На десятую ночь путь, который Сян обычно преодолевала за три с половиной дня, был пройден меньше чем на четверть. Той ночью поднялась полная луна, однако Сян не обратила на это внимания. Она протягивала руки, собирая звездный свет, и совсем позабыла о том, что при луне надо соблюдать осторожность.
В звездном свете есть магия. Это всем известно. Однако этот свет летит издалека, и магия, вплетенная в его тончайшие нити, успевает ослабнуть и рассеяться. Ее достаточно для того, чтобы насытить младенца и утешить его голодный животик, а если ребенок выпьет звездного света побольше, тот пробудит все самое лучшее в его сердце, душе и разуме. Звездный свет несет с собой благословение, но одарить человека магией он не в силах.
А вот лунный свет – совсем другое дело.
Лунный свет сам по себе – магия. Это все знают.
Сян не отводила взгляда от глаз девочки. Солнца, звезды, метеоры. Пыль звездных туманностей. Большие взрывы, и черные дыры, и бесконечное, бесконечное пространство. А между тем над лесом вставала луна – круглая, зрелая, сияющая.
Сян протянула руку вверх. Она не глядела на небо. Она не заметила луну.
(Неужели она не заметила, как тяжело лег свет в ее пальцы? Неужели не заметила, какой он был тягучий? И какой сладкий?)
Она повела пальцами над головой. Когда рука наполнилась и потяжелела, Сян опустила ее.
(Неужели она не заметила магии, которая стекала с ее ладоней? Она сказала себе, что не заметила. Она повторяла это снова и снова, пока сама не поверила.)
Девочка на руках у Сян