На кухне пахнет тушеным мясом и чесноком. Аглая скачет с ножом вокруг плиты, изображая танец с саблями. Берется за прихватку, снимает крышку с казанка, наставляет на содержимое фотоаппарат. Щелчок. Готовo. Поворачивается ко мне:

  - Надо красный сотейник заказать. Красный на фото лучше смотреться будет. У меня в блоге уже восемь тысяч подписчиков. Все благодаря тебе.

  Это я посоветовал Аглае создать свой вэб сайт. И название для блога придумал: Блюда от Антартидки. Жалко, попробовать ничего мы не можем.

  - Марина на улицу пошла. Поссорились? - осторожно спрашивает Аглая.

  - Надоел он Марине-то, - комментирует с дивана Хадсен.

  Где-то тут валялась ножка от стула, брошенная Кевиным.

  Марина стоит у коротенького, в несколько ступеней, трапа самолета. Самолет почти касается земли белым брюхом, опираясь на лыжные шасси. Ради путешествия Марина надела модные сапожки, длиннопалые ступни надежно скрыты черной кожей. Тощий рюкзачок побитым псом жмется к ногам. В Новой Зеландии ей предстоит провести две недели в карантине. А потом вольна отправляться, куда захочет.

  Смотрю жадно, стараясь навсегда запомнить, впитать, запечатлеть ее во всех деталях. Хотя у меня же осталось множество снимков, где мы вдвоем с Мариной. Еще живые, веселые и бесшабашные. Впрочем, один из нас так и остался бесшабашным, а другой струсил и сбежал. Вернее, остался.

  Марина изо всех сил машет мне рукой и скрывается в темном провале люка.

  Ухожу за заграждение. Неуклюжий с виду самолет шустро разгоняется, исчезает за облаками. Откуда не возьмись появляется Вэйно и начинает утюжить катком взлетное поле.

  Все же я - странный человек. Ушибленный на всю голову. После того, как Марина улетела, часа три метался по комнате, как бурундук по клетке. Думал все - сейчас голову об стенку разобью. Потом сел за стол и за полчаса решил проблему, над которой мучился три месяца. Нормально, да?

  Можно готовить статью в "Астрономический вестник". Можно заканчивать диссертацию, получать мировое призвание. Только кому все это надо, если рядом не будет моей ледяной царевны в шелковом шарфике и с пластырем на щеке? Или стоит совсем чуть-чуть подождать, и все порастет быльем, засыплется снегом и затопчется пингвинами?

  - Эй, ты умер там что ли? - колотит в дверь Кевин. - Не слышишь ничего?

  Горит стоящая на отшибе сараюшка, где хранится старое оборудование. Хадсен и Кевин подогнали пожарный трак, заливают водой. Ветер сильный, пламя перекинутся на жилые помещения может в один момент.

  - Вэйно не видели? - кричит Аглая. - Куда этот чертяка подевался?

  Вэйно так и не нашли. То ли ушел и потерялся, то ли...

  Не хочу об этом думать. Не хочу! Не хочу!

  Иду на кухню, дрожащими руками завариваю кофе. Пить не могу, так пусть хоть пахнет успокаивающе. В крошечное, похожее на иллюминатор окошко толстого стекла, остервенело бьется метель. Здесь, на полюсе, только три цвета: белый, черный и серый. Только два климата: холодно и очень холодно. И только одно чувство: безнадежность.

  Во всяком случае сейчас мне так кажется. И вчера казалось. И позавчера тоже.

  Раскрываю лэптоп, пишу Марине е-майл, спрашиваю, как дела.

  Ответ приходит почти сразу:

  - Все хорошо, пока в карантине. Скучаю по тебе. Уже поздно, иду спать в холодильник. Ну, такой, для моргов. А как ты? Как все наши?

  - В полном порядке, - отвечаю, запнувшись на секунду. - Куда поедешь в первую очередь? Уже решила?

  - В Бразилию, где много-много диких обезьян! - фыркает Марина.

  Почти не глядя скидываю вещи в рюкзак. Получается не так много: чуть одежды, давно разрядившийся телефон, зубная щетка. Рядом топчется разодетый как индюк Кевин. Через полчаса прилетит самолет, а в нем - его жена. Которую я уже успел возненавидеть, потому что Кевин больше ни о чем говорить не может уже целую неделю.

  А я улетаю. Никого не предупредил, буду сюрпризом. Вдруг понял этой ночью - могу обойтись без друзей, тепла, работы, в конце концов. А без Марины - нет. Ни сегодня - нет. Ни завтра - нет. Никогда.

  Хотя у нас здесь на станции не только безнадежность. Есть еще упрямство, и упорство, и терпение. И желание остаться людьми на сколько это возможно. Только это уже не важно.

  По трапу осторожно спускается крошечная молодая женщина в парке. Судя по радостному реву Кевина - его жена. Едва она ступает на снег, рвусь на ступени. У самого люка чуть не сбиваю с ног еще одного пассажира. Кто это к нам пожаловал? Мелькают длиннопалые узкие ступни. Поднимаю глаза. На меня, открыв рот, смотрит Марина.

  - Ты куда?

  - А ты куда?

  - К тебе, - отвечаем одновременно.

  Бледное лицо утыкается мне в грудь.

  Топчемся на месте. Куда же нам теперь: вперед или назад?

  Не все ли равно: тут или там. На севере или на юге. В снегах или в океане. Вместе. Плевать на то, что будет. Все самое главное здесь и сейчас, сегодня и всегда. Навсегда. И никак иначе.

  Целующиеся у всех на виду зомби - это очень смешно? Ну и пусть. Все равно. Должно же быть что-то смешное в нашей жизни!