Странный человек закончил перестановку, сел, тут же встал и, подойдя к окну, принялся смотреть на спешащих мимо серых из-за затемнённого стекла прохожих. Официантка принесла ему чай и он, рассеянно ей кивнув, подковылял к столику, бросил на него купюру и направился обратно к окну.
– Мы ему, похоже, понравились – неожиданно сказал Гоша.
– Вежливый какой. Неудобно – кивнула девушка.
– Ты на него смотри внимательно, и моргай почаще – загадочно улыбнулся парень – Сейчас будет интересно.
– В каком смысле?
– Смотри-смотри! Моргай.
Странный мужчина тем временем подошел к высокому зеркалу, закрывавшему одну из колонн и, чуть замешкавшись, шагнул в него.
– Ничего себе! – вырвалось у Лены. Банальное восклицание показалось ей как никогда уместным.
Вместо звона разбитого стекла послышалось едва заметное шуршание, которое бывает, когда раздвигаешь штору из бус или кусочков бамбука. Как ни в чём ни бывало, человек в отражении похромал к столу, отодвинув трость, сел и взял чашку. Снял крышечку и вдруг, пронзительно взглянув прямо Лене в глаза, показал ей язык!
Это было настолько неожиданно, что Лена довольно громко ойкнула, а Георгий рассмеялся.
Некоторые из сидящих за столиками оглянулись на несдержанный звук и девушка с удивлением обнаружила, что это происшествие осталось незамеченным для всех, сидящих в кафе.
– Он понял, что я вижу, и позволил тебе тоже взглянуть – сказал Гоша, поворачиваясь к Лене. – Наверное, настроение хорошее. Шутник.
Остаток вечера прошел очень мило, хотя Гоша и объявил его «Вечером без сверхъестественного», упорно переводя разговор в сферу привычного, да, более всего, на жизнь и занятия самой Лены.
Девушка всё поглядывала за спину своего кавалера, на зеркало, так, что Георгий уже даже принялся неодобрительно морщиться, не прерывая, впрочем, потока комплиментов и замечаний разной степени остроумности.
В конце концов, человек в зеркале, выпив свой чай и с интересом посмотрев несколько беззвучных музыкальных клипов в своём, «зазеркальном» телевизоре, поднялся и ушёл, а его столик в нашем мире заняла немолодая пара, тут же принявшаяся тихо ругаться. И больше приятного течения вечера ничего не нарушало.
Звонок в дверь, пронзительно разрезавший уютную тишину квартиры не стал для Гоши неожиданностью, однако же и прилива энтузиазма не вызвал. Он торопливо нашарил ногой потерянный под столом тапок, кое-как сунул в него ногу и поплёлся открывать. На пороге, как и ожидалось, оказалась Ольга Сергеевна, хозяйка съёмной квартиры, в которой уже третий год безбедно жил Гоша. Она же, по совместительству, являлась его двоюродной тётей, что несколько снижало цену аренды, но иногда добавляло хлопот.
Ольга Сергеевна была женщиной воспитанной, но весьма энергичной и напористой, и Гоша перед ней слегка тушевался, а оттого визитов её не любил.
Он вежливо проводил женщину на кухню и, усадив на почётный "гостевой" стул предложил чаю. Та согласилась настолько рассеянно, что у Гоши в душе зашевелились самые неприятные мысли, до того тщательно отодвинутые в самый дальний уголок сознания. Дело в том, что Ольга Сергеевна, хотя и предупредила о своём визите заранее, но цели его назвала несколько туманно, что наводило на определённые размышления, а именно – уж не придётся ли ему, Гоше, в ближайшее время искать себе новое съёмное жильё? Второй вариант развития событий, с ощутимым изменением цены был не столь радикальным, но тоже весьма неприятным. К квартире Георгий привык как к родной, про себя считал её домом и менять место жительства не хотел совершенно.
Однако же брать быка за рога Ольга Сергеевна, как того можно было бы от неё ожидать, не стала – напротив, сидела поникшая и меланхолично помешивала остывающий чай ложечкой, не предпринимая ни единой попытки сделать хотя бы глоток или перейти к делу.
Гоша выжидательно смотрел на неё в течение нескольких бесконечно долгих минут и, когда тишина стала уж как-то слишком затягиваться, прочистив горло, нерешительно произнёс:
– Как ваши дела, Ольга Сергеевна? Как семья, как бизнес? – насколько ему было известно, она сдавала в аренду две своих квартиры и ещё несколько "объектов", принадлежавших её знакомым и неплохо в этом преуспевала.
Женщина встрепенулась и принялась искать что-то в своей сумочке, сначала как-то вяло, потом всё более энергично и осмысленно, что ли. Наконец, извлекла сложенный вчетверо листок бумаги, посмотрела на него с лёгким недоумением и, развернув, некоторое время глядела на содержимое. Лоб её сначала собрался морщинами, потом разгладился. Снова нахмурившись и покачав головой каким-то своим мыслям, она произнесла:
– Понимаешь, Гошенька. Такое дело… – она сделала паузу – странное.
Гоша, не сдержавшись, глубоко вздохнул. Ольга Сергеевна взглянула на него, словно видела в первый раз и не преминула подтвердить его новую неприятную догадку:
– Мама твоя посоветовала с тобой поговорить. Ты вроде бы в чём-то таком разбираешься? А я думала, ты в компьютере работаешь.
