— Итак, расскажи мне, что я пропустил, — нарушил я тишину в то время, как грузовик мотало и заносило по изрытой колеями дороге. Вопрос ударил мне в живот сильнее, чем я ожидал, когда произнёс его вслух. — Какой была твоя жизнь последние десять лет?

Она села прямо, откашлялась и поправила блузку.

— В основном всё было хорошо.

— В основном?

— Учитывая, с чего я начинала и как здесь оказалась, думаю, что мне удалось добраться до вершины.

— Не ошибусь, если скажу, что так и есть.

— Я окончила университет в Кентукки и отправилась прямиком в Нью-Йорк. Там познакомилась со своим бывшим мужем, когда проходила прослушивание в местном новостном шоу. Убедила Эддисон переехать и нашла ей работу. С тех пор я только и делаю, что работаю.

— Но ты счастлива?

— Счастлива, чего и следовало ожидать, — кивнула Дакота. — Когда я достигла первой вершины, то внезапно поняла, что этого недостаточно, поэтому продолжала подниматься всё выше и выше, ставя перед собой следующую важную цель, которая помогла бы мне раскрыться.

— Не всегда складывается так, как ты ожидаешь.

— Да, — провела правой рукой по бедру Дакота. — Возможно, после этого интервью меня повысят.

— Похоже, ты от этого не в восторге.

— Я в восторге, — сказала она, хотя и не очень убедительно. — Правда. Для меня это имеет огромное значение. Это результат всего, над чем я до сих пор работала. Единственное, что превзошло бы это повышение, — собственное новостное шоу в прайм-тайм.

— А я не сомневаюсь, если Коко Биссетт что-то задумает, она добьётся своего, — заявил я. — Но главный вопрос в том, чего хочет Дакота Эндрюс?

Я ожидал, что её настроение изменится, как ветер в штормовой день. Ожидал, что она шарахнется от меня или сердито набросится. Вместо этого она глубоко вздохнула и повернулась ко мне.

— Я всю неделю спрашивала себя об этом, Бо, — призналась она. — Я думала, что знаю. А теперь понимаю, что больше ничего не знаю.

Намёк на её протяжный кентуккийский выговор прозвучал как крошечное обещание, что, возможно, моя цель вернуть её больше не была нереальной.

— Я думала, что знаю, куда двигалась, — пожала она плечами. — Теперь же понимаю только одно: я застряла между тем, кто я есть, и тем, кем себя считала.

— И это совершенно нормально, — моя рука нашла её колено и, успокаивая, сжала его. — Тебе не обязательно всё время быть такой идеальной, и тебе не обязательно всё время решать все проблемы.

Даже в старшей школе Дакота была девушкой, которая придерживалась определённого порядка и имела амбиции. Она обладала личностью типа «А», которой характерны стремление работать и сильный дух соперничества, устанавливая для себя предельные сроки и взваливая на себя ответственность, чего никогда не могла сделать её мать. Я не мог винить девушку, которая воспитывала себя сама с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы понять, что у неё не было выбора в этом вопросе.

Чуть погодя полуденное солнце зависло на небе перед тем, как продолжить свой путь к горизонту, и я развернулся, направляясь обратно домой.

— У меня ещё остались кое-какие дела, — сказал я, когда мы подъехали к дому. В прошлом, когда мы встречались, она часто наблюдала за тем, как я выполняю работу по хозяйству. Каждый вечер пятницы, прежде чем я мог пригласить её на свидание, мне приходилось вычищать коровник или давать соль скоту. — Можешь посмотреть, если чувствуешь ностальгию.

Машину качнуло, и она натолкнулась на мою руку.

— Я пас. Мне нужно проверить электронную почту, а потом я хотела бы ненадолго съездить в город. Вернусь к ужину.

Я припарковался и поставил машину на ручной тормоз, после чего обнял её и поцеловал в нежную щёку.

— Когда ты вернёшься, я буду здесь.

Мы вылезли из машины, и я отступил назад, наблюдая, как покачивались её бедра, когда она возвращалась в дом, совершенно не осознавая, что похитила моё сердце.

И то же самое я намеревался сделать с ней этой ночью.

