Дыхание Гоши перехватило. Он хотел было вскочить и то ли броситься вон из аудитории, то ли подойти к странному человеку "для выяснения", когда лаборант застенчиво хихикнул, чем окончательно пригвоздил Герогия к месту. Хихиканье перешло в смешок с лёгким подхрюкиванием и Гоша услышал резкий стук упавшего на пол мела. Обернувшись, он обнаружил лектора, с удивлением смотрящего на пустую руку и сонно моргающих одногруппников.

Оставшуюся часть занятия Гоша провёл "как на иголках", вертясь и то и дело оглядываясь на странного лаборанта. Тот делал вид, что не видит взглядов и сосредоточенно что-то писал в древнего вида общей тетради большого формата.

Когда же, наконец, из коридора донёсся резкий звук звонка и студенты шумно задвигались, собираясь выходить, Георгий обернулся в последний раз, чтобы обнаружить, что странного человечка на месте уже нет.

Уже в коридоре он, словно бы невзначай спросил широко потягивающегося соседа по парте:

– Ты видел, лаборант там сидел какой-то странный, а?

Тот в ответ лишь рассмеялся. За него ответил второй Гошин товарищ:

– Ты что? Это же лекция была, какой лаборант, зачем? Проспал всё, да?

– А сам-то?

Смеясь и обсуждая планы на День студента, они начали спускаться по лестнице и странный эпизод на некоторое время вылетел у Гоши из головы.

Много позже большой, похожий на медведя человек по имени Вован, рассказал Гоше о странных существах, сонниках, вроде бы питающихся человеческими снами и, в целом, достаточно безобидных. Однако не вполне объяснимую неприязнь к этим существам Георгий так и не смог побороть за всю свою жизнь.

Настоящее время.

– Проходи, пожалуйста. Чаю хочешь? Или кофе?

– Да нет, спасибо. В ближайшие время вы свободны, можем поговорить?

– Лёша уехал в командировку, на прошлой неделе ещё. Сегодня вечером должен вернуться. А Саша на работе, он мне звонит всегда, когда собирается ехать. Пират только – Ольга Сергеевна вымученно улыбнулась. – Сейчас он выйдет поздороваться.

Гоша замешкался в прихожей, чтобы снять обувь.

– Что ты, не нужно – вяло попыталась протестовать хозяйка.

Приличная по размеру квартира гордо встречала гостя свежим модным ремонтом, несколько навязчиво намекая, что у хозяев «с деньгами все в порядке, всё как у людей». Насколько Гоша мог судить, в квартире имела место даже небольшая перепланировка.

Комнаты были просторными, хорошо освещёнными, но отчего-то уюта здесь не ощущалось. То ли последние события наложили свой отпечаток, то ли еще не успел выветриться нервный эмоциональный фон ремонта. А может быть, живущие здесь люди просто были лишены качества, необходимого для создания в доме теплой атмосферы. Любит, скажем, семья путешествовать, или дачу, да хоть бы и гулять просто, быть может. Вот и не создаётся дома уют, как ни старайся и сколько денег на интерьер не трать. Ничего, бывает.

И всё равно Гоша поёжился, аккуратно ходя по комнатам и не находя ничего примечательного. То есть, интересное в квартире встречалось, взять хотя бы украшающую всю стену в гостиной коллекцию картин, изображающих лес во всех его проявлениях, от классической старенькой репродукции «Утра в сосновом лесу», до вполне, на неискушенный Гошин взгляд, приличных берёзок-осинок неизвестных авторов.

– А это мы с Сашей собираем, как-то само получилось. Сначала одну повесили, потом другую, потом друзья стали дарить. Как-то так и пошло само. Зато люди всегда знают, что на праздники дарить. Вот эту даже Самохин подарил. Ну, из театра.

Гоша изобразил уместное удивление. Любителем театра он не являлся, в последний раз ходил с девушкой на «Вечера на хуторе близ Диканьки», где актеры, утомленные предновогодними заработками нещадно переигрывали, выдавая «на гора» количество эмоций, вполне достаточное для небольшого бразильского фестиваля. Или, если процитировать маму, Георгий просто являлся невоспитанным чурбаном с отсутствием тяги к прекрасному вообще и искусству в частности – самокритично вспомнил Гоша. В общем, актеров, как и режиссеров местного театра по именам он не знал, но признаваться в этом было почему-то стыдновато. То, что этот Самохин был не из осветителей, было очевидно как божий день по значительной паузе, последовавшей за произнесенной фамилией.

