2.
И вот теперь он, Ханс, с ужасом вспоминал случившееся происшествие. Но не ужас от содеянного им охватил его, он боялся расплаты. Его одичавшую душу не трогало то, что он лишил жизни ни в чём не виновных парней, которых толком не разглядел. Он даже внушал себе, что действовал правильно, защищая себя и своих друзей. Правд, как-то не очень походило это на подвиг, скорее на подлость, но не привык он корить себя, а потому просто об этом не думал. Теперь он хотел лишь знать, что ему угрожает, и выйдет ли на их след полиция. Подкрепившись лапшой, он снова уселся у телевизора и стал искать местные новости. К его радости пока ничего нового о происшествии не сообщалось.
Быстро приняв душ, Ханс переоделся и, собрав всю наличность, отправился в магазин за провиантом. Набрав побольше дешёвого товара, он прикупил на оставшиеся деньги пива и отправился домой. Снова, усевшись возле телевизора, он откупорил банку пива и стал ждать новостей. Убедившись, что пока ему ничего не угрожает, он включил другой канал и принялся смотреть боевик. Он повизгивал от спецэффектов и трюков и даже несколько успокоился, ассоциируя себя с героями боевика. Снова переключил на новости, и тут его ждали неприятности. Показывали фоторобот предполагаемых убийц. Портрет оказался достаточно точным. Себя он узнал вполне определённо. Холодный пот выступил на лбу. Он начал метаться по комнате. Захотелось есть. Ханс достал пачку холодных сосисок и начал механически жевать. Если его опознают, то быстро найдут, где он скрывается. Но и выходить на улицу было опасно. Он почувствовал, что ему тесно в этом большом городе. Мысли мелькали как кадры мультфильма, но ничего умного его мозг выработать не мог. Что делать, куда бежать? Он не находил решения и решил подняться на чердак и спрятаться там, а ночью попытаться скрыться за городом. Он ещё не знал, куда именно отправится, но герои боевиков делали именно так: отсиживались в лесу или пещерах, а, значит, и он поступит так же. Он осторожно вышел из квартиры. Соседи, наверное, были на работе, и никто им не интересовался. Он поднялся наверх и попытался проникнуть на чердак, но дверь оказалась закрытой.
Ханс вернулся в квартиру и начал рыться в шкафу. Конечно, он не был ремесленником, но хозяин квартиры обслуживал жилище сам, и у него в шкафу хранился инструмент. Порывшись, он нашёл пилку по металлу. Вооружившись инструментом, он вновь поднялся наверх. Кое-как спилил замок и поднялся на чердак. Через смотровые окна пробивался свет. Он выглянул из одного из них наружу. Амстердам хмуро взирал на него. Небо заволакивали грозовые тучи, сильный порывистый ветер переходил в настоящий ураган. Если кто-то догадается, что он здесь, то бежать будет не куда, подумал Ханс. И с грустью вернулся обратно. Начался дождь, быстро перешедший в ливень. Он посмотрел на улицу, было тихо. Время тянулось медленно. Опять включил телевизор, но не мог сосредоточиться, не понимая, что смотрит. Вдруг его осенило, что ему надо подготовиться к побегу. Погода, как назло, ухудшалась. Дождь лил, как из ведра, а ветер с завыванием свирепо бросал потоки воды в окно. Он собрал в рюкзак всё, что, по его мнению, ему может пригодиться. Ещё раз выглянул в окно и к своему ужасу увидел подъезжающий к подъезду полицейский автомобиль. Не долго думая, Ханс схватил рюкзак и, прикрыв дверь, тихонько поднялся наверх. Он сидел на верхней лестничной площадке и слышал, как полицейские поднялись и вошли в квартиру. Он тихо открыл люк и поднялся на чердак. Он крался, как мышь, и, пробравшись в дальний угол, затаился. Сердце стучало в горле, мешая слушать. Так он просидел довольно долго, так долго, что начал думать, что полицейские уехали. Вдруг он услышал, как люк чердака открылся, и луч фонаря стал шарить в темноте.
– Он где-то здесь, – сказал полицейский своему напарнику, – наследил хорошо.
С ужасом Ханс ждал развязки. От этого ужаса он не заметил странного нарастающего гула. И вдруг дом вздрогнул от мощного удара. Всё задрожало и затрещало. Преследователи остановились.
–
Что там, Йохан? – спросил недоумённо обеспокоенный голос полицейского.
– Бог мой, это конец! Беги наверх! Вода, много воды! Кажется, море прорвалось через дамбы! – последовал взволнованный ответ.
