Однажды, за мной заехал папа с овчаркой, нашим домашним другом, которого он выгуливал по вечерам.
- Я знаю этого дядю, - сказал Артурчик, - раньше он часто разговаривал с моей мамой на скамейке в парке, когда гулял с этим дурацким псом, по имени Мальчик.
- Почему дурацким?
Голос мой дрогнул, оскорбили любимого члена нашей семьи, глаза которого без слов говорили о том, что он понимает всё, что творится вокруг.
- Мне было четыре года, - продолжил партнёр по танцам, - мама достала пирожное из коробки, а пёс подошёл и съел его.
- Нужно было сказать "фу", он думал, что его хотят угостить, люди едят сладости не на улице, а дома за столом с чаем.
Когда мы с папой ехали домой, я, трясущимися губами, рассказала эту историю.
- Ребёнок ошибся, я никогда не видел их прежде, не рассказывай этого маме, понимаешь меня? - строго сказал папа.
Я поняла: произошло что-то важное, сделала вид, что поверила и согласилась.
На самом деле пса нашего звали Бой, и, только, папа называл его Мальчик.
Вечером у меня поднялась температура. После двух недель гриппа обнаружила, что у Артурчика новая партнёрша по танцам и не стала настаивать на продолжении совместного "проекта".
Через много лет мы, повзрослевшие, оказались в соседних креслах самолёта.
- Помню, как твоя собака съела моё пирожное, - сказал он.
Видимо это событие так и осталось самым значительным в его жизни.
- Сочувствую.
- Я скоро женюсь.
- Кто же счастливица? - мой саркастический вопрос.
- Дочь знакомого нашего президента, - ответ.
"Она очень бедная, эта богатая девушка", - подумала я.
Даже, имя "Артур", с тех пор, ассоциируется у меня с чем-то неприятным.
Третьей любовью стал Санёк, симпатичный парень из параллельного класса. Учительница музыки поручила нам к новогоднему вечеру готовить номер: "Заклинание змеи". Я должна была исполнять танец кобры, а Санёк - стать заклинателем, он единственный из двух шестых классов, умел играть на дудочке.
Чтобы продолжить общение после репетиции, я нарочно погнула молнию на сапожках и попросила Санька в гардеробе помочь застегнуть её. Он, худенький и очень высокий, сел на корточки, взял мою ногу в свои руки, повозился с молнией, потом поднял глаза, помедлил, сказал:
- Готово.
С тех пор после репетиции спускался за мной в гардероб, стоял рядом, покорно ждал момента, когда я не смогу застегнуть молнию на сапоге. Это было уже неинтересно, любовь растаяла.
К этому времени стало очевидным, что папа обманывает маму. Меня удивляло, как могли вступить в брак такие разные люди: прямолинейная, со скучной правотой по любому вопросу, женщина и мужчина, уклоняющийся от серьёзных разговоров, переводящий их в шутку. На него обращали внимание дамы, и он, многозначительно улыбаясь, смотрел на них.
На субботу и воскресенье мама уезжала ухаживать за больной бабушкой. Папа возвращался в такие дни домой поздно, от него пахло спиртным. Я выливала суп в унитаз или отдавала Бою, мама не должна была заметить, что отец не обедал дома.
Однажды, он пришёл с букетом роз и вручил их мне.
- Ты хотел подарить их тёте Марго? - спросила я.
Маргарита Валериевна была близкой маминой подругой. Только такой правильный и наивный человек, как мама, не замечала, как папа и она смотрят друг на друга.
- Нет, - ответил он, - тебе, - закрыл на секунду глаза и в лице его появился оскал, то ли от боли, то ли от желания сдержать какие-то эмоции.
Мы с папой понимали и очень любили друг друга, он покупал мне одежду, я выбирала её тщательно. Если что-то в ней не устраивало, приходилось пришивать другие пуговицы, менять пояс, украшать воротничком или манжетами. Часами я могла стоять перед зеркалом, подбирая кофту к брюкам, свитер к юбке, сумочку к туфелькам. Папа смеялся и говорил, что сошёл бы с ума, если бы ему встретилась в юности такая изящная девочка.
Санёк после школы провожал меня домой, однажды, рассказал, что у него есть любимое занятие, ради него он, даже, забросил флейту.
А я-то считала, что, только, учёба на отлично и моя персона привлекают его.
Оказалось, он посещает кружок любителей нашего города в доме творчества, занятия ведёт сотрудник исторического факультета университета.
Я обрадовала Санька тем, что согласилась сходить с ним, "пожертвовав" занятиями по танцам, которые мне наскучили.
Андрей Александрович талантом рассказчика обладал необыкновенным, вместе с отблесками линз сверкали его глаза, подсмеиваясь над нами, увлекая в Петербург Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Достоевского, Блока, Довлатова, а, иногда, мы "пускались в путешествия" по итальянским или греческим городам времён античности.
В памяти его, в неисчислимом количестве, теснились стихи или цитаты, он удачно пользовался ими, придавая рассказу особый блеск. Дома я начала читать классиков, отыскивая в книгах то, о чём он рассказывал, и что в школе казалось неинтересным. На экскурсиях он научил нас смотреть из определённых окон дворцов или домов, замечать детали. Убеждал, что произведения великих мастеров нужно читать в оригинале, я попросила папу пригласить мне учителей французского и немецкого языков.
После занятий из дома творчества выходили все вместе, шли, продолжая беседу с учителем, постепенно компания "рассасывалась".