Литмир - Электронная Библиотека

Бразаускис явно кипел от гнева, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда на его пути возникла массивная фигура Дремина.

– Ох, боже ты мой! – Вздохи явно становились второй натурой Дремина. – Кажется, у Валдиса действительно что-то на уме.

– Прочь с дороги! – прошипел сквозь зубы тот.

Дремин с кротким удивлением взглянул на него.

– Простите, что вы сказали? – вежливо спросил Иван Михайлович, но от его слов повеяло ледяным холодом.

– Извините меня, господин Дремин… Где этот мерзавец?

– Оставьте его в покое. Ему и без вас тошно.

– А Моррису считаете не тошно?! Не знаю, какого черта вы носитесь с этим Граниным! Правда, мне наплевать на это. Но с какой стати этот маньяк должен оставаться на свободе? Ведь он же самый настоящий маньяк! И вы это отлично знаете. Мы все это знаем. Сегодня он меня дважды едва не спихнул с трека. И я мог быть на месте Морриса. Я вас предупреждаю, господин Дремин! Если этот мерзавец снова пявится на треке, я поставлю вопрос о его дисквалификации в дисциплинарном комитете. Гранина должны снять с соревнований!

– Кому-кому, но только не вам поднимать такой вопрос, Валдис, – сказал Дремин, положив руку на плечо Бразаускиса. – Вы не можете позволить себе показать пальцем на Гранина. Вы отлично знаете, что, после гибели Морриса и в случае снятия с соревнований Гранина, вы можете реально претендовать на чемпионский титул. От Грэга Мэйсона вы отстаете только на три очка, а впереди еще восемь гонок…

Бразаускис широко раскрыл глаза. Ярость почти погасла на его лице, и он с удивлением уставился на Дремина. Его голос упал почти до шепота, когда он заговорил снова:

– Вы подумали, я действительно поступил бы так?

– Нет, Валдис, я этого не думаю. Я просто хочу сказать, что большинство людей подумали бы так.

Наступила долгая пауза, за это время Бразаускас почти совсем успоколся и, наконец, сказал:

– Но он же убийца. Он и еще кого-нибудь убьет.

Мягко сняв руку Дремина со своего плеча, он развернулся и пошел прочь. Видов проводил его задумчивым и тревожным взглядом.

– Может, он и прав, Иван… Я понимаю, Гранин взял уже пять Гран-При, но с ним явно что-то происходит… Да что говорить, вы и сами это хорошо знаете…

– Взял пять кубков, а вы меня пытаетесь убедить, что у него сдали нервы?

– Я не могу сказать, что там у него сдало. Просто не знаю. Я знаю только одно: если самый осторожный гонщик стал неосторожен и опасен, то это ненормально. Другие просто боятся его. Они уступают ему дорогу, потому что предпочитают остаться в живых, чем оспаривать у него хотя бы метр пути. Поэтому он и продолжает выигрывать.

Дремин пристально посмотрел на Видова и покачал головой. Ему было не по себе. Это правда, он, Дремин, а вовсе не Видов, – признанный мастер в подобных делах. Но Дремин относился к самому Видову и к его мнению с глубочайшим уважением. Что ни говори, а Видов чрезвычайно умный и проницательный человек. В спортивную журналистику он пришел всего два года назад, как говорится "ниоткуда", но за это короткое время смог сделать себе имя благодаря острой проницательности, незаурядной способности наблюдать и анализировать и, конечно же, своей компетенции во всех тончайших нюансах автоспорта и бизнеса. Даже для Дремина он оставался во многом человеком-загадкой, хотя их и связывала крепкая дружба. Будучи корреспондентом одного из известнейших немецких журналов, Видов сотрудничал еще с целым рядом подобных издательств по всему миру, в том числе и российских. Он приобрел репутацию одного из немногих действительно крупных обозревателей мирового автомобильного спорта и бизнеса. Добиться всего этого всего лишь за два года было бесспорным достижением. Его успех был настолько велик, что он даже навлек на себя зависть и неудовольствие, если не сказать злобу, со стороны многих, не столь преуспевающих, собратьев по перу. Не возвысило его в мнении коллег и то обстоятельство, что он, по их выражению, прилип, как пиявка, к команде фирмы "Дрим-Моторс", сделавшись их постоянным комментатором. Нельзя сказать, что существовали какие-нибудь писаные и неписаные законы на этот счет, но, во всяком случае, до него так не поступал ни один журналист. Его задача, – утверждали другие, – состоит в том, чтобы беспристрастно и без предубеждений писать обо всех автомобилях и гонщиках на трассах Гран-При, и их возмущение отнюдь не уменьшилось, когда он вполне разумно, с неопровержимой логикой и точностью доказал им, что именно этим он и занимается. Злые языки поговаривали даже, что Дремин приплачивает ему, но это было полнейшей чушью. В действительности, конечно, их глубоко задевало, что во время гонок он первым из всех комментаторов получал материалы у команды фирмы "Дрим-Моторс", расцветшей и уже прославленной компании спортивного и потребительского автобизнеса, и трудно было бы отрицать, что все статьи, которые он вообще написал – частично о команде, но главным образом о Гранине, – составили бы в целом внушительный том. Не исправила положения и книга, которую он написал в соавторстве с Граниным.

