Мы сошли с лошадей перед воротами гостиницы «Лафайет» и, обменявшись любезностями с хозяином – майором Спайсером (в Теннесси все содержатели гостиниц – по меньшей мере майоры), передали лошадей вышедшим неграм. В гостинице нам подали жареный картофель и поросенка. Этого было достаточно, чтобы подкрепиться, а вечером, после отдыха, мы снова пустились в путь.

Из всех эпизодов моей жизни я ни об одном не вспоминаю с таким удовольствием, как о моем кратком пребывании на хлопковой плантации Вудли.

Мне показали зеленые зерна хлопкового растения, покрытые как бы легким пухом. Показали, как их сеять, как отделять сорняки от молодых побегов. Я видел, как растение принимает сначала форму белоснежного цветка, как потом лопается плодовая коробка, появляется кусок белого хлопка. Я познакомился также и со сбором хлопка, со способом его прессовки, упаковки и окончательного приготовления к отправке на рынок.

Все это мне в основном рассказывал Уолтер Вудли, но и его очаровательная сестра участвовала в этих беседах, которые я, наверное, никогда не забуду. Они были настолько интересны, что я с удовольствием прослушал бы их еще раз и остался бы для этого даже до следующего сбора урожая, но в своем положении случайного гостя я, конечно, не мог этого себе позволить. Поэтому, пробыв на плантации неделю, я уехал.

Казалось, ничто не могло омрачить жизнь такого счастливого семейства, как Вудли, но я все же чувствовал, что что-то не так. Впрочем, это были лишь смутные догадки, но и их оказалось достаточно, чтобы огорчить меня.

Я не забыл Ната Брэдли, той развязной манеры, с которой он говорил о делах Вудли, а в особенности того тона, которым он выражался о Корнелии.

О Брэдли не раз упоминали в семье Вудли, и Уолтер не преувеличивал, говоря об антипатии своего отца к Брэдли. Старый джентльмен всегда говорил о нем в самых резких выражениях и называл не иначе, как «этот негодяй». Видно, ему было известно что-то серьезное об этом человеке, и настолько серьезное, что он не решался рассказать этого ни детям, ни слугам.

Никто и не думал пробовать защищать бывшего соседа в глазах старика. Уолтер также часто соглашался с отцом. Одна лишь мисс Вудли хранила молчание.

Однако раз или два мне удалось заметить под этим молчанием как бы внутреннюю борьбу или желание прекратить разговор о Брэдли.

Я не знал, что и предположить. Существовала ли какая-нибудь тайна между Брэдли и мисс Вудли, или, может, здесь таился роман? Во всяком случае, эта мысль причинила бы мне боль даже тогда, когда я едва знал мисс Корнелию; теперь же, когда я почувствовал к ней подлинную привязанность, она огорчила бы меня еще больше.

Правда, с моей стороны это было лишь предположение, но один случай, происшедший незадолго до моего отъезда, подтвердил предположение.

Я часто ходил к небольшому бассейну на реке, где строилась баржа для хлопка, и с большим интересом следил за работами. Судно походило сначала на Ноев ковчег, но мало-помалу принимало определенную, хотя все же весьма странную, форму. Постройкой руководил белый, специалист по кораблестроению. Звали его Билл Блэк. При нем был еще один белый, лоцман с Миссисипи. Остальные рабочие были негры: плотники, слесари и конопатчики. Некоторые из них должны были отправиться в Новый Орлеан с грузом хлопка, как только постройка будет закончена.

Я все больше и больше интересовался постройкой и оснасткой судна, хотя Билл Блэк вовсе не был расположен посвящать меня в тайны своего искусства. Несколько раз, когда я заходил на работы один, он принимал меня с такой сомнительной вежливостью, что пришлось поставить его на место. Товарищ его тоже не отличался учтивостью. Поведение этих субъектов дало мне очень печальное представление о местных рабочих, но потом я узнал, что они нездешние. Оказалось, что корабелы работали то там, то здесь, в зависимости от того, куда их позовут, или, вернее, где они найдут работу.

Однажды вечером Уолтер Вудли отлучился из дому, сестре же его нужно было с ним поговорить, и несколько человек отправились его искать.