Шестнадцать часов тридцать четыре минуты. Так долго длились роды.

Три килограмма и двести грамм. Вот сколько весил мой ребёнок.

Семнадцатое мая, восемь сорок шесть вечера. Это была точная дата её рождения.

Трое. Столько людей знали о её существовании.

Я.

Ребекка.

Сэм.

— Хочешь её подержать? — спросила медсестра, подкатывая колыбель к моей кровати. На больничном столике рядом с огромным кувшином воды лежала нетронутой стопка документов об усыновлении.

Я смотрела на дочку, мирно спящую, завернутую в толстое фланелевое одеяло с логотипом «Мерси Дженерал Хоспитал».

— Скоро придёт социальный работник, чтобы всё с тобой обсудить, — мягко сообщила медсестра.

— Если я возьму её на руки, то могу передумать, — сморгнула я слёзы, не в состоянии отвести от малышки глаз. Она была похожа на маленькую куклу с крошечным носиком и густыми тёмными волосами.

Здесь должен был быть Бо.

Не Ребекка и кучка незнакомых людей рядом со мной, помогающих справиться с родовыми схватками. Это должен был быть он.

— Тук-тук, — послышался голос Ребекки. Она оставалась на ночь в больнице и держала меня за руку до трёх часов ночи, пока я старалась вытолкнуть в этот мир своего ребенка. Потом мне удалось отправить её домой, чтобы немного поспать. — Я кое-что тебе принесла.

Она поставила на столик вазу с розовыми розами и осторожно подошла к спящему ребёнку. Ребекка смотрела вниз с таким видом, будто хотела прикоснуться и обнять её, но боялась.

— Ты можешь её взять, — эти слова ранили меня, словно ножом по сердцу. Ведь я её даже ещё не подержала.

— Ты уверена?

Я кивнула, заставив себя улыбнуться.

Я скучала по Эддисон. Мне так хотелось, чтобы она была здесь. Последний раз я видела её во время зимних каникул, и всё это время благоразумно носила просторные толстовки с капюшоном.

Ребекка взяла ребёнка на руки. Моего ребёнка. Её ребёнка.

— Силы небесные, — сказала она мягким, по-матерински заботливым голосом, который был таким естественным для неё. — Ты просто самая красивая на свете малышка.

При звуке голоса Ребекки малышка открыла свои глазки.

— Ну, привет тебе! — проворковала Ребекка, её губы растянулись в самой счастливой улыбке, которую я когда-либо у неё видела.

Раздался стук в дверь, и Сэм испуганно отступил назад, когда мимо него протиснулась работница социальной службы. Увидев моё лицо, женщина с рыжевато-каштановыми волосами и ковыляющей походкой, сразу же остановилась.

— Мне придётся попросить приёмных родителей на минутку выйти, — сказала она, изучая меня.

Ребекка положила ребёнка обратно в кроватку и вместе с мужем вышла из комнаты.

— Как у нас дела? — спросила она, придвинув стул к моей кровати. — Я Сандра. И помогу тебе с бумагами. Я социальный работник здесь, в больнице.

— Мне просто хочется побыстрее покончить с этим, пока не передумала.

— О, — она подняла брови, схватила бумаги и ручку и положила их на планшет у меня на коленях. Сандра задала мне несколько стандартных вопросов, большинство из которых касались моего психического здоровья и истории семьи.

— Итак, похоже, ты выбираешь открытое усыновление с Сэмюэлем и Ребеккой Валентайн в качестве приёмных родителей, — резюмировала она, просматривая мои документы. — Я заметила, что в свидетельстве о рождении, которое ты заполнила ранее, нет имени отца.

— Он вне игры, — моё сердце сжигало болью, которую не могли снять никакие мягкие, извиняющиеся взгляды Сандры. — Давно в прошлом.

Сандра поджала губы и с сожалением улыбнулась.

— Мне запрещено высказывать здесь своё мнение, так что это не для протокола. Понимаешь?

Я кивнула.

— Ты кажешься умной молодой девушкой, и я знаю доктора Валентайна по его ординатуре здесь, в больнице, — сказала она. — Ты никогда не смогла бы найти для своей дочери семью лучше.