Литмир - Электронная Библиотека

– …Ива-ан! Где вы? – продолжал гнусаво голосить Андрон, выискивая царевича по кустикам да по ложбинкам.

– Вот же напасть на мою голову! – Иван Царевич в сердцах брякнул бефф-бродом оземь. Шмат сала слетел с хлеба да на траву упал, а шустрые муравьи уж тут как тут. – Стой! Мое это! – и не успел Иван прихлопнуть сало руками, как то понеслось невесть куда на сотне быстрых ножек. – Да что же это такое, в самом деле!

– Вот вы где, вашество, – выскочил из-за дуба Андрон и упер полные ручки в коленки отдуваясь. – Я вас по всему Тришестому ищу. Обыскался уж весь.

– Чего ты? – недовольно буркнул Иван Царевич, завязывая остатки обеда в узелок.

– Обыскался, говорю. А вам что послышалось?

– Не твое дело. Чего надо, то и послышалось.

Андрон похлопал сальными глазками, и не нашелся что ответить. Царевича он побаивался. Был царевич не так прост, как отец его великодержавный, и с ним приходилось держать ухо востро.

– Ну, чего тебе? – грубо бросил ему Иван Царевич, поднимаясь с травы и недовольно отряхивая руки.

– Царь-батюшка вас кличет, – ожил Андрон. – Срочно. В ярости они, негодуют, значить.

– С чего бы это? – вздернул левую бровь Иван.

– Да все с того, вашество, все с того, – противно захихикал в кулачок Андрон. – Так что поспешите.

– Поспешим, поспешим, – заверил его Иван Царевич.

Андрон продолжал снизу вверх преданно поглядывать на царевича, будто еще чего ожидал.

– Ну? – не вытерпел тот. – Что еще?

– Жду приказаний, – елейным голоском промурлыкал Андрон, перебирая пальчиками петельку на кафтане.

– А коли так, то, как наш батюшка говорит: пшел отсендова!

– Слушаюсь! – подхватился Андрон и скачками понесся прочь, петляя меж кустиков.

Иван Царевич долго глядел ему вослед, потом вздохнул, закинул узелок на плечо и зашагал к дому. Не к добру все это, ох, не к добру…

Глава 2. Сдулся Андрошка…

В полутемной комнатушке, гордо именуемой тронной залой и освещаемой лишь скудными лучами солнца, проливавшимися сквозь два узких стрельчатых окна на потемневшие от времени бревенчатые стены и скрипучий дощатый пол, на троне, установленном у дальней от дверей стены, гордо восседал царь Антип. На почти лысую его голову была косо нахлобучена довольно скромная золотая корона. Посох его лежал рядышком, прислоненный к спинке трона, а сам царь-батюшка сухонькими ручками, покрытыми пергаментной кожей, кутался в некогда богатый парчовый халат, порядком вылинявший и кое-где поеденный молью. При этом он зябко ежился от любого дуновения ветерка. В зале бывало довольно прохладно даже летом, словно в подполе, но тут уж, как говорится, ничего не попишешь – деревянное зодчество, чтоб его! Ноги царя-батюшки, обутые в новенькие красные и скрипучие сафьяновые сапоги, нетерпеливо отбивали сбивчивую дробь.

Здесь же, в тронном зале пребывала боярская дума в полном составе – все четыре человека. Сидели они рядком на длинной лавке вдоль правой стены, и каждый из них сжимал в руках посох, а головы их венчали высокие шапки, похожие на поварские колпаки, разве что побогаче. Бояре хмурили лица, пряча их в окладистые бороды и высокие пушные воротники. Двое откровенно дремали, у одного отвисла нижняя губа, коей он периодически пошлепывал; второй изредка всхрапывал, отчего тут же получал локтем в бок от соседа и на минуту продирал глаза, обводя мутным взглядом помещение. Тяжелые морщины избороздили чела этих двоих – не иначе как думы о счастье народном одолели. Двое же бодрствующих бояр от скуки позевывали в рукав. Тяжела боярско-думная доля, как ни крути…

И вдруг низкая дверь в палаты распахнулась, и в нее, пригнувшись, вступил Иван Царевич. Отвесив батюшке-царю земной поклон, Иван Царевич смахнул шапкой пыль с сапог и выпрямился.

– Звали, отец?

Бояре очнулись и все разом обернули головы к вошедшему.

– Да уж, почитай, час прошел, – недовольно проскрипел царь. – Заждались ужо.

– Да почем же вы знаете, отец, что час? – подивился его словам Иван Царевич. – Ведь Козьма-то опять на часах спит!