Посланные не возвращались долго. Я подумал, не пошел ли Уолтер посмотреть строящуюся баржу, а так как делать мне было нечего, то я и отправился по направлению к реке. Она протекала ярдах в восьмистах от дома, через бывшие владения Ната Брэдли.

Подойдя к реке, я увидел, что никого из рабочих там не было. Солнце уже давно село, и все они ушли ужинать.

Мне незачем было спешить домой, и я пошел дальней тропинкой, пролегавшей через небольшое поле хлопчатника. Под кустарниками было уже совсем темно. Небо покрылось облаками, и я едва видел тропинку. Время от времени вдоль нее вспыхивали фосфорические огоньки светлячков, но они меня только путали, потому что беспрестанно перемещались и кружились. Я должен был продвигаться вперед как можно осторожнее, от дерева к дереву, и останавливаться едва ли не на каждом шагу, чтобы убедиться, не сбился ли я с тропинки.

Закурив сигару, я почти уже вышел из хлопковых зарослей, как вдруг услышал неподалеку голоса. По-видимому, двое мужчин вели между собой разговор, и разговор, судя по их тону, серьезный. Я остановился и вгляделся в темноту. Навстречу мне шли двое. Вскоре они со мной поравнялись.

Было так темно, что я едва различал их; они же меня совсем не видели.

Я хотел было их окликнуть, чтобы не столкнуться с ними, как вдруг узнал один из голосов. Это был строитель баржи – Блэк. Собеседником мог быть его помощник Стингер.

Вовсе не желая с ними встречаться, я отошел немного в сторону, чтобы они меня не заметили. Тогда я расслышал их разговор:

– Так говоришь, будет по крайней мере двести тюков, да, Билл?

– Да, урожай очень хороший.

– Тем лучше. Позаботься, чтобы лодка была достаточно большая, Блэк. Нужно увезти все тюки сразу.

– Можете быть спокойны: я скорее сделаю лодку больше, чем меньше.

– Отлично. Если все удастся, то это будет одно из наших лучших дел… Не замечаешь ли ты, что как будто табаком пахнет?

– Да.

– Кто-то тут недавно курил. Это запах сигары. Вероятно, проклятый иностранец или Уолтер Вудли тут недавно прошли.

Около полминуты не слышно было ни звука. Они остановились и прислушивались.

Меньше всего на свете я желал бы сейчас встретиться с Блэком и его спутником. Это был не Стингер. Я узнал бы его по голосу. Этот же голос я уже где-то слышал, но все-таки не узнал.

Я стоял совершенно неподвижно, вынув сигару изо рта и повернув ее зажженным концом к ладони. Я надеялся услышать еще что-нибудь интересное из их тайного разговора.

Кто это мог так интересоваться постройкой баржи и судьбой урожая мистера Вудли?

Может быть, управляющий?

С ним я раз или два разговаривал, но не запомнил его голос настолько, чтобы узнать его. Я вынужден был ограничиться только предположениями, потому что собеседники пошли дальше, говоря так тихо, что я не мог расслышать ни слова.

Вскоре они оказались далеко от меня.

Убедившись, что они тоже не могут услышать моих шагов, я пошел дальше, раздумывая об этом случае. Голос незнакомца так и раздавался у меня в ушах, но я все не мог понять, кому он принадлежит. Я все-таки думал, что это был не управляющий. Придя домой, я убедился, что прав в своем предположении. Управляющий стоял на пороге и, конечно, не мог меня обогнать.

Уолтер также был дома, и я передал ему обрывки услышанного мной разговора.

– Это, вероятно, кто-нибудь из соседей интересуется нашими делами, – сказал он с беззаботным смехом. – Впрочем, я не могу сказать, кто из них мог быть к нам так доброжелателен. А, – сказал он, подумав, – кажется, догадываюсь. Мы обещали уплатить процент с продажной цены за каждый тюк, который дойдет до Нового Орлеана не подмоченным и целым. Это, вероятно, какой-нибудь друг Блэка, поздравлявший его с выгодным делом.

– Может быть, – сказал я, хотя сомнения мои так и не рассеялись.