– А эту? – Гоша кивнул на одну из картин, несколько выбивающейся из общей тематики, только чтобы перевести разговор со скользкой театральной темы.

Ольга Сергеевна удивленно заморгала, словно бы увидев натюрморт в первый раз.

– Эту… А, эту Лёшенька привёз, из командировки. Он с полгода назад ездил.

В квартире зазвучала мелодичная трель звонка, к концу, впрочем, замедлившаяся до такой степени, что стала словно бы уродливой пародией на саму себя. Ольга Сергеевна поморщилась.

– Что со звонком, купили же только недавно…

– Может, батарейки сели – проявил недюжинную электро-смекалку Гоша.

– И кого это там принесло – словно бы не замечая его, озабоченно произнесла хозяйка – Уж не с Лёшенькой что… – и быстро двинулась в сторону входной двери.

Оставшись один, Георгий принялся бесцельно бродить по комнате, обращая внимание то на одну, то на другую безделушку, коими гостиная (или столовая, если судить по обеденному столу) была богата. Мысли его так же бессмысленно вращались вокруг поставленной задачи, никак не желая выстроиться в логический ряд. Чем дольше он находился в комнате, тем больше мелочей откладывалось в сознании, словно фотографическое изображение, медленно обретающее резкость. Квартира, такая подчеркнуто современная и ухоженная на первый взгляд, показывала свой характер. Вот небольшие трещинки на безукоризненной белизне потолка, вот слегка выпадающая розетка. Там в углу, за креслом, виднеется угол забытой при уборке вещи, кажется, женской кофты. А вот на столике возле торшера уютно примостились чьи-то очки, полувысунувшиеся из бархатного чехла.

Тут его вялые мысли были прерваны самым бесцеремонным образом. Голоса в прихожей уже какое-то время гудящие фоном к пыльным Гошиным мыслям, стали звучать громче и быстрее. Вскоре в комнату стремительно вошёл крупный седой мужчина, с силой оттолкнув деликатно притворённую Ольгой Сергеевной дверь, да так, что от её удара о стену из-за поблескивающего свежим лаком наличника на пол тихонько ссыпалась тоненькая струйка раствора.

– Вы меня извините – произнес он тоном, совершенно исключающим смысл произнесенного – Но вам лучше уйти. Моя жена позвала вас – короткий взгляд в сторону хозяйки – без моего согласия. И я считаю, что нам с вами говорить не о чем.

Гоша молча пожал плечами. Знакомство с Александром, мужем Ольги Сергеевны, можно было считать свершившимся. К сожалению, не слишком сильный в запоминании имен Гоша запамятовал отчество главы семейства, а обращаться к немолодому раздраженному мужчине только по имени посчитал неуместным. Вдобавок ко всему, накатила злость на весь белый свет и упёртых седых мужчин в частности, и Георгий счел за лучшее, прохладно попрощавшись с Ольгой Сергеевной, направиться к выходу.

Появившуюся неловкость усилил тот факт, что, надевая туфли, он неудачно оперся о стену в прихожей, в результате чего оторвался и грустно повис изрядный кусок модных обоев.

Алексей хмуро рассматривал Гошу, откинувшись на спинку красного кожаного диванчика. С самого начала, ещё до того, как они по телефону договорились о встрече, Гоша предположил, что разговор их не будет простым и приятным и, конечно, не ошибся. Алексей явно согласился на встречу исключительно под давлением Ольги Сергеевны и это, понятное дело, не прибавляло ему теплых чувств по отношению к посреднику. Гоша благожелательно, но не слишком широко улыбнулся и принялся не торопясь помешивать свой чай, без всякого стеснения рассматривая собеседника.

Высокий, но не худощавый, широкоплечий, хотя и не атлет, с русыми волосами и открытым взглядом, Алексей производил впечатление достаточно приятного, уверенного в себе человека. Неброская и немного консервативная одежда, хорошая обувь. В деньгах сын Ольги Сергеевны, похоже, особо не нуждался.