Каролина устроилась на соседнем с Таш шезлонге.

– Марк рассказал мне, откуда он знает Хью. – Каролина выдохнула дым от тлеющей в руке сигареты. Пепельница была полна окурков с кроваво–красными следами ее помады. – Много лет назад, когда Марк создавал свой первый фонд, его главный проект был в Ливии. И завязан он был на одного высокопоставленного чиновника, обеспечивающего поддержку Муаммара Каддафи. – Каролина потянулась за сумкой, чтобы достать очередную пачку сигарет. – Марк работал над этой сделкой несколько лет. Хью возник на последнем этапе, чтобы распространить его и на другие африканские страны. – Каролина закурила пятую за последний час сигарету. – Хью, используя свои связи, убедил Каддафи, что чиновник – это лишнее звено, впрочем, как и Марк, ведь все и так на мази. Каддафи засадил чиновника за решетку и разорвал договоренности с фондом Марка, заменив его на фонд Хью. А потом, – Каролина понизила голос и взглянула на Марка, что сидел чуть поодаль, – Хью попытался сфабриковать дело и обвинить Марка в финансовых махинациях, но, слава Богу, суд его оправдал.

Марк и Зак перебрались в салон, подальше от суеты шумного променада. Ричард расхаживал по лодке взад–вперед, то и дело, попадая в объектив туристов с прицеленными фотокамерами. Со стороны его можно было принять за хозяина лодки. Этот образ давался ему с легкостью. А Вивьен вполне могла сойти за хозяйку. Закурив очередную сигарету, Каролина бросила ироничный взгляд на гарцующую перед туристами парочку.

– Как же от них отличается Марк! – Она вздохнула.

Все это время Таш безотрывно смотрела на променад. В толпе она искала своего незнакомца. И представляла себе, как, проходя мимо, он увидит ее и уведет с собой.

*****

Золотистые сандалии Таш шлепали по дорожке клуба «Монте–Карло Бич». Кабана Каролины находилась во втором ярусе клуба в самом дальнем конце. Ветер раздувал полосатые зонтики и срывал с нарядных курортниц широкополые шляпы. Таш подошла к тенту. Одинаковые поло цвета морской волны с бежевыми слаксами на Анне и ее муже Нике заставили ее улыбнуться. В выборе гардероба чувствовалась рука Анны. Как коренная жительница Нью–Йорка, она считала созданный ею образ квинтэссенцией стиля Хэмптонс, излюбленного места для восхождения по социальной лестнице. Правда, Анна решилась внести небольшие акценты и дополнила образ замшевыми мокасинами в цвет поло и поясами «Эрмес». Таш усмехнулась. Вот что выдает нуворишей? Да, они подглядели и скопировали простой и элегантный стиль в модных журналах. Но не удержались и добавили немного «от себя».

Таш познакомилась с Анной в Нью–Йорке задолго до ее замужества, через общую подругу Катю. Под маской надменности Таш сумела разглядеть в Анне ум и проницательность. Анну же покорили искренность и доброта Таш. Образованные и начитанные, они любили подтрунивать над Катей – то заманив на лекцию по философии на французском языке, на которой, несмотря на отличное знание французского, Катя не поняла ни слова; то отдав ее на растерзание экспертам современного искусства на благотворительном ужине в музее Метрополитен. Эти шалости сблизили девушек еще больше, и они поняли, что их дружба продлится вечность.

Хотя природа не одарила Анну модельной красотой, но смилостивилась над ней при раздаче ума. Анна быстро смекнула, что статус, который являлся для нее мерилом всего, обитает вовсе не на неделях моды, а в Принстоне, и четыре года своей жизни посвятила изучению литературы.

Анна потягивала апельсиновый сок.

– Мы наконец-то отдохнули от суеты Канн, – своим зевком Анна выразила смертельную усталость от напряженного графика Каннского кинофестиваля, точнее, от бесконечных вечеринок, на которых ни ее присутствия, ни присутствия ее мужа Ника, не имеющих ни малейшего отношения к киноиндустрии, вовсе не требовалось.

Таш уже в третий раз за день рассказывала ей подробности вчерашнего вечера и, не находя себе оправдания, корила судьбу:

– Какая же я мямля!, – она сморщила от досады носик. – Как же я позволила этому ужасному Ричарду увести себя как маленького ребенка? Мы даже не представились. Теперь, плакали и Фэйсбук, и Инстаграм.