Гоше по ряду причин совсем не хотелось посвящать в свои дела общительную и энергичную родственницу, его вполне устраивали их устоявшиеся отношения, состоявшие из крайне редких встреч и регулярных денежных переводов. Но, похоже, выхода у него в этот раз не было. Или мама вопреки обещаниям решила создать ему лишнюю рекламу, или женщине и правда нужно было помочь. Скорее всего, именно второе. А потому Гоша внимательно посмотрел на Ольгу Сергеевну, достал телефон и приготовился записывать.
И было что. Как оказалось, некоторое время назад в её жизни начали случаться неприятности. Конечно же, совсем лишены проблем только мертвецы, но тут, как говориться, события стали «уж слишком кучно ложиться». Сначала она не придавала происходящему слишком уж большого значения, ну не везёт и не везёт, бывают в жизни разные периоды. Всё у неё стало валиться из рук, дела не клеились. Ольга Сергеевна стала раздражительной, несколько раз поссорилась с мужем. Не то, чтобы до этого были идеальные отношения – без шероховатостей не обойдёшься и прожив вместе сто лет, наверное. Но как-то уж слишком часто это стало случаться, да и формы ссоры стали приобретать какие-то очень резкие, некрасивые. Как будто не взрослые, состоявшиеся люди ссорились, а истеричные женщины из сериала для домохозяек. Это, конечно, можно было бы списать на общую нервную атмосферу – дело в том, что дома у Ольги Сергеевны временно, уж второй месяц, гостили сын Алексей с женой. Дома у них происходил ремонт – истинный бич жителей современных городов. И, разумеется, что-то там не клеилось, ремонт затянулся, заставляя всех нервничать и злиться. Сын с женой, разумеется, ссорились тоже – непривычные условия, неизбежное вмешательство родителей в их личную жизнь, столкновение двух хозяек в одной квартире и всё такое. На фоне общей нервозности Лёша даже начал подозревать жену в супружеской неверности, что было, с точки зрения Ольги Сергеевны, уж совершеннейшей чушью. Однако же, когда Гоша попытался уточнить подробности этих обвинений, он натолкнулся на неожиданное препятствие. Женщина упорно избегала говорить о личной жизни своего сына. Конечно же, её сложно было винить за такую щепетильность, но ему всё равно нужно было узнать подробности. Провозившись с этой темой около получаса, он не смог узнать чего-то хоть сколько-нибудь существенного, однако плотно утвердился в мысли, что Ольге Сергеевне определённо известны некоторые щекотливые подробности и она защищает их, словно наседка яйца. Ничего не поделаешь – пришлось отложить этот вопрос на потом.
Следующей весьма неприятной случайностью явилась смерть попугая. Замечательно красивый, яркий, умный и весьма дорогой ара был настоящим другом семьи и его кончина была без преувеличения настоящим ударом для всех. Гоша про себя отметил тот факт, что попугай, являясь другом, продолжал оставаться для Ольги Сергеевне дорогой собственностью, но виду, конечно же, не подал. Гудвин – так звали птицу – начал вести себя беспокойно ещё до переезда Алексея с женой. Он и раньше был любопытной и своенравной птицей и, будучи выпущен из своей огромной клетки наносил обстановке вполне прогнозируемый ущерб. Однако в последнее время характер его сильно испортился, он стал истеричным и даже злым, а проделки его – пакостными и злокозненными. Он опрокинул на дорогой планшет стакан с соком, вытащил из кармана пиджака паспорт Александра Николаевича и вырвал из него почти все страницы так, что документ пришлось восстанавливать с немалыми потерями времени и денег. Когда они забыли закрыть дверь в спальню, Гудвин вспорол перьевую подушку и ухитрился разнести перья практически по всей квартире так, что Ольга Сергеевна убирала их не один час. Алексей даже утверждал, что застал птицу за попыткой открутить краны на газовой плите! Впрочем, в последнее она не верила, списывая это на сильную неприязнь, возникшую между Гудвином и Лёшей и на обострившееся в последнее время воображение последнего. Дошло до того, что попугай начал исподтишка нападать на членов семьи, чего за ним отродясь не наблюдалось. Он неожиданно садился на плечо или даже голову кому-нибудь (как правило, это был Лёша или Александр Николаевич) и пытался, вроде бы в шутку, оторвать ухо или нос своей жертвы. Надо понимать, что клюв такой крупной птицы является серьёзным оружием и при достаточном желании ара может нанести человеку весьма ощутимые повреждения. Алексей утверждал, что попугай специально бросался на него, метя когтями в лицо. Когда же проказы дошли до того, что нанесённые Гудвином Александру Николаевичу раны пришлось серьёзно обрабатывать, последний потерял всякое терпение и надолго запер птицу в клетке на замок, чего не делалось уже очень давно. Если бы они знали, к чему приведёт такое наказание, то, конечно же, попытались бы решить проблему другим способом. Ольга Сергеевна горько сожалела о том, что вовремя не отвезла попугая к ветеринару, но сделанного не воротишь. Гудвин бесновался в своей тюрьме несколько дней, тщетно пытаясь выломать прутья или вывернуть дверцу – те были сделаны на совесть и ни в какую не поддавались. Он потерял всякий интерес к игрушкам, лакомствам и почти перестал пить. Однажды проснувшись утром, они обнаружили на полу клетки окоченевшее тельце попугая, казавшееся теперь очень маленьким и жалким. Гоша заметил, что за такой короткий промежуток времени попугай не мог умереть от голода или даже обезвоживания, но Ольга Сергеевна, судя по всему, продолжала винить себя в смерти животного.
