– Я француз. В Соединенных Штатах живу уже около пятнадцати лет.

Ого… По виду Этьену было не больше тридцати. Напоминал он скорее охранника, чем водителя. Высокий, широкоплечий, короткая стрижка и несколько боевых шрамов на лице. Одет он был во все черное. Видимо, чтобы усилить устрашающий эффект.

– Мисс… то есть, Хейли, мы приехали.

– Отлично, я скоро вернусь.

Какой же я оказалась врушкой!

Четыре с половиной часа – ровно столько понадобилось времени профессионалам, чтобы с нуля придумать мне новый образ на вечер. Я едва не опоздала на съемки! А все потому что, в платье, о котором говорила Зои, я просто не влезла. Да-да-да, тот самый шоколадный торт, который я съела вчера в ресторане, вылез мне боком. В прямом смысле этого слова! При росте сто пятьдесят семь сантиметров я вешу пятьдесят шесть килограмм. Во время примерки меня позорно взвесили. Вчера было пятьдесят пять, а до начала съемок я должна похудеть до пятидесяти. Фрэнка точно хватит удар.

«Молодец, Хейли! Идешь к успеху семимильными шагами!»

Сидя перед большим зеркалом в гримерке, я старалась не смотреть на свое отражение, пока визажист размахивал кисточками перед моим лицом. Она сказала, что моя кожа слишком бледная, и нужно как следует над ней поработать, чтобы я не выглядела лягушкой под софитами. Знала бы она, какой денек у меня выдался… Тут и Обама побледнел бы.

– Три минуты до эфира, – послышался нетерпеливый голос Эйдена за дверью.

– Готово.

Аманда, кажется так ее звали, взяла меня за подбородок, приподняла лицо и вздохнула:

– Красавица!

– Спасибо, – кисло улыбнулась я, поднимаясь с кресла.

Сейчас зеркало показывало мне хорошенькую Хейли, с большими серыми глазами, широкими, но аккуратными бровями и гладкой персиковой кожей. На мне было горчичное платье-рубашка с разлетающимися рукавами от Лелы Роуз и чудовищно неудобные черные босоножки, которые я возненавидела с первого взгляда. Но денежки за скрытый пиар этого обувного бренда уже поступили на мой счет, поэтому жалобы не принимаются. Фрэнк редко пользуется словом «Нет», когда с ним связываются спонсоры.

Я вышла из гримерной и наткнулась на своего «любимого», вокруг которого уже суетилась симпатичная разносчица воды. Одного взгляда на Бакли было достаточно, чтобы мой эмоциональный диапазон начал фонить. Сукин сын как всегда был безупречен – светлые джинсы с потертостями, рубашка-поло на тон темнее и серые лоферы с кисточками. Я подошла к нему и ласково провела рукой по его щеке. Модная трехдневная щетина, которая была неотъемлемой частью его имиджа, приятно защекотала ладонь.

– Я уже успела соскучиться, – промурлыкала я, краем глаза наблюдая за тем, как его новая поклонница трусливо сдает назад и растворяется в коридоре.

Выражение лица Эйдена было бесценным. Мне пришлось закусить нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Я впервые увидела его таким растерянным и изумленным одновременно.

– Что это было, Техас? – прищурившись, спросил он.

Громоподобный рев режиссера освободил меня от ответа, и мы, натянув свои лучшие улыбки, полетели на жаркий свет софитов.

Шоу началось с того, что ведущий, Джек Монтеро, представил нас зрителям. Мы расположились на небольшом оранжевом диванчике, а Джек сел напротив нас, в такое же яркое кресло. Он выглядел так, как и должен выглядеть пожилой итальянский мужчина с грин-картой – дорого, дерзко, и с полным белоснежным зубным рядом. Обменявшись с нами дежурными комплиментами, Джек вывел на большой экран видео-нарезку из ситкома, в котором я снималась, а также отрывки из различных фильмов с участием Бакли. Затем на мониторе замелькали кадры нашего вчерашнего ужина, и теперь я уже с бо́льшим интересом наблюдала за происходящем на экране.

Черт возьми, мы действительно талантливые актеры!

На видео мы постоянно улыбаемся и смеемся, касаемся друг друга, в общем, выглядим самыми настоящими влюбленными.

