Сара не успела закончить мысль, лампочки над ней ярко зажглись, одновременно с этим из кухни громко заиграла музыка, отчего она вскрикнула и подпрыгнула на месте. Сердце быстро забилось, о слезах она тут же позабыла. Она нервно захихикала над своей пугливостью, но смех показался неестественным.

Из подвала до неё донёсся согревающий душу смех Дэнни.

4

Сара всё же сумела совладать с духовкой, которая до последнего капризничала и сопротивлялась почти каждому действию позабытой, и тем не менее истинной хозяйки, и, как следствие, в центре стола со стеклянной столешницей аппетитно дымилась изысканного вида свинина под соусом.

Внушительных размеров кухню делила аккурат на две равные части барная стойка с рядом высоких стульев. По левую сторону от стойки имелось всё необходимое для готовки – от микроволновой печи и жизненно необходимой кофемашины, до тостера с вафельницей, ютящихся на каменной столешнице в углу комнаты. Вторая часть кухни отводилась для приёмов пищи, где Ллойды и расположились.

К концу ужина Дэнни клевал носом, Ребекка выглядела уставшей, однако оба оставили тарелки пустыми и, поблагодарив за сытный ужин, отправились в свои приготовленные комнаты.

Роберт с Сарой остались одни. Её волосы в тусклом свете лампочек платиновыми волнами падали на миниатюрные плечи.

Они молча смотрели друг на друга под затихающие звуки шагов детей.

Сара опёрлась локтём о край стола, а другой рукой принялась разминать шею.

– Это была такая долгая поездка, – заговорила она томным голосом, пытаясь полуприкрытыми голубыми глазами придать взгляду похоти. Увидев, как запрыгал кадык мужа и напряглись мышцы лица, она поняла, у неё очень даже получилось. – И я та-а-ак устала, шея просто ноет. Мне нужен массаж, – последнее слово она произнесла шёпотом.

Роберт на секунду хотел было подыграть, уже напряг связки, дабы басом «а-ля мачо» ответить, что он лучший массажист на сотни лесных миль вокруг, но уже в другую секунду он перегнулся через стол, рывком притянул к себе Сару и впился в её губы. Он ощутил в себе набирающую обороты бурю, такой мощи, что если не дать ей вовремя волю, можно попросту сгинуть.

Сара отвечала, она уже ёрзала на мягкой обивке сиденья, напрягая и расслабляя бёдра, отчего стул тихонько поскрипывал.

Не силясь дождаться, пока дети закончат на втором этаже ванные процедуры перед отходом ко сну, Роб и Сара, не отрываясь друг от друга, пробрались сквозь тёмную гостиную, почти что наощупь и, чудом ничего не свалив и не разбив, прокружили в страстном танце в пустую гардеробную, где и закрылись, словно подростки.

Спустя какое-то время Роберт, по-прежнему тяжело дыша, засмеялся, будто вспомнил какой-то анекдот.

– Что такое? – полюбопытствовала Сара. Она сидела рядом с мужем на ковровом полу, спиной прислонившись к стене. Кожа лица и груди раскраснелась и блестела от испарины; её блузка и лифчик лежали по центру комнаты. Она смотрела на его волосатую широкую грудь.

– Я битый час выбирал бутылку вина… – под нос проговорил он.

– Ты о чём? – заправила прядь волос за ухо Сара, её губы растянулась в улыбке.

– Позже, – ответил он, чувствуя вновь разгорающееся желание.

5

Ребекка лежала в полумраке комнаты. Лунный свет лился в окно, оставляя на полу тень перекрестия рамы и выводя призрачные очертания мебели. Ей до сих пор не верилось, что она вернулась в эту комнату спустя столько лет, можно сказать, совершенно другим человеком. Словно переместилась во времени назад, подумала она.

Естественно, комната изменилась. Вместо розовых обоев стены покрашены в голубой цвет. Детскую кровать заменили на большую. На месте тумбы, на которой громоздилась целая куча плюшевых игрушек, всегда пребывавших в идеальном состоянии, теперь располагался миниатюрный шкаф со стеклянными дверцами.

Комната будто бы повзрослела вместе с самой Ребеккой, но вместе с тем осталась узнаваемой, как можно узнать того, с кем учился в начальной школе, встретив его спустя тридцать лет.

