Таш устроилась поудобнее, чтобы в который раз поведать подруге все, что она на сегодняшний день знала о Бене. Информации было немного – в фейсбуке последний пост датировался 2010 годом, а в Инстаграм он раз в год выкладывал фотографии живописных пейзажей. Она подробно изучила все его подписки, большинство из которых были закрыты, но не нашла в них ничего достойного внимания. Лайки незнакомкам он не ставил, на порно–аккаунты подписан не был, в общем, та скудная информация, какую ей удалось раздобыть из социальных сетей, ни в коей мере его не компрометировала.
– Родился он в Ботсване, – начала она свой рассказ. – Его родители уехали туда с миссией Красного креста и учили там местных детишек рисованию и английскому языку. Когда он пошел в школу, они всей семьей вернулись в Англию. Он рассказывал, какой он был озорник и сколько с ним натерпелись преподаватели в Итоне.
Катя не смогла сдержать улыбку, когда Таш как бы невзначай сделала акцент на названии школы. Итон… Гарвард… Что–то вроде магического заклинания.
– После Гарварда он вернулся в Лондон. С тех пор он успел поработать над различными проектами по возобновляемой энергии по всему миру. В Москве у него какой–то короткий проект по солнечным батареям с «Роснано». – Каждое слово о Бене Таш произносила с особенной гордостью, придавая особую значимость его достижениям. – А вообще, его мечта – вернуться в Африку и, как его родители, помогать бедным.
Катя безразлично посмотрела на Таш.
– Должно быть, он невероятно богат, чтобы позволить себе такую роскошь. Это как в известном меме о бедной маленькой богатой девочке: «Все, что я хочу, – это пить вино, спасать животных и дремать».
Катя тут же представила разбитую посреди пустыни палатку красного креста. Рядом с ней, в шортах, рубашке и панаме цвета хаки, Ральф Лоренс бокалом белого вина, в котором лед, не успевая охладить напиток, тает от несносной жары, … Бен со скукой наблюдает за бродящими вокруг палатки слонами…
– Давай отвлечемся от Бена… – В платье из золотой парчи, Катя разложила на диване оставшиеся варианты. – Мне надо решить, что надеть. Я до сих пор до конца не могу разобраться в вашем московском стиле.
За долгие годы работы в индустрии моды Катя изучила стили и течения всех мировых столиц. Если Лондон и Милан щеголяли смелыми фасонами и кричащими цветовыми решениями, то Нью–Йорк и Париж оставались подчеркнуто небрежными и в какой–то степени немного богемными. Вернувшись из Нью–Йорка, она долго недоумевала, как это Москва, с ее Красной площадью и похожим на пирожное Храмом Василия Блаженного, нашла свою нишу в сдержанном стиле.
Единственное внятное объяснение этого феномена дала рассудительная Фаина, которая сегодня отмечала сорокалетие: «Гламур времен первичного накопления капитала конца девяностых и небывалого экономического роста начала и середины двухтысячных сменился анти–гламуром после кризиса две тысячи восьмого года. Сдержанность – из-за перенасыщения и усталости, ориентации на более демократичную европейскую культуру, а также вследствие общего ухудшения экономического положения и благосостояния граждан».
Из всех сказанных Фаиной слов Катя поняла лишь «гламур» и «антигламур». Но объяснение прозвучало столь убедительно, что, законспектировав, она заучила его и периодически вставляла в беседы о моде с мужчинами, казавшимися ей интеллектуалами.
*****
Девушка в синей форме провожала гостей в фойе. Сегодня знакомое с детства пространство выглядело по–иному, как-то особенно нарядно. Сколько раз папа привозил ее сюда на экскурсии, а бабушка заставляла посещать лекции, потому что «каждая приличная девушка должна разбираться в искусстве». Торжественная колоннада коринфского ордера давила великолепием. Подол платья из тончайшего тюля телесного цвета, усыпанного кристаллами Сваровски, волочился по розовому мрамору парадной лестницы Музея изобразительных искусств имени Пушкина.
Мужчины, следовавшие за Таш, не могли оторвать глаз от ее точеного силуэта, словно сошедшего с древнегреческих фресок, обрамлявших фризы под потолком. Женщины завистливо перешептывались, обсуждая фривольность прозрачного наряда.
