… Все началось, а может и не начиналось с этой дурацкой идеи об Азиле – статусе беженца, которую кто-то внушил мне, а может и не внушал? Несколько лет назад, а может раньше, в Ереване, аможет в дороге… Как я не смотрю назад, глаза мои скользят в детство, а спина повернута в будущее – кто ты, обокравший мою жизнь, и на сколько лет? Дьявол, Бог или человек? Где твой контракт, от которого и не пахнет деньгами, а только разорением моей семьи? Ты подлым способом, из-за спины, все время толкаешь меня, как марионетку, исполнять эту идиотскую роль, от шпиона до Христа и дьявола в одном лице, спекулирую на моих чувствах к моему родному сыну, к жене, ко всем близким, кого я любил. Ради чего? Ради дурацкого фильма? Ради контракта, который я быть может подписал, а вы под гипнозом стерли, с моей памяти? Ради бесчеловечной игры? Во имя чего, и что я должен доказать? Кому? Себе, жене, родственникам, детям, кому? Это идиотизм, если игра была честной, я бы играл в нее, а так – я играть отказываюсь…

… А помнишь, как мы встретились с тобою, Мариета? Пошли в театр, где я подрабатывал машинистом сцены. Я сел с тобой специально, в зале, чтобы знакомые артисты со сцены увидели б тебя со мной. Они мне подмигнули, ты им тоже понравилась. Что-то с деньгами не в порядке, не беда, ты выручила, я знал, что отработаю их потом для тебя, моя будущая жена. Вообще, чтоб я делал без тебя, а ты без меня, ужас. Столько лет терпеть меня – это надо быть сильной женщиной, со слабым сердцем или наоборот, слабой женщиной со здоровым сердцем. Но теперь ты меня не проведешь. Ты знаешь я про что … А может и не знаешь.

… Идиотский спектакль, когда он кончится? Чтобы увидется с тобою, поболтать. Ты так молчаливо говоришь со мной иногда, что хочется иногда всыпать, за все хорошее, чтобы потом снова помириться с тобой, любовь моя, жена моя. У нас было все: и плохое, и хорошее, но хорошего было все-таки больше, надеюсь, намного больше… Ведь ты и я – это судьба. Будничность – потрясающая штука. Столько ходишь, ищешь чего-то, а оно оказывается рядом с тобою – счастье твое и любовь. Оглянись, приостанови ее, тебе не кажется, что она пройдет мимо?! Жена будущая или любимая… И то и другое – прекрасно. Помнишь, как я завлекал тебя в сети любви? … Как в первый раз ты постеснялась и не сошла со мной на остановке ко мне домой и поехала к сестре, наверное? Потом я тебя завлек все-таки и поцеловал в губы. Что усмехаешься, не так все было? Спальня тебе понравилась наша, а не я – спальня нашей любви. Там зарождалась Томочка – наша дочь будущая, потом Давид, сынок мой, ты поправишься, станешь сильным мужчиной. Как Ален Делон – красивый. Но он пил … бурбон, в то время, как я рисовал тебя, Давид. Это была красивая картина у благодарный труд, надеюсь. А Томочка, в кого пошла характером, веселая и лопочет не умолкая? В меня? Нет, я был молчаливым мальчиком… В тетю Свету, сестру мою, наверное…

… С мамой поговорил: хочу жениться, девушку нашел, окончила университет, работает, любим друг друга, это главное. Приглашу Мариету к нам, познакомитесь, а там решим. А отец был в разводе в то время. Ты маме понравилась, я знаю. Мама мне сказала: – Смотри, она скромная, хорошая, а ты такой непутевый. И бабушке понравилась. Она сказала: – Я вам не советчица, сами решайте. – Что решать: денег у меня нет на свадьбу, а у отца просить не буду. Придется поговорить с Мариетой начистоту. Если любит – поймет, перейдет к нам жить и так. А там Бог поможет, заработаю. Поговорил, ты все поняла правильно…

