– А почему один приехал? – Да жена не захотела дом продавать, а работы нет, вот и пришлось одному. Скорей бы работу найти, семье деньги выслать надо … А у вас в Литве как? – Легче, чем у вас, и безвизовый режим, сделали во все страны мира … почти. – Расскажи про себя, любила кого-нибудь? – С матерью в шестнадцать лет я поругалась … Был у меня парень, напились с ним. Трахнул меня… Я не хотела, была до него девушкой. Он повалил меня, а я была пьяная … Под руку мне попалось острое стекло, я порезала его. Прибежала домой, вся блузка в крови, ничего не помню … Мать плачет, отвела меня к психиатру … Я поссорилась с ней и уехала в Каунас, поступила на заочный, в институт. Изучаю итальянский. У подруг фирма – девочки по вызову. После перестройки – свобода проституции… Подруги из Белоруссии, девушек провозили через границу в Литву, нелегально. А я присматривала за ними. Если кто скандалил, я порядок наводила. Однажды вызвали – приехала. Мужики пьяные, без штанов, девки орут. Всех выгнала, с девками поругалась. А одна девушка в окно выбросилась. Насмерть. Следствие началось. Я уехала в Италию и вот приехала … Мать денег вышлет – уеду, друзья заждались. – А в Италии была уже? – Да, два раза. – Один раз поехала с фирмой в Швейцарию, работать в баре ночном, танцовщицей. Мы должны были привлекать клиентов, а они покупали шампанское, танцевали с нами. Паспорта находились у хозяйки. Однажды с хозяйкой поругалась, плюнула на контракт и деньги и, забрав чемодан, пошла через границу пьяная, в Италию. Пограничник молодой. – Ты куда? – Я махнула, – Туда – и пошла… Пьяной море по колено …

… В Италии сидела на лавочке, не знала куда идти. Одна женщина пригласила к себе, я у нее пожила с месяц. Сын ее за мной ухаживал, но я перешла от них к его другу, работать … в пиццерии, официанткой. Однажды друзья, пьяные, стали приставать ко мне, хотели трахнуться. Я пошла в полицию и заявила, что они меня хотели изнасиловать. Хотела деньги с них содрать. Даже в газете местной про это напечатали. Потом та женщина пришла, ее сын тоже был среди них, и попросила, чтобы я взяла заявление назад. Я забрала, меня депортировали … Вот такая история. Подошла Ира, которая живет с молдаванином. – Ну как? – спрашивает. – Молодожены… – Никак, – говорю, – Гетрии нельзя … она девочка… Ира смеется …

В Будапеште пешком дошли до автостанции. Автобус через Гер до границы был в 19 часов. В запасе часа три оставалось. – Пошли в парк, – говорю Алику, – там отдохнем, а то здесь проверить могут. – Обходим автовокзал. На перекрестке полицейский скользнул взглядом по мне. Мы завернули за угол, в парк. – Давай присядем. – За нами какой-то парень идет, – сказал Алик. Пошли в дальний конец … Сели на лавочку. Рядом девушка с парнем целуются… – Шлюха, – выругался Алик. – Почему? – При людях целуются… – Ну и что, трахнуться надо ж, где-то? …