Фаина, в блестящем синем платье, словно гигантская жар-птица, сидящая на вершине горы, встречала гостей на верхнем пролете.
– Ты восхитительна! – и она поцеловала Таш в губы.
Званый ужин на двести персон был накрыт в Белом зале музея. Папа рассказывал Таш, что он был полностью скопирован с внутренней части Парфенона. Таш словно плыла по залу, ощущая себя участницей пиршества в Древней Греции. И она действительно походила на статную жрицу в прозрачной тоге. Ее волосы, увенчанные золотой тиарой, спадали локонами на плечи.
Длинный стол с белыми скатертями был поставлен вдоль мраморной колоннады. Таш нашла табличку со своим именем. По обе стороны от нее лежали карточки с ни о чем не говорившими ей именами. Вся жизнь Фаины была подчинена достижению результата. Ее бешеная энергия иногда восхищала, а иногда и пугала Таш. Порой ей казалось, что Фаина просто бежит от чего–то и боится остановиться и признаться себе в чем–то таком, что могло бы ее испугать. Таш знала, что даже в свой день рождения прагматичная Фаина рассадила гостей так, чтобы каждый ушел с полезным знакомством, любовью или просто приятным впечатлением от занимательной беседы.
Соседом Таш справа оказался симпатичный мужчина, представившийся Сашей. Спустя полчаса Таш знала историю всей его жизни. Высокий видный шатен, Саша был родом с Дальнего Востока и занимал пост вице–губернатора края. В большую политику он не стремился, но близость к губернатору позволила ему подмять под себя госконтракты по благоустройству края, края с большим бюджетом и большими госконтрактами. Также он возглавлял основанную вместе с сыном губернатора компанию по вылову краба, которая, по счастливой случайности, получила от государства невероятные квоты. На вид Саше было под сорок, на запястье красовались дорогие часы «Бреге», а на безымянном пальце – обручальное кольцо, которое отнюдь не мешало ему весь вечер флиртовать с Таш.
Продолжение вечера было в атриуме, где Фаину встречали бедолаги, приглашенные лишь на коктейль. Со сцены разносилось «Don't stop the dance» в исполнении Брайна Ферри, давнишнего друга семьи и любимого певца ее папы. Пока Таш возле бара развлекала коллег Фаины рассказами об их невероятном знакомстве, Брайн Ферри закончил выступление и его место занял ди-джей. Таш решила, что она уделила коллегам Фаины достаточно внимания, для храбрости выпила пятый по счету бокал шампанского и написала Бену. Столики были расставлены по периметру атриума, обрамляя танцпол. Народу набилось так много, что Таш даже пришлось протискиваться сквозь танцующие пары. Она искала Фаину.
Фаина сидела с Катей неподалеку, и, едва завидев Таш, призывно помахала рукой.
– Ты не против, я пригласила Бена, – Таш села на стул рядом с ней.
Разгоряченная алкоголем, Фаина придвинулась ближе и, перекрывая музыку, заорала ей в ухо:
– Конечно! Хоть посмотрю, что ты в нем нашла! Давай веселиться! У меня день рождения! Е–ее–ййй! – Фаина шлепнула Таш по попе, и на секунду той показалось, что ее рука сжала ей ягодицы и скользнула вниз, но, еще раз взглянув на улыбающуюся Фаину, она отогнала от себя дурные мысли.
Сегодняшний Катин выбор пал на голубой комбинезон, открывавший ее изумительную спину, которой она так искусно заводила респектабельных мужчин за соседним столиком. При этом она напрочь игнорировала молодых людей на танцполе, тщетно пытавшихся привлечь ее внимание. Таш сочувственно наблюдала за несчастными, пытавшимися снискать благосклонность Кати, как вдруг одно из лиц заставило ее задержать взгляд. Сильно отросшие кудри полностью скрывали лоб, глаза цепко следили за ее движениями. Поймав ее взгляд, Бен широко улыбнулся и подошел.
– Ты выглядишь сногсшибательно, – он поцеловал ее и потянул за собой. – Давай сбежим отсюда! – шепнул он ей на ухо.
