомощного тела моего в чужих равнодушных руках...
Напряжение постепенно отпускало меня, и я помассировал разболевшееся вдруг впервые в жизни сердце.