Тут же располагался технический лифт, представляющий собой треугольный кусок грязного пола, с угрожающим скрежетом передвигающийся в такой же формы трубе. Механизм приводился в движение ключом затейливой формы, таким уместней было бы открывать старый заржавленный замок на сундуке с несметными сокровищами. Если крепко прижаться друг к другу, то на небольшую площадку лифта получалось втиснуться вдвоем. Механизм предназначался исключительно для транспортировки мусора, но все, включая пана шефа, частенько передвигались на нем, тем самым грубо нарушая правила техники безопасности. Из-за внушительных габаритов пану шефу приходилось соблюдать определенные церемонии, если он желал воспользоваться лифтом. Повернувшись у его дверей, как по команде «кругом», шеф делал четкий шаг назад и быстрым движением втягивал живот, придерживая его руками. О том, чтобы устроиться поудобнее, не могло быть и речи: ограниченное пространство исключало комфорт. В процессе «упаковки» шефа всегда участвовал «адъютант»: требовалось быстро закрыть дверцы и повернуть ключ. Перевозка начальства, вместо привычного скрежета сопровождалась надсадным стоном, что забавляло весь персонал и трактовалось, как знак уважения бессловесной техники кухонному императору. Все опасались, что когда-нибудь агрегат не выдержит и оборвется, застрянет, или как-то иначе выйдет из строя, однако его удачное расположение позволяло проще и быстрее попадать в столовую, в отличие от нормальных лифтов, путь к которым занимал массу времени. Особенно это было актуально во время регулярно происходящих тут авралов, поэтому все закрывали глаза на такое вопиющее нарушение правил эксплуатации мусороперевозки.
Кухеньска или помоцна сила была представлена тремя молодыми женщинами, приехавшими на заработки откуда-то из-под Чернигова. Юлю они встретили более чем сдержанно. Со временем, конечно, установились приятельские отношения, впрочем, не выходившие за рамки кухни: вне работы они не пересекались никогда. Старшая из них, София, или просто Софа, считалась главной. Именно к ней обращались, если возникали какие-то недоразумения. Это объяснялось отчасти тем, что она действительно была старше всех, а также тем, что лучше других знала язык. Держалась Софа с большим достоинством, даже шваброй орудовала, не выходя из образа «главной».
Рабочий день начинался в 6.00. К этому часу нужно было уже находиться в коридоре, в полной боевой готовности.
Сразу после обязательного построения помоцной силы, которое устраивала их непосредственная начальница, о которой речь пойдет дальше, Софа получала указания. В это время отпирались – святая святых кухни – холодильники и овощехранилища. Ассортимент и количество овощей регламентировало меню на текущий день. После выбора нужных продуктов, выдаваемых строго по весу, все хранилища вновь запирались, и женщины, следуя раз и навсегда заведенному распорядку, приступали к чистке картофеля. В одной из подсобок имелся агрегат, в который засыпали два ведра картошки, и он выдавал по специальному желобку уже очищенные овощи. В обязанности помоцной силы входила обрезка ненароком оставшейся кожуры. Все рассаживались вокруг огромной, до половины наполненной водой кастрюли и, вооружившись ножами, доводили корнеплоды до идеального состояния. Потом кастрюлю накрывали гигантской крышкой и оставляли до следующего дня. Эта процедура повторялась каждое утро. Тут же чистили и подготавливали меньшие партии других овощей. Когда все были помыто, очищено, нарезано, натерто или как-то по-другому измельчено, продукт передавался поварам, которые, прежде чем его принять, придирчиво взвешивали каждый инградиент. Это показалось Юле смешным: «Неужели кто-то может подумать, что мы тут будем пожирать сырые овощи?».