Послышались торопливые шаги. Какие-то люди лезли на чердак и, похоже, им уже не было дела до него. Ханс сидел в углу, не дыша. Он не знал, что случилось, а потому, не знал, чего бояться больше. Шум нарастал, и дом как-то напрягся, его перекрытия трещали. Теперь даже слепому было ясно, что виной всему вода, бурлящая снаружи. И внезапно дом тронулся с места и стал крениться набок. Ханс метнулся к окну, бросив свой рюкзак. Остальные тоже пытались вырваться наружу. Дом уходил под воду, и крыша погребала под собой всех, кто не успел выбраться наружу. Всё, что увидел Ханс, было море стремительно несущейся по улицам. Всякий хлам проносился мимо, калеча попавших в воду несчастных людей. Он вцепился в окно, чтобы не скатиться в воду. Дом медленно опускался в воду. С треском деревянная крыша отделилась от строения и поплыла по течению. Дождь лил, как из ведра, и Ханс моментально промок. Ветер бил в лицо, и он начал мёрзнуть. Ему едва удалось, взобрался на конёк и, вцепившись в него, сидел, не шевелясь. Куда бы он ни глянул, везде простиралась бушующая вода. Их несло куда-то вдаль от моря. Пока их "плот" держался, но впереди было много препятствий, о которые они могли разбиться. Множество людей плыли в воде, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Многие тонули на его глазах. Криков почти не было слышно, всё перекрывал мощный гул воды и вой ураганного ветра. Их импровизированный плот несколько раз ударялся о какие-то подводные препятствия, стряхивая с себя несчастных. Ханс сам чуть было не слетел в воду при одном из таких внезапных ударов. Теперь он сидел, уцепившись обеими руками за раму окна и моля лишь о том, чтобы быстрее всё это кончилось.
Прошла ночь, начало светать, а они всё неслись в безбрежном океане воды. Уже и мусора стало меньше, да и крупных предметов попадалось мало. Ветер стал тише, но вода не замедляла своего течения. Ханс немного пришёл в себя и осмотрелся. На крыше их было пятеро: два полицейских, сидевших на дальнем конце, какой-то старик по середине и девушка, уцепившаяся за соседнее окно. Так они плыли до полудня, не проронив не слова. Вдруг впереди замаячил остов какого-то здания. Их крыша уверенно неслась на него. Все замерли, ожидая развязки. Мощный удар расколол крышу пополам. Полицейские оказались на одной половине, они с девушкой на другой, пожилой мужчина, сброшенный ударом, исчез под обломками. Теперь их «плот» потерял прочность. Перекрытия разъединились и представляли собой груду брёвен, связанных между собой металлочерепицей. Они сидели, держась за свои окна и ожидая самого худшего.
На рассвете они напоролись на останки то ли маслобойки, то ли мельницы. Удар был не сильный, но и его хватило, чтобы развалить их утлое плавсредство. Брёвна окончательно рассыпались, и крыша ушла под воду. Девчонка отчаянно барахталась. Она, похоже, не умела плавать. Оказавшись в воде, Ханс почувствовал, что одежда тянет его вниз, и отчаянно стал грести к ближайшему бревну. Девчонке в какой-то момент удалось ухватиться за Ханса, но он ударил её в лицо и, вырвавшись, быстро отплыл подальше. Девчонка отчаянно боролась за жизнь. Она не кричала, просто, что есть силы била по воде худенькими посиневшими от холода руками. Проплывавшее мимо бревно ударило её в затылок, и она мгновенно скрылась под водой. Ему удалось ухватиться за бревно и, подтянувшись, навалиться на него грудью.
Плевать на девчонку! Он был жив и хотел жить, и это было главным для него, а на остальное – плевать. Не смотря на позднюю весну, вода была холодной, и Ханс начал замерзать. Он налёг грудью на бревно и пытался грести руками и ногами, чтобы хоть как-то согреться, но это мало помогало. Он чувствовал, что теряет силы, его, трясло, как в лихорадке, пальцы рук и ног кололо неприятной болью. Он отчаянно грёб, пока судорога не свела ногу. Боль несколько привела его в чувство, но ногу тянуло к ягодице, и, как бы он не пытался разогнуть её, это ему не удавалось. Борясь с судорогой, он соскользнул с бревна, которое быстро удалилось, оставив его один на один со стихией. Ханс отчаянно начал грести руками, в тщетной попытке догнать бревно. Нога мешала плыть и ужасно болела. Сил грести уже не было, и он остановился. Тело приняло вертикальное положение, и он вдруг почувствовал почву под ногами. Это было неожиданно и вселяло надежду. Хотя течение всё ещё было довольно быстрым, его не сносило. Он начал тереть и мять сведенную судорогой ногу, и, в конце концов, мышцы расслабились.