Ей вспомнился далёкий летний день. Как солнечный свет, высвечивая водоворот пылинок, заполнял кабинет отца на втором этаже, где он работал над проектом частного дома.

Тогда она зашла за приоткрытую дверь и увидела отца, нависшего над ворохом бумаг, покрывавшем всю поверхность его рабочего стола. На нём была клетчатая рубашка с закатанными рукавами, которую неизменно надевал всякий раз, приезжая в их дом на летние каникулы дочери.

Увидев её, хмурые брови Роберта моментально расправились, губы растянулись в улыбке, и он подозвал Ребекку к себе. Она нерешительно подошла (мать часто напоминала ей, что отец занимается сложным делом, требующим внимания и говорила ей, чтобы та не отвлекала его в моменты работы).

Он показал Ребекке несколько эскизов, разобраться в которых ей не представлялось возможным, но всё равно её потряс масштаб: столько линий, столько цифр, чёрточек и толстых, и тонких. Неужели в этом можно что-то понимать.

«Как думаешь, Ребби, – спросил он, будто советовался с коллегой, от чего она почувствовала себя важной, частью чего-то значимого. – Что будет лучше: чтобы на сад выходило окно во всю стену, – Роберт развёл своими руками, казавшимися ей огромными, как бы помогая представить окно, и Ребекка сразу увидела перед мысленным взором то самое окно и зелень за ним, покрытую всевозможными цветами. – Или эркер, где можно поставить столик?». Она знала, что такое эркер, потому как их дом располагал им, там она любила любоваться деревьями, представляя себя путешественницей далеко-далеко от их городского дома.

«А что если здесь поставить, – она переступала с ноги на ногу в нерешительности, но всё же позволила соскользнуть слову с кончика языка: – Дверь?», и тут же испугалась, что сказала какую-нибудь глупость. Но затем увидела, как отец, всматривается в чертёж, чуть ли не уткнувшись в него носом, и вдруг потрясённо закивал. «Именно так мы и сделаем!», едва не прокричал он, и поцеловал дочку в макушку.

Через некоторое время после визита в кабинет отца, Роберт подарил своей дочери чертёж в тонкой стальной рамке, и сказал, что по их проекту будет построен дом. Её счастью не было предела, само-собой.

Лёжа в своей постели, Ребекка смотрела на серебряный блеск рамки, висевшей справа от трюмо (она привезла чертёж с собой, который хранился на полке шкафа в её комнате в квартире и повесила его, словно амулет, на прежнее место) и медленно погружалась в сон.

Ей приснился кошмар. Она бежала по лестнице наверх, чувствуя, что кто-то вот-вот настигнет её. Коридор их дома растянулся до такой степени, что конца ему не было видно. Ребекка, почти скуля от ужаса, пустилась по деревянным доскам, вид которых наводил на мысль, что они готовы проломиться под ногами в любой момент. Со стен свисали ошмётки обоев, где-то зияли дыры, задержав взгляд на одной из них, Ребекка с ужасом увидела (ощутила всем телом), как внутри движется что-то чёрное и бесформенное.

Справа она увидела приоткрытую дверь. Кабинет отца, сразу поняла она. Нырнув внутрь, она навалилась всем весом на дверь и захлопнула её.

И тут страх набрал новую силу. Она медленно обернулась, посреди пустой комнаты раскинулся громада-стол, только вместо чертежей на нём копошились жуки размером со сливы. В бордовом свете, заполнившем помещение, их чёрные панцири блестели, словно смазанные маслом. Жуки стрекотали и с ужасным глухим звуком (настоящим грохотом) падали на пол, с каким падают на землю переспевшие яблоки. Тут она увидела, что все стены в многочисленных дырах, огромных проломах, сквозь которые чернела пустота. И из этой пустоты выползали щупальца, цеплялись за обои и потолок, оставляя маслянистые следы.

Ребекка проснулась, впервые в жизни одёрнувшись от подушки. Она неосознанно взглянула на закрытую дверь своей комнаты. Ребекка часто-часто дышала, мокрая насквозь футболка с изображением улыбавшейся мультяшной овечки, в которой она спала, прилипла к телу.