– Успокойся.

Анна развалилась на полосатом шезлонге, спрятав лицо от солнца под газетой «Файненшл Таймс».

– Еще увидишься со своим носильщиком. Тоже мне, нашла из-за кого расстраиваться! Даже имени не знаешь. Может, он и правда носильщик или стюард на лодке? Здесь по вечеринкам ходит кто попало. – Она осуждающе посмотрела на проходившего мимо работника пляжа.

– Пойду-ка я окунусь, – обиженно протянула Таш. – И, между прочим, у него аристократический акцент.

Скучающие хозяева соседних тентов лениво повернули головы, наблюдая за перемещением по пляжу «новенькой морячки» – девушки в «слишком откровенном» синем в белую полоску купальнике. Эстафету осуждения подхватили и «тела» на пирсе, напоминающем лежбище морских котиков. Морячка рыбкой нырнула в воду и красивым кролем поплыла к горизонту…, то бишь к краю загона, заботливо огороженному сетью от кишащих в Средиземноморье медуз. «Неплохо бы такие заградительные сети поставить и на берегу, спасая отдыхающих от ядовитых взглядов наземных горгон», – подумала она по пути к буйкам.

Таш смотрела вдаль. Небольшая парусная лодка раскачивалась на волнах. Таш показалось, что на палубе она увидела девушку. Ее белоснежное платье развевалось на ветру. Она прикрыла плечи роскошной шелковой шалью. Неожиданный порыв ветра сорвал шаль с ее хрупких плеч. Но теперь она была не одна, белокурый парень обнимал девушку сзади, защищая своим теплом от шквального ветра. Так они стояли… Она тонула в его объятиях, чувствуя себя защищенной от бед и напастей. Буек качнуло сильнее – налетевший порыв ветра заставил Таш открыть глаза. Она тоскливо посмотрела в сторону горизонта и поплыла обратно.

Когда Таш вернулась, Анна все еще недоумевала, как подруга с такой молниеносной скоростью успела присвоить своему носильщику титул и наделить его акцентом представителей высшего класса.

– Стюарды вполне могут быть голубых кровей, правда, Ник? – Анна повернулась к мужу, который наконец–то нашел применение «Файненшл Таймс» по назначению.

– Что дорогая? – Ник отвлекся от своей газеты.

– Могут ли стюарды быть голубых кровей? – повторила она.

– Дорогая, в современном мире нет места ни классовости, ни расовой и социальной принадлежности. Твои рассуждения делают тебя вульгарной. – Ник снова уткнулся в газету.

– Ник, – Анна подергала его за руку, – именно поэтому ты принадлежишь ко всем возможным членским клубам мира, чтобы там пообщаться с черными рабочими из Стратфода? И сейчас мы лежим не на общественном пляже, а в закрытом клубе, благодаря членству Каролины, – Анна оседлала любимый конек политических и социальных споров с Ником.

– Любимая, это просто ради удобства и комфорта, а вовсе не из–за социального расслоения. Все люди равны.

Анну раздражала политкорректность Ника. Родившись с серебряной ложкой во рту3, он любил порассуждать о классовом равенстве. По мнению Анны, его чрезмерное уважение ко всему работающему на них персоналу, в особенности к повару, которого он считал милым другом, было просто нелепым. Домработница крутила им как могла, до тех пор, пока в дом не пришла Анна и не расставила все по своим местам. Она сразу же ввела, если не классовую, то хотя бы рабочую субординацию, где домработница как минимум исполняла обязанности, вмененные ей работодателем, а не наоборот.

– Ты себе, как обычно, нафантазировала. Встретишь его опять, если судьба, – Анна легла и прикрыла лицо полотенцем, тем самым показывая, что разговор окончен.

«Если судьба…» – вздохнула Таш.

Сардиния

– Ах ты, старый развратник! – звон смачной оплеухи заглушил хруст металла, смявшегося от удара о твердую терракотовую плитку. Серебряное ведерко неторопливо покатилось в сторону бассейна, оставив содержимое – горку из кусочков льда – таять на палящем итальянском солнце. Немолодые дамы, лежавшие по соседству, высунули головы из–под пляжных зонтов отеля «Кала ди Вольпе», больше похожих на шляпы вьетнамцев.