Дремин сказал:

– Боюсь, что вы правы, Артем… То есть, я знаю, что вы правы, но не хочу признаваться в этом даже себе. Он прямо страх на всех наводит. И на меня – тоже. А теперь еще это…

Оба посмотрели в сторону павильона, где за столом сидел Гранин. Совершенно не заботясь о том, видят его или нет, он наполовину наполнил стаканчик из быстро опустошаемой бутылки. Даже издали можно было с уверенностью сказать, что руки его все еще дрожат, хотя протестующие крики зрителей поутихли, и толпа стала понемногу расходиться, покидая трибуны автодрома. Гранин сделал быстрый глоток, оперся локтями на колени и, обхватив голову, не мигая и без всякого выражения уставился на свою искалеченную машину, стоящую в глубине бокса.

Видов сказал:

– А ведь еще два месяца назад он бы ни за что не притронулся к спиртному. Что вы собираетесь предпринять, Иван?

– Сейчас? – грустно улыбнувшись, переспросил Дремин. – Навестить дочь. Надеюсь, теперь-то уж меня к ней пустят.

Он в последний раз бросил взгляд на Гранина, потом на механиков, собравшихся в углу бокса на небольшой перекур и чей вид был столь же удрученным, как и у Видова, на Варламова, Князева и сына, с одинаково злобными лицами поглядывающих в известном направлении, потом тяжело вздохнул, повернулся, бросив неопределенный жест рукой, и пошел прочь к своему "Мерседесу".

Валерии Дреминой весной исполнилось двадцать лет. Еще, будучи совсем ребенком, она не выглядела угловатой и нескладной девчонкой, а многие подмечали в ней не детскую женственность и обворожительность, способные в недалеком будущем свести с ума любого мужчину. И вот, незаметно даже для отца, нежный бутон однажды расцвел и явил на свет редкостной красоты девушку с большими фиалковыми глазами и пышными, вющимися ниже лопаток густыми волосами цвета спелой пшеницы. Глядя на ее правильные и утонченные черты лица, отнюдь не делающие его "кукольным", никто бы не нашел ни малейшего сходства с отцом, но никто и не усомнился бы в отцовстве Дремина, хоть раз увидив его жену. Валерия внешне была почти точной копией своей матери, только ростом повыше и с прекрасно сложенной спортивной фигурой. Она могла бы сделать карьеру супер-модели, что было бы несложно при ее задатках, а также связях и финансовых возможностях отца, но предпочла поступить на филфак МГУ, в тайне мечтая стать писательницей. Все летние каникулы, а часто и пропуская занятия в университете, Валерия проводила вместе с отцом и командой на треках, путешествуя из страны в страну, что давало ей не только массу очень ценных впечатлений и знаний, но и возможность практиковаться в языках. Она всерьез "болела" автоспортом, и отец, зная это, не отказывал дочери.

Все в команде были, так или иначе, влюблены в Валерию. Ее обворожительная и при этом совершенно естественная улыбка не оставляла равнодушным даже Варламова с его ужасным характером, который звал ее не иначе, как "принцесса". Лера осознавала это, принимала как должное и с достоинством, но без тени насмешки или снисхождения. Во всяком случае, она рассматривала уважение, которое к ней питали другие, лишь как естественный отклик на то уважение, которое она питала к ним. И все же, не смотря на живой ум, сообразительность и высокий интеллект, Лера Дремина в некоторых отношениях была еще совсем ребенком.

9
{"b":"679857","o":1}