Я перевела взгляд на Эйдена, и он подмигнул мне.

Запись завершилась нашим поцелуем, и публика на съемочной площадке громко зааплодировала. Мне пришлось какое-то время поморгать, чтобы прогнать глупые сентиментальные слезы.

После ряда расслабляющих вопросов, мы, наконец, перешли к тем, к которым тщательно готовились.

– Вы правда познакомились на кастинге? – спросил Джек.

– На последнем, – кивнул Эйден, и я заметила, как потеплел его взгляд.

– У нас было всего несколько секунд, чтобы представиться друг другу, а затем хореограф включил музыку, и мы продолжили знакомство уже на языке танца, – выдала я очередной кусок заученного текста.

Бакли улыбнулся ведущему и опять закивал, как китайский болванчик.

– Книга рассказывает нам историю двух профессиональных танцоров, а о ваших танцевальных достижениях почти ничего не известно… Как думаете, вы справитесь с этими ролями?

– Ни я, ни Эйден не считаем себя профессиональными танцорами. Мы просто актеры, которые умеют танцевать. Но с нами на съемках будут работать всемирно известные хореографы, которые просто не позволят нам не справиться!

– Как проходит ваша подготовка к съемкам экранизации?

– Мы придерживаемся жестких диет, – с невозмутимым лицом ответил Бакли. – Посещаем тренажерный зал, где занимаемся по усиленной программе, а с завтрашнего дня у нас начинаются уроки танцев.

Пять дней в неделю по четыре часа в день, между прочим. С таким графиком, мне кажется, что я попросту не доживу до начала съемок.

– Кстати, а вы читали саму книгу?

– Я даже не знал о ее существовании до начала кастинга, – смущенно рассмеялся Эйден. – Но после того, как меня утвердили на роль, сразу же прочитал. Классная история. Мне понравилась.

В мыслях тут же возник образ завернутого в клетчатый флисовый плед Бакли с кружечкой дымящего какао в одной руке и с пухлым томиком любовного романа в другой…

– А что насчет тебя, Хейли? – обратился ко мне ведущий.

– Четыре раза! – И это было чистой правдой. – Я нахожу много общего между собой и своей героиней.

– Что, например?

– Хм… – задумалась я. Этого вопроса не было в списке Рут. – Например, любовь к танцам… а еще я и Пейдж слушаем одну и ту же музыку, безумно скучаем по своим старым друзьям после переезда на новое место. И мы обе никогда ранее не влюблялись…

Эйден тут же залился кашлем и схватился за стакан с водой. Джек засиял, а по зрительному залу пронеслись мелодраматические вздохи.

О, нет.

Нет!

Нет!

Нет!

Это что, прозвучало как признание в любви?

Но это же чушь собачья!

Я просто неправильно выразилась. Слово «ранее» относилось только к Пейдж, не ко мне! Надеюсь, Бакли ничего там себе не нафантазирует.

Следующий вопрос заставил меня моментально забыть о возникшем чувстве неловкости от неуклюжего ответа.

– Эйден, всего неделю назад на этом диване, заливаясь слезами, сидела Кейт Кальвино. Она рассказывала мне, как тяжело переносит ваш разрыв. А что бы ты сказал ей, если бы сидел в тот момент рядом?

Это один из тех вопросов, которые Рут приказала им убрать из интервью.

Что происходит?

Я старалась не смотреть на Эйдена и вести себя так, словно этот вопрос меня не шокировал. Краем глаза заметила, как напряглась его челюсть.

– Я бы сказал Кейт плакать дома, а не перед каждой камерой, которая попадается ей на глаза.

Ауч.

В павильоне повисла гробовая тишина. Ведущий онемел и изумленно уставился на Бакли. Мне показалось, что на какой-то миг даже операторы застыли.

– Типичный стрелец, – решила я разрядить обстановку.

Зрители тут же оживились и принялись посмеиваться. Эйден взял мою руку, переплел свои пальцы с моими и чуть сжал их. Наверное, этим жестом он сказал «спасибо», и я осторожно сжала его руку в ответ.

Тем временем Монтеро наконец перестал мысленно подсчитывать, сколько Бенджаминов Франклинов принесут ему рейтинги этого эфира, собрался с духом и перешел к финальным аккордам телешоу.