Далёкий маячок её красной куртки мелькает среди деревьев. Или это только кажется ему? В глазах его плавают круги, клубами пепла летают чёрные точки; он задыхается и почти готов упасть в обморок. Но он не может позволить себе, о Господи, только не теперь. Потому что она где-то там, а он здесь, а между ними это.

…Деревья, и голые ветви, и серый свет. Только бы не упасть. Он спешит, пытаясь не обращать внимания на свою боль. Где же ты? Где ты?

…Это не должно приблизиться к ней, догнать её. Он должен догнать первым.

Иначе ни у кого из них нет шанса.

Иногда только думаешь, что проснулся.

Олег лежал на ребристой скамейке, и ему снилось, что он лежит на чем-то жёстком и неудобном, и спина его затекла, и он слышит непонятный, но удаляющийся гул, странную низкую вибрацию, и пытается проснуться, чтобы разобраться во всем этом. Он открыл глаза и приподнял голову, осознав при этом слабость во всем организме. Попытался подняться на локтях и понял, что не в силах сделать это. Рук он вообще не чувствовал. Вернее, не так: он ведь совершал ими какие-то движения и знал об этом, но это было похоже на то, как если бы он взмахнул резиновыми шлангами вместо рук. Отлежал, мать их… Он повертел головой, сонно моргая. Веки были тяжелыми. Неимоверно трудно держать глаза открытыми. Но ноги!.. С ногами, похоже, та же песня, что и с руками- их словно бы и не было. Становилось страшно. Олег попытался посмотреть вокруг. Взгляд никак не фокусировался, съезжал к переносице, но он различил огни над собой, убегающие куда-то в сторону, за пределы поля зрения. Ему показалось отчего-то, что это лампы – где? в цехе? В каком, к черту, цехе? Страх рос, вздымался волной, страх от ирреальности всего происходящего. Он махнул перед собой руками, этими неподатливыми шлангами и не увидел их. Всё было неправильно, странно. Сосредоточившись, он поднёс раскрытые ладони к самым глазам… но продолжал видеть огни. Вот тут его захлестнул настоящий ужас. Дикий, нечеловеческий. И он заорал. Даже завыл… И вдруг выдрался из сна. Как из омута, взаправду. В голове ещё звучал отголосок собственного воя, но он отлетал, как и кошмарный сон, в котором только что был и откуда… да, спасся. Пожалуй, в реальность этот крик так и не прорвался. А я прорвался, сказал себе Олег, чувствуя, как гулко, страшно колотится сердце. Дышал он так же трудно, всё тело похолодело от испарины, но Олег испытал ни на что не похожее облегчение. Потому что ощущение того, что его засасывает этот тёмный, грозный кошмар было до того всеобъемлющим.

– Ух, ты… – прошептал он, проведя влажной – настоящей и послушной – ладонью по мокрому же лицу. Рука дрожала. – Ух, ты… Вот это сон…

Действительно, кошмар. Такие только с похмелья… Страшным ведь был не сюжет – какой там, нахрен, сюжет, – а вот это ощущение ужаса, свои собственные ясные мысли по ходу сна. Бля, я умер! – вот это помнилось отчётливо, когда он вырывался из кошмара. Ну да ладно… Проснулся, и ладно.

Олег с трудом сел скамейке. Тело действительно затекло. Он посмотрел вокруг…

– Чёрт…

Сердце куда-то ухнуло, ужас, отступивший было, вновь проник в него- холодный и реальный- в съёжившейся мошонке, в животе, в груди, перехватывая горло, разливаясь кислотой во рту, сводя скулы. Олег не знал, где он. Не знал, и всё тут. Ни малейшего понятия.

Он встал на неверных ногах. Медленно повернулся на все триста шестьдесят градусов, широко раскрыв рот и даже не замечая этого. Опустил глаза, зачем-то заглянул в мусорную урну рядом со скамейкой: там валялись «бычки», стеклянная пивная бутылка, одноразовые пластиковые стаканчики, чьё-то недоеденное и ещё не растаявшее мороженое на палочке…

– Ясненько, – сказал Олег, только чтобы не молчать, ведь ни хрена не было ясно. Нет, в принципе, понятно. Это какая-то долбаная железнодорожная станция, и он проснулся на платформе перед путями. Было утро, похоже, раннее-раннее. Сероватый свет только намечал восход солнца, но было уже влажно, душно и жарко. Вокруг висел туман – испарения от земли, как после дождя, хотя ничего не говорило о дожде. В дымке хорошо были видны близкие и смутно угадывались дальние детали пейзажа. Напротив – несколько рядов пустых путей под высоковольтными проводами, но дальше застыл товарняк, вытянувшись над рельсами в обе стороны от Олега. Не совсем отчётливо, но Олег различал пустые, открытые платформы, вагоны, ряды грязных, залитых нефтью цистерн. А за спиной эта чёртова станция. Он снова повернулся к ней лицом. Старое здание из красного кирпича, двухэтажное, судя по двум крыльям, отходящим от центрального, с высокими окнами и двумя почему-то белыми колоннами выхода на посадку. Над этой центральной частью, над колоннами, над козырьком с круглыми часами, показывающими четыре часа и над окнами – большими чёрными буквами – название станции, оно же, скорее всего, и имя здешнего поселения – деревни, посёлка, или городка, кто его знает – «ПОЛЯ КАМЫШЕЙ».