Потом, до 11.30 работа состояла из бесконечного мытья разной подсобной посуды. Использованные кастрюли, лотки, противни и прочие приспособления закладывались в теплое от горячей воды чрево огромного шкафообразного агрегата, задавался режим, а после окончания процесса, их нужно было сполоснуть и навести окончательную чистоту. Агрегаты, несмотря на свою мощность, работали весьма халтурно, и приходилось вовсю пользоваться обычными тряпками, губками и дратеньками (проволочными сетками). Очищенные посудины расставлялись на специально предназначенных для этого полках, откуда их немедленно снова расхватывали, и через какое-то время они возвращались испачканными, а то и безнадежно закопченными. Работа была бесконечная, нудная и монотонная. Однако время летело очень быстро: Юле даже иногда казалось, что она видит, как по циферблату движется короткая часовая стрелка.
К половине двенадцатого круговорот посуды замедлялся, вся еда была приготовлена, начиналась ее транспортировка в столовую. Одна из женщин отправлялась помогать наверх, а три оставались домывать все то, что еще в этом нуждалось. К 12 часам, когда открывалась столовая, все приготовленные яства занимали свои места в специальных витринах с функцией подогрева или охлаждения. Столовая тоже была оборудована техникой, которая позволяла не только как можно дольше сохранить еду в горячем или, если это было нужно, холодном виде, но и преподносила ее потребителю в самом наивыгоднейшем свете. Здесь даже обычная морковка, натертая на простейшей терке, смотрелась красиво и аппетитно.
«Самое лучшее – все для вас!» гласила красочная растяжка, висевшая на самом видном месте.
Повара нахлобучивали высоченные фасонистые колпаки, облачались в белоснежные куртки с пластронами, нацепляли белые перчатки и становились за прилавки. Когда появлялись первые посетители их, помимо грамотно поданных блюд, встречали ослепительные улыбки. Дальше начиналось что-то совершенно невообразимое, особенно если вспомнить, как обслуживают в подобных заведениях в нашей стране.
– Прекрасная, отборная картошечка, пожалуйста, самое лучшее – все для вас! – зазывали с одной стороны.
– Чечевица, чечевичный суп! Полезнее не бывает! Все для вас! – вторили с другой.
– Уважаемый пан, прошу Вас, выбирайте салат, – не давали опомниться с третьей, – так выглядит само здоровье, выбирайте, просим! Все для вас!
Каждый из поваров непременно старался придумать какую-нибудь особенную зазывалку, они негласно соревновались друг с другом. Это было одно из любимых развлечений, от которого получали большое удовольствие, как продавцы, так и покупатели.
Все блюда, конечно, были снабжены ярлычками, где, кроме названия имелся полный состав продуктов, использованных для его приготовления, а также имя повара, создавшего этот шедевр, но здесь предпочитали более непосредственный контакт с гостями. Именно с гостями, так здесь называли обедающих.
Юля находила, что все это больше смахивает на ярмарку, где продавцы завлекают потенциальных покупателей, чем на обычную рабочую столовую, где от посетителей требуется только выбрать еду, заплатить, съесть, убрать за собой и потом валить на все четыре стороны, чем скорее, тем лучше. Здесь же, все просто лучились доброжелательностью, гостям желали приятного аппетита на каждом шагу, а на выходе из столовой чуть не со слезами умоляли непременно посетить их еще раз. Словно это была не обычная столовая, куда одни и те же люди ходят в обеденные часы изо дня в день, а какой-то дорогущий ресторан, где обожаемые долгожданные гости оставили несколько тысяч долларов.
К двенадцати часам оставшиеся на кухне судомойки также поднимались в столовую на техническом лифте и приступали к новым обязанностям. Первые 20 – 15 минут, пока посетители ели, и не было грязной посуды, можно было даже отдохнуть, посмотреть в окно или присесть. Потом начинался бешеный конвейер. В этой столовой тоже имелась посудомоечная машина. Если те, которые стояли внизу, использовались исключительно для «черной», как здесь это называлось, посуды, то есть для всякого рода кастрюль, то находившаяся здесь, специализировалась на тарелках, чашках и суповых мисках. Такая посуда называлась «белой». Обслуживали машину три человека, четвертый ставился «на полотенце», то есть на протирку.