– А я по солнышку, – ткнул царь-батюшка пальцем в солнечный лучик, скользивший по полу со скоростью полудохлой черепахи. – Самый верный способ! Почитай, две половицы натикало.

– Гениально, царь-батюшка! – всплеснул ручками выскочивший из-за спины царевича Андрон.

– Ну и голова наш царь-батюшка, ну и голова!… – в тон ему зашептались бояре. – Умен, шибко умен…

– Цыц, бородатое племя! – притопнул на них царь, и в тронной зале в единый миг воцарилась тишина. – Говорят… – обернулся он вновь к сыну своему Ивану и пожевал губами, заколебавшись почему-то.

– Всякое говорят, – не дождавшись продолжения, сказал Иван Царевич и пожал плечами – начало ему пришлось совсем не по душе. И добавил на всякий случай: – Вранье все это.

– Говорят, – повторил царь, несколько возвысив голос, – природа на детях энтих, как их… гениев отдыхает. Так на тебе она, похоже, и вовсе вздремнуть решила.

– Хе-хе, – пробулькал Андрон, незаметно придвинулся к трону и, прогнувшись едва ли не пополам, снизу вверх, преданно заглянул царю в глаза.

– Э-э, не засти, – отпихнул его недовольно рукой царь Антип.

– Чего это она дремать вздумала? – возмутился Иван Царевич.

– А того самого, – дернул тощей шеей царь. – Ты почто человека измордовал, живого места на нем не оставил?

– Какого еще человека? – изумленно уставился на царя Иван.

– А такого! Эй, где ты там, выдь да покажись нам.

Из тени в углу выдвинулся, вертя в руках шапку, Федька. Морда его была красна, словно зад у павиана – дива заграничного, что заезжий купец намедни на рынке показывал. К тому же распухла она неимоверно и покрылась волдырями. В смысле, морда, а не задница. У павиана того как раз все в полном ажуре.

Иван Царевич вздрогнул. Такой страхолюдной образины ему еще на своем недолгом веку видеть не приходилось.

– Свят, свят, свят! – мелко закрестились бояре, сбиваясь в кучку и отмахиваясь посохами.

– Гм-м, – насилу очухался Иван. – Так ведь то не я, а он сам.

– Сам, говоришь? – прищурился царь-батюшка. – Ну-ну. А вот люди сказывают… – он скосил глаза на Андрона.

– Истинно так, батюшка мой, – поддакнул тот.

– Навет то, – буркнул Иван Царевич, нахлобучивая шапку на голову. – Враки пустые.

– Враки, говоришь? Экий ты упертый! – кхекнул царь. – А скажи нам, мил друг, кто ж его тады так отделал?

– Сам он и отделал себя, – утер нос Иван. – Как зачал дерьмо-то листом борщевика утирать, так и разнесло рожу.

– Так ты его еще и в дерьмо, получается, рожей-то макнул? – царь Антип вскинул седые брови.

– Сам он… макнулся. Оступился, и… – Иван наотмашь рубанул рукой.

– Так ли дело было? – обернулся царь-батюшка к Федьке. Тот только плечами повел, мол, было, чего уж там.

– Хм-м… А с колокольни, значит, Федька тоже сам сиганул? – вновь повернулся царь Антип к сыну.

– Ну, с колокольни не сам, конечно, – смутился Иван Царевич, потупив очи.

– И вилами себе в зад – тоже сам?

– И вилами не сам. А вот измордовал себя сам.

– Угу, – покачал головой царь-батюшка. – А за что ж ты его, мил друг, с колокольни-то спустил, ась?

– Так ведь дело как было, – взмахнул руками Иван Царевич. – Гад этот…

– Но-но! – погрозил ему пальцем Федька. – Ты того, не очень.

Иван Царевич смерил его пудовым взглядом, и Федька мгновенно притих.

– Этот… Федька, – продолжал Иван Царевич, – забрался по-тихому на колокольню да как зачнет трезвонить. Я с перепугу-то его и того…

– Получается, ты, душегуб, схватил человека, вытряс из него душу и сбросил вниз, – царь-батюшка ткнул пальцем в пол, – и все энто лишь потому, что Федька свою работу ладно справлял?

– Да какой, к лешему, ладно, коли такой трезвон поднялся, аж белки с деревьев попадали – ни ритму, ни слогу.

– Так я ведь… того… – растерялся Федька. – Ведь он…

– Ну, положим, трезвон был, – согласился с ним царь Антип. – Сам слышал, решил было, страшное чего приключилось. А вот вилами… Вилами-то зачем ткнул?

4
{"b":"679648","o":1}