Название не говорило ни о чём. Да, блин, их же хренова туча, этих самых названий.

Особенно когда на поезде едешь, столько их промелькнёт, всяких поселений, никогда и не запомнишь все, да и не увидишь, скорее всего, больше. Иной раз даже удивишься, что и здесь люди живут. Посмотришь: четыре дома, причём половина из них заброшены и полуразрушены, а нет же – вон свет горит, вон и стожки в поле – кто-то сено на зиму заготовил. Живут. А в самом вагоне из расписания движения запомнишь только самые крупные остановки, которые на слуху: Краснодар, Волгоград, Самара… Олег таким маршрутом и ехал. Это не надо было вспоминать, он об этом знал. Ехал с Туапсе до Уфы. В хорошем таком купейном вагоне на тридцать шесть мест, с кондиционерами, биотуалетами – все дела. Как же я здесь-то теперь оказался?.. Вот этого он не знал и не помнил. Глядя на здание станции всё с тем же выражением ужаса на лице, он пытался вспомнить все обстоятельства, предшествующие внезапному кошмарному пробуждению на этой конченой скамейке, в этом конченом месте, но в голове был такой же туман, как и вокруг. Попытался вспомнить название, было ли оно в расписании, но куда там. Похоже, остановочка из этих двухминутных, когда и не выходишь из вагона, может, только купишь что-нибудь через открытую дверь, какие-нибудь груши, или дыни, или орехи, да мало ли. Но я-то здесь, где бы там ни было, вот он я, и, чёрт, как же это произошло?.. Вопреки всему этому гадству, что творилось и в голове, и снаружи, Олег понемногу успокаивался, хотя только что его чуть ли не колотило от ужаса, он даже и не подозревал, что может испытать подобное состояние в чисто физическом плане. Но успокаивался всего лишь внешне. В глубине, где-то в самой глубине как будто что-то кричало и вопило, заставляя все мысли плавать и кружиться, ни за что не цепляясь.

– Поля Камышей, – прошептал он. Страшная сухость во рту. – Здрасте-нате.

Вот так, походу, и чувствуешь себя, оказавшись в жопе.

Ноги немного дрожали. Он беспомощно посмотрел на них. Босые ступни обуты в лёгкие кожаные сандалии. Остальная одежда – серые льняные шорты, белая футболка, ну и трусы, само-собой. Правильно, жара ведь. Так он и расхаживал по вагону, так выходил на перроны – покурить на влажной жаре, походить, не особо отдаляясь от своего вагона, посмотреть вокруг, что-нибудь купить у бабулек – холодной минералки, горячих пирожков, молодой отварной картошечки, малосольных огурчиков, всякого такого. Вот и сейчас кошелёк был при нём, Олег обнаружил это, засунув руки в карманы. В левом -пачка сигарет, в правом – определённо, кошелёк. Почему-то это показалось странным. Но сначала Олег достал сигареты. Полупустая пачка «Winston», а с одноразовой зелёной зажигалкой «Feudor» внутри. Достал сигарету, зажигалку, с жадностью прикурил, сделал пару глубоких затяжек, и тогда только вытащил бумажник. Открыл его, держа обеими руками, переместив горящую сигарету в уголок рта, прищурив один глаз от дыма. Сигарета придала его движениям спокойную уверенность. Ёлки-палки, деньги-то на месте! Всё здесь, по крайней мере на первый взгляд. Вот купюры, вот мелочь в другом отделении, сюда воткнуты дисконтные карты различных гипер, – и супермаркетов, одна кредитка «Visa». Это хорошо, конечно, но отчего-то и пугало. Неправильно ведь оно как-то. У Олега было закралась мысль, что во всём виноват сучий клофелин или ещё какая подобная пакость. Что ещё тут подумать?.. При нашей-то людской доброте. Бывает же: подсунули что-то, вырубился, очнулся и не помнишь нифига. А то и вовсе всё забыл: кто ты, где ты, что ты, какой вообще год. Сколько таких историй Олег видел по телику, про какую-то психотропную хрень, когда люди приходят в себя именно на ж/д путях, именно на вокзалах, а потом их ложат в больничку, дают случайные имена, и они лежат без памяти, тоскуют и ждут, чтобы кто-нибудь их нашёл. Грешным делом, Олег подумал, что и с ним та же история. Но память была всё ещё при нём, во всяком случае, большая её часть, и вот теперь оказывается, что и бумажник на месте. Кошелёк-то особенно не укладывался в дикую, но, в принципе, логичную эту картинку. Если бы одурманили, по-любому «хлопнули» бы, да?.. А они не сделали. Значит, что? Не было никаких «их» ?.. Вот по этой карточке, например, всяко-разно не трудно было бы выяснить, кто ты есть, даже если очнулся с глубочайшей амнезией. Да уж…