– Выпей это, Евчик, – попросил он, поднимая её и поддерживая за спину.

– Я не хочу, Андрюша, – сипло сказала Евка.

– Да ты простудилась! Пей сейчас же! Ну! пей!

Евка покорно начала пить, поглядывая на него поверх чашки.

– Мне холодно, – так же сипло сказала она, с трудом допив чай.

– Я тебя сейчас согрею! – закричал Андрей и лёг под одеяло. Он был большой и тёплый. Никаких мыслей у него не было, кроме одной: отогреть, успокоить, утешить маленькую ледышку. Он просунул руку под её по-прежнему ледяное плечо, умастил её, такую маленькую, уютную, под мышку, другой рукой стал массировать спину с острыми лопатками. «Крылышки! сейчас мы согреем крылышки», – шептал он.

Евка вдруг разжалась, как будто в ней лопнула пружина, расслабилась, помягчела.

– Андрюша, – зашептала она ему в грудь, – я думала, что всё кончено, что ты уже не будешь любить меня… я думала, что лучше умереть.

Слёзы хлынули из её глаз, сразу намочив ему майку, слёзы облегчения, слёзы жалости к себе.

– Глупышка! – прошептал Андрей, поворачивая её к себе лицом, – глупышка моя! Да разве я смог бы разлюбить такую дурочку, такую милочку!

Обхватив её спину обеими руками, он стал мелко, быстро целовать её мокрые глаза, щёки, виски и красный, припухший, как у зарёванного ребёнка, носик…

Два дня Евка была как-то особенно тиха и ласкова.

А на третье утра она сказала задумчиво:

– Так вот что значит: два будут в единую плоть.

Андрей не понял, о чем она говорит.

– Это в Библии написано о поженившихся людях: два будут в единую плоть. Я это теперь хорошо понимаю. Спасибо тебе, – и она поцеловала его.

– А ты что – Библию читала? – изумился Андрей.

– Когда у меня мама лежала, мне сказали читать.

– Кто сказал?

– У неё боли были сильные, и нам посоветовали позвать священника. Священник пришёл, сделал, что положено. А когда уходил, велел мне Евангелие читать… только понемножку. Сказал, что ей легче будет терпеть. Ну я и читала ей. Маленькими кусочками… когда она соглашалась.

– И что?

– Да как будто неплохо. А то бы мама отказалась.

– И что – там эти слова? Ну, какие ты сказала о поженившихся?

– А, да, там. В каком-то послании. Я, вообще-то, Андрейка, не всё там понимала. Но эти слова меня так удивили, что я их перечитывала, пытаясь понять. Но, конечно, не могла никак. Но они мне запомнились.

– А теперь ты их понимаешь?

– Да-а, – сказала Евка каким-то глубоким голосом, – теперь-то да-а! Видно, просто так их и не поймёшь. Надо было пережить их… А ты?

– И я, – Андрей ласково поцеловал её в нос, – и я понимаю. И ещё понимаю, какое сокровище мне послал твой Бог, Евчик! Он умный и добрый, твой Бог.

– Почему мой? – удивилась Евка. – Он всехний!

– Всехний! – засмеялся Андрей и снова чмокнул её в нос.

– А как же вы жили, когда твоя мама… когда её не стало? – спросил Андрей. Евка помолчала. Тень прошла по её лицу.

– Не хочешь, не говори, – быстро сказал Андрей, сразу почувствовав, что рана её ещё не зажила. Это было для него неожиданностью – ведь она никогда не показывала никакой озабоченности, ни тени грусти.

– Нет, почему же, – задумчиво проговорила Евка, – ты ведь, наверное, думаешь, что я что-то вроде мотылька…

– Ничего я такого не думаю! – возмутился Андрей и тут же вспомнил свои мысли о ней во время их удивительной брачной ночи. Он слегка смутился.

– Вот, – сказала Евка, – просто мамочка моя меня всегда учила, что воспитанные люди не должны навязывать окружающим свои переживания, ходить с постной миной и тому подобное. Я к этому привыкла с детства. Ещё она терпеть не могла, когда я прибегала с улицы с рёвом и жаловалась на какую-нибудь Люську или Светку. «Ну что ж, – как-то сказала она мне, – если не умеешь общаться с девочками, сиди дома». Я с тех пор не жаловалась, терпела.

– Хорошая у тебя была мама, – вздохнул Андрей, – моя мама тут же шла разбираться, если меня кто-нибудь обижал. Я её просил, уговаривал! Меня «маменькиным сынком» дразнили.