… По мере того, как подъезжали к границе, появились шлюхи на дорогах. Особенно около Гера. Одна с голой жопой, в узких трусиках, за ней еще две… – Что за городок, – говорю, – как в кино … Странно, ни одна машина не останавливалась, а телки – что надо… – А в Австрии, наверное, что творится… – мелькнула мысль. Мы подъезжали к автовокзалу. Мелькнула развилка дорог. Трафарет – Райко – в бок вправо. Женщина сошла. Надо было за ней. Мы не успели. Подъехали к автовокзалу. – Здесь может быть полиция, обойдем лучше и вправо, в проулок. Идем по длинной улочке. На всякий случай спросил у молодого парня. – Где автобам на Райко? – Он показал рукой. Значит правильно идем. Мы шли, прячась в тенях деревьев по тротуару. Улица длинная, казалось не будет конца. Прошли гостиницу – небольшой полукруг. Мост. Вот речка, – говорю, – но не та. – Вон “Райко” – налево – переходим наконец еще мостик. Последние дома кончаются. За поворотом дорога. Автотрасса в Райко … Где-то мчится электричка, это в Словакию. – Нам налево, – говорю, – через это поле, а там дальше должен быть канал. Он выведет нас в Австрию. Главное – быстро углубиться в поле … Побежали, пробивая зеленые колосья. Они были мокрые, и мы промокли. Где-то на середине поля остановились. Кроссовки в земле. – Давай здесь переоденемся. – Я снял брюки, надел трико. И Алик переоделся. Выжали носки. Одел снова кроссовки. – Ну что, с Богом? – С Богом. – Побежали дальше. В темноте виднелась полоска леса. Где-то послышался звук мотоцикла, затих. Мы шли сквозь колосья, пересекая поле наискосок, пока не появился канал, а он должен был вести в Австрию. А там найдем железную дорогу, и до Вены километров пятьдесят. Мы идем по берегу канала, он не широкий, метров шесть. Но наверное глубокий … Где-то по карте его пересекала дорога, а значит будет мост … Мы шли по траве, продвигаясь все глубже и глубже, в неизвестность, а огни редких машин удалялись вправо … Все больше темнело. Впереди странный силуэт – камень, наверное. Неожиданно кто-то из-под ног выскочил. – Аааа, – раздался выкрик. – Мать твою… – заорали мы … от страха. Старик в кожаной куртке. – Кто вы? – Словакия где? – спрашиваю. – Он показал рукой. – А Австрия? – Он махнул рукой по каналу. – Семь километров… – Раздался странный треск. – Тик … Тик… – потом – Тик … Тик … Тик… – и снова, – Тик … Тик… – Значит правильно идем, – мелькнула мысль. – Словно старика я где-то видел уже и всю эту историю тоже… – Во сне…? Мотоцикл был виден в кустах, видно я его принял за камень. Что-то во мне изменилось, какой-то неясный страх закрался в сердце, перед чем-то необъяснимым и странным. Но перед чем? Я не мог этого понять. По-дружески похлопал старика по плечу и мы пошли дальше. Почему-то вспомнились полицейские, которые отпустили, шлюхи на дорогах … старик-рыбак, который в 22 часа ночи указал нам путь в Австрию …

… Когда сломали наши бараки, все радовались, получая новые квартиры. Отец был на целине в Казахстане, но мы получили в Аэрации, недалеко от деревни, где был его родительский дом, как хотел отец. Бабушке с парализованным дедом дали однокомнатную, на одной площадке с нашей двухкомнатной квартирой. Было хорошо и плохо – почти все друзья детства разъехались в разные концы, но судьбу не изменишь. В Аэрации все были с разных районов … В Ереване все население, в глазах молодежи, разделялось на современную и несовременную. Современная молодежь хипповала в центре города в районе кинотеатра Наири, в барах и кафе, проще говоря – богема Еревана … А окраины города были блатными. Считалось престижным отсидеть срок, воровать … Боже упаси пройти одной девушке в незнакомом районе – приставали на каждом углу … Но время все лечит …

… Население дурачили пропагандой о коммунизме. Милиции боялись, КГБ – тоже, Ленина и Сталина – уже не очень. О Брежневе пока молчали. Говорили в полутонах анекдоты на кухне, или свободно, в баре – кто как … На парад шли как на великий праздник, с флажками и плакатами. Все передовики. У нас самое, самое общество. У нас нет проституции, хотя трахнуться было проще простого. У нас нет казино, хотя за не заплаченный проигрыш могли изнасиловать или убить. Импорт нам не нужен – только в Березках, или из-под полы. Джинсы стоили рублей двести, триста. Пластинки “Битлз” и “Лед Зепелин” – по сто рублей.

… Когда Брежнева хоронили, то гроб грохнулся с такой силой, что и в Ереване по телевизору было слышно. Дальше был Черненко – год прожил или два. Пришел Андропов – перепугал всех сталинскими манерами. Тоже уснул навсегда. И наконец – Горбачев. Начал хорошо, кончил Ельцин – плохо… Противостояние – противовеса. А время не лечит, а калечит, как заметил когда-то Высоцкий …

… В Москве я с Мариетой были у него на кладбище … Цветы – их было много на его могиле, не так много, как при его жизни, когда они так были нужны ему … Тогда бы он и не умер бы так скоро… – Когда есть поэзия, – заметил кто-то, – ее не замечают, а когда нет – без нее задыхаются …

… Вачика, брата Мариеты, взяли в армию, служить в Подмосковье. Проводили. Поплакали сестры. Проводы справили у тестя. На каникулы приехала Света из Москвы. Радость. Обрадовалась и Света детям. А с отцом не разговаривала. – Ой, как я по тебе соскучилась, – плакала мама, прижав ее к себе. – Ничего, мамуля, немного осталось, закончу – приеду, никуда от тебя не уеду… – Тесть попросил письмо отвезти Вачику, и посылку. Проводили Свету, и снова мама и бабушка плачут.