… Где я только не работал… В восемнадцать лет устроился с отцом работать в “Спецавтоматике”, обслуживать противопожарную сигнализацию на предприятиях. Но до этого познакомился с Натэлой. Однажды с другом Робертом пошли гулять к поющим фонтанам на площади Ленина, в Ереване, где собиралась молодежь, вечерами поглазеть, да и познакомиться друг с другом. Напротив Главпочтамта мы прогуливались полукругом, от фонтана к нему и, заслышав русскую речь, подошли к двум девушкам. Познакомились. Одна мне понравилась, кучерявая, с миловидным лицом, в очках и майке, в джинсах, звали – Натэлой, а подругу ее – Таня. Они оставили свой телефон, и мы договорились встретиться напротив, в парке тысяча фонтанчиков, вернее – 2750, как и Еревану, про что ученые узнали, прочитав на камне надпись. Мы встретились. Натэла любила рассказывать про себя и вообще – говорить. Она живет с мамой и братом, папа у нее в Испании. Она была там недавно и приехала назад… у отца не понравилось. А Испания понравилась. Я обнял ее за плечи. Она весело предупреждала: – Мы только друзьями будем, хорошо?… – Хорошо, Натэла. – А завтра встретимся? – А куда пойдем? – Ну хотя бы в парк, возле набережной. – Хорошо. От Натэлы было хорошо на душе. И Роберт с Таней должны были встретиться … Мы с Натэлой прошли через тоннель, соединяющий проспект с парком и, гуляя, пошли по набережной. Под деревом постелили ее джемпер и мою куртку и сели на них. Целовались. Я гладил рукой ее маленькие груди и ласкал между ног … сквозь джинсы. Ей это нравилось. – Но не здесь, дурачок, потом, потом, – шептала она, ероша мои волосы… – Я хочу тебя… я люблю тебя … Губы наши сплетались, языки ласкали друг друга. Уже темнело. – Поздно, пойдем, – шептала она…

… Я сажал ее на колени на скамейках, которые попадались по дороге домой, а она возбужденно уговаривала, – пойдем. Какой ты … горячий… – Она наслаждалась этим, я тоже… – Нас увидят, завтра … завтра… – ласково шептала она, сквозь прерывистое дыхание, и мы с трудом оторвались друг от друга. Я проводил ее. Договорились встретиться завтра, возле Политехнического, где она училась на заочном.

Возле фонтанчика, где договорились, ее не было. А зашел в сквер, отодвинул ветки кустарника и увидел ее. На скамейке напротив сидела Натэла, а ее обнимал за плечи и шептал что-то на ухо – другой. Глаза ее встретились с моими, и я повернувшись, ушел. Злой зашел к Роберту, выпили пива. – Дерьмо она собачье, – выругался я и пошел домой. – Дура… дура, – твердил я себе, – дрянь, шлюха… – ругал я Натэлу. Разочарование? Ненависть? Не знаю, но было очень больно. Быть может от того, что потерял и любимую и друга … также. Бывают родственные души, мне казалось, она была такой, Натэла. Телефонный звонок. Поднял трубку. – Это я, Натэла… Гарик, ты извини, если можешь, меня… Но этот парень … в с ним встречалась раньше, до тебя… Наверное я сделала тебе очень больно… – Да, и не звони больше, Натэла, – и я бросил трубку. Я в душе рыдал, было обидно и горько, и тяжело разговаривать, об этом, с кем-либо…

… И кто внушил эту идиотскую идею об Азуле? Не знаю. Мы были с женой в гостях у ее сестры Жанеты. Мой свояк, Манук, стал рассказывать, что его двоюродный брат продал квартиру и уехал с семьей в Германию. Как там хорошо живется и можно остаться жить навсегда. У нас сын болен эпилепсией с 1993 года, и лечить все равно надо, но как лечить и где, мы не знали. Хотелось за границей, где врачи лучше. Может это и было причиной, что последовало дальше? Не знаю, не уверен, все может быть. … Первая информация. Можно как беженцу за границей лечить ребенка бесплатно. Одни говорят, что надо говорить на Азиле – о болезни, другие – не надо, или не имеет значения. Представляют беженцам жилье и питание или пособие. Со временем можно получить гражданство этой страны. Но почему-то многих возвращают. Причины надо узнать. Действительно, жизнь в Армении очень тяжелая. Денег с трудом хватает на еду, при том, что занимаюсь коммерцией. Инфляция пожирает все. Кинозал превратили в вещевой рынок, где я торгую, сняв столик. Заводы закрывают, людей выбрасывают на улицу. Все, кто может, пытаются торговать. Остальные уезжают, спасая свои жизни. Правильно и делают. Я тоже спасаюсь, но выбраться из замкнутого круга не могу вот уже несколько лет. Меня преследуют неудачи, даже при всем моем умении выживать, не спасти родителей, не спасти детей – а я не хочу обкрадывать их будущее… Да, год 1996, я продал квартиру, хоть это было очень трудно: я проторчал несколько воскресений и суббот около стадиона, где на тротуаре собирались тысячи человек, продающих дома и квартиры. Тогда были перебои с водой и электричеством, давали по несколько часов в сутки. В Аэрации, где мы жили, в этом отношении было чуть лучше, хотя и окраина города. Квартира не продавалась почти полгода, но потом я попросил отца повесить объявление возле почты и магазина. Отец молчал. Мать говорила: – Продашь дом – без крыши останешься. Мой аргумент – лечить ребенка надо. Жена вроде была согласна, хотела выбраться из этого ада, где нету будущего, где устали от нищеты… Стали приходить по объявлению. Смотрели. Приходили, уходили … Потом, наконец, продали молодой семье – муж, жена и двое детей. В течение месяца продавали вещи, как и договорились, что уедем из своего дома сами, после распродажи…