– Всё равно ты хороший, – сказала Евка и вздохнула. – Когда мама умерла, мне было около пятнадцати лет, Сашурке – двенадцать, а братик вообще был малявка… так что я старшая стала. Папа ведь работал целыми днями. А я их кормила, обстирывала и вообще вместо мамы была. А ты, наверное, думал, что я тупая, что в седьмом классе два года просидела, да? – спросила Евка и засмеялась.

– Я вообще ничего об этом не думал. Мало ли? Может, ты в школу поздно пошла.

– Нет, вовремя, – Евка опять помолчала, а потом решительно сказала, – просто папа запил!

Андрей сидел поражённый. Ничего себе, что девчонка пережила! Мать умерла, отец запил и на руках ещё двое!

– Как же ты, Евчик? – спросил он с какой-то робостью.

– Да он ничего! Тихий был. Просто напьётся и сидит полночи, глядя в одну точку. Ну, потом, конечно, стал работу пропускать. Уволили. Комиссия приходила, грозились нас отнять. Костик сразу в кладовку спрятался, думал, что тут же его заберут.

Евка невесело усмехнулась. Андрей никогда её не видел такой. «Какая же она сильная!» – с невольным уважением подумал он.

– А потом, потом-то что случилось?

– Ничего, – ответила Евка спокойно, – просто я однажды дождалась, когда отец проснётся, похмелится и придёт в себя. И тогда я ему сказала, без всякого скандала, но твёрдо, что если он немедленно не прекратит пить, я сама пойду, куда надо и попрошу, чтобы нас устроили в детдом.

– Ну-у! – восхищённо воскликнул Андрей.

– Да. Я ещё ему сказала, что он мужчина, а детей своих забросил и утешается. И даже не думает, каково нам – мамы нет, а папа пьёт. И что мама наша его, наверное, осуждает.

– Кру-уто! И что он?

– Что? Сначала сидел молча. Не смотрел на нас. А ребята притихли, как мыши. Испугались. Потом отец спросил меня: «Дочка, ты вправду так сделаешь, как сказала?»

У меня сердце колотилось, но я виду не подала. Гляжу ему прямо в глаза и говорю: «Правда, так и сделаю». Он посмотрел на меня, крутанул головой, вдруг хвать кепку – и из дома! Я заревела, всё, думаю, конец! И брат с сестрой прижались тоже, как начали голосить! Еле успокоила.

А часов в одиннадцать вечера отец пришёл, сел за стол как был, в кепке, в плаще, и молчит. А мы шевельнуться боимся. Потом сказал:

– Всё, дочка. Памятью матери вам обещаю-не буду пить.

И с тех пор всё, ни граммчика!

Андрей молча смотрел на Евку, не в силах сказать хоть что-нибудь.

– Ты что, Андрюшка? – забеспокоилась Евка.

– Ничего. Просто я думаю: какой же я по сравнению с тобой пацан!

– Ну и неправильно! Никакой ты не пацан, просто все женщины рождаются мамками! – сказала Евка и сама засмеялась.

– Мамочка ты моя! Василиса Премудрая, – засмеялся в ответ Андрей и хотел обнять её, но Евка увернулась.

– Ужинать пора, – и пошла в кухню.

Первой увидела Евку Тайса, тётка Андрея. Она давно не была у племянника и решила его проведать. Сварив кастрюлю борща, купив дыню, она поднялась на лифте и стала доставать ключ. Но открыть им дверь не удалось: с той стороны в замок тоже был вставлен ключ. «Странно! – подумала Тайса. – Почему Андрюшка дома так рано? Может, он заболел?» – и она решительно нажала кнопку звонка. Евка открыла дверь. Перед ней стояла высокая смуглая женщина с тёмными волосами и такими же тёмными глазами. Её худое лицо выразило изумление, а глаза, сидящие близко к переносице, округлились и стали похожи на птичьи.

– Ты кто, девочка? Ты как тут? – спросила незнакомка.

– Я? – Евка растерялась. – Я Евка!

– Евка – это что, имя такое? – удивилась женщина.

– Ну да, имя!

– Ева, наверное, – догадалась женщина. Евка молча кивнула, разглядывая её – что-то знакомое было в её лице.

– Вы пройдите, – спохватилась она, – что же мы стоим в прихожей? – и она отступила, давая гостье пройти.

– Я-то пройду. А вот ты тут что делаешь?

Евкины брови поползли вверх, она недоумённо улыбнулась.