Мисс Стилман стояла в гордом одиночестве, пока в поле зрения не попался мистер Джеймс. Он в обыкновении своем хохотал, что было мочи, поднимал тосты за дам и целовал молоденьким институткам их беленькие ручки.
– Нэнси! – воскликнул он, как только заметил мисс Стилман и подбежал к ней, протягивая руки. – Ты такая прелестная! – взяв ее руки в свои, он принялся ее обглядывать. – Ну, чудо как прелестна!
– Полно, Уолт. Отчего я тебя не видела? – и, не дожидаясь ответа, добавила. – Хм, проспал весь день от изнурительной работы. Ах, бедный, бедный!
– Брось потешаться, Нэнси! Загулять может каждый, но вот выйти из загула, определенно, единицы! Как тебе вечер? Торндайк сотворил шедевр! Ему нет равных.
– Безусловно. Поражена до глубины души. – не без иронии, со скукой в голосе, произнесла она.
– Ты не выглядишь веселой. Что-то тебе беспокоит?
– Всего-навсего усталость и компания этих гусынь, нацепивших на себя все, что нашлось в французском бутике.
– А-а! Где-то я уже слышал подобные язвительные высказывания. – он обвел глазами залу. – Опять потерял Торндайка! Что же это за наваждение!
– Потерял? По-моему, он не появлялся здесь с час. Полагаю, ему хватит совести явиться на банкет…
– Непременно, непременно, милейшая Нэнси! – он улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой и, раскланявшись, отошел, дав слово сесть с ней на банкете.
Мисс Стилман еще долго бродила, не зная как себя развлечь. Танцевать ей не хотелось, разговоры с пустомелями опостыли. Нэнси Стилман была из тех образованных дам, которые скучают в обществе богемы и солидных пижонов, так как считает себя выше них. Она понимала, что всенепременно должна быть частью этого общества, и ей даже это нравилось. Но вот загвоздка – она достаточно быстро затухает в этом самом обществе. Она была умна и смышлена, оттого не многословна, но шутлива, ее язвительные замечания повергали порой в полнейшее оцепенение. Эви она сразу показалась немного дерзкой и нахальной, но ее кошачьи глаза цвета ореха источали такой холодный рассудок и некоторую утомленность, что Эвелин приняла мисс Стилман за прямолинейную особу, которая никогда не будет говорить о человеке за его спиной. Мисс Стилман в свою очередь, как ей казалось, раскусила Эвелин. Когда Торндайк изъявил к ней такое ярое любопытство, в ней забурлило не что иное, как ревность, та самая ревность, которая сидит в каждой женщине, невзирая на то, принадлежит ли ей мужчина или нет. Это чувство самое коварное, ибо оно поедает изнутри, щекочет и издевается, не дает рассудку преобладать над ним. Сразу после этой встречи, на все восторженные отзывы, исходящие от Лизи Футчер, она отвечала: «Возможно, она и хороша собой. Но полагаю, что хитрости ей не занимать. Знаем мы таких скромных недотрог, как только подвернется возможность, всадит нож тебе в спину! Вот увидите, все ее воодушевляющие речи, ей-богу провокация на мужское к ней снисхождение. Однако же я ее раскусила. А вот ее сестра показалась мне очень приятным созданием. Ее чтение Шиллера принесло мне огромное удовольствие». Она понимала, что Эвелин вовсе не такая, какой она сама ее слепила в своей голове, однако же, разделять всеобщий восторг, вызванный появлением этой юной леди, не собиралась.
И вот теперь человек, который был подле нее несколько секунд назад, улизнул от нее, и кто бы мог подумать, ангажировал мисс Эвелин на танец. Мисс Стилман в свою очередь с чувством собственного превосходства удалилась в соседнюю комнату и отдала предпочтение двум офицерам и кексам с взбитыми сливками.
Ночь мало-помалу оседала на крышах засыпающего города. Небо приобрело темно-фиолетовый окрас с отблесками серебра, оно оставалось чистым и спокойным. Нависающий туман по-прежнему поглощал голые, неприступные вышки одиноких скал. Темнота наступила неслышно, словно подкравшись, не обращая на себя ни одного взгляда, даже мимолетного. Поля тихо дремали, а чуть слышимый ветер разносил повсюду терпкий запах лаванды и полыни. Полевые цветы опустили свои головки, погрузившись в царства снов; светлячки рассыпались по берегу озера и, найдя каждый свое пристанище, служили верную службу, охраняя побережье и прилегающие к нему полянки. Город заснул, оставляя еще один ясный и знойный день позади. Только уединенная крепость пестрила огнями и громкими раскатами музыки. Фонтаны были озарены фонариками, тысячи свечей оставляли свои отблески в высоких окнах, освещая изнутри и снаружи особняк. Некоторые экипажи уже отбывали, но происходило это гораздо позднее, чем предполагалось. Графиня Дорфай с супругом и дочерями, ссылаясь на приятную усталость, вынуждены были откланяться и убыть с непомерной благодарностью хозяину за оказанную честь. Мер города также отбыл в компании своей протеже. Не дождавшись ужина, барон Фелье с супругой дражайше просили извинений и отлучились до двенадцати. Хозяин с признательностью в глазах и гостеприимной улыбкой провожал гостей с вежливыми, но ненавязчивыми уговорами остаться на торжественный банкет. Большая часть гостей, разумеется, осталась и с величайшим благоговением ожидала его начала, но находили свое времяпрепровождение более чем превосходным за танцами и шампанским.
Близилась полночь, оркестр на мгновение умолк, и мистер Торндайк с присущей ему уверенностью и аристократичной манерностью пригласил гостей к праздничным яствам. Гости налакомились всласть еще до банкета, но, не будем забывать о том, чем руководствуется каждый человек, приглашенный на бал – во-первых, выказывать свое восхищение хозяевам, во-вторых, не упускать ни одной возможности принять участие в развлечениях и объедениях.
Гости были приглашены в просторную залу, которая находилась близ столовой. Она отличалась классической изысканностью и бешено дорогой простотой. Стены были выкрашены в теплый тон бежевого, на которых были размещены портреты и натюрморты в золотых рамах. Высокие окна обрамляли бордового цвета портьеры, подвязанные золотистыми ламбрекенами. В каждом углу стояли широкие вазы из голубого фарфора, плотно наполненные различными цветами нежных оттенков. Напротив круглых столов был расположен большой камин, на котором стояло несколько невысоких подсвечников и ярусные блюда с пирожными и конфетами. Каждый столик на пять персон был накрыт в самом изысканном виде, блюда изобиловали роскошью и разнообразием. В левом углу от камина стоял рояль из бурого дерева, а в других углах располагались мягкие, уютные софы с множеством подушек.
Все гости расселись в мгновение ока, так как заранее условились о своем расположении. Мистер Торндайк сидел в центре с мисс Дэвидсон, мистером Джеймсом и мисс Стилман, одно место предполагалось для мистера Дэвидсона, которого еще не наблюдалось. Мистер и миссис Футчер заняли свои места с баронессой Норье и ее дочерью, позднее к ним присоединился мистер Волфорд, который отправил супругу домой, ввиду ее дурного самочувствия. Эвелин шла под руку с мистером Джеймсом, с которым танцевала, и он радушно проводил ее до ее места около тетушки, сестер и брата. Рядом с ними находился столик, за которым сидел Мэтью с хозяином обувной фабрики и его прелестными дочерями.
Пока все занимали свои места, Эвелин вспомнила о том, что забыла веер на одном из пуфов в зале и решила непременно отправиться на его поиски, так как ей было неописуемо душно.
– Милая, полагаю, это не очень вежливо срываться вот так! Заберешь его позднее, когда хозяин произнесет тост. – сдержанно отметила миссис Стенсфорд.
– Но мне он нужен сейчас, иначе я не доживу до тоста, а мне бы очень хотелось его послушать. – твердо и однозначно ответила Эв и вышла из-за стола.
Миссис Стенсфорд лишь бросила неодобрительный взгляд, вздохнула и принялась улыбаться и учтиво беседовать с генералом, сидевшим за соседним столом. Роуз через какое-то время ринулась вслед за сестрой.
Когда Эви подходила к зале, она увидела картину, которая несколько ее изумила. В одной из комнат, куда он ненароком заглянула, стояло несколько мужчин, которые пытались привести в чувства леди, лежавшую на софе, раскинувши в стороны руки. Эви невольно вскрикнула и от неожиданности прикрыла рот рукой. Из темной комнаты вышел мужчина, который казался ей самым знакомым в этом месте – мистер Дэвидсон. Его глаза выказывали приятное удивление, беспокойство и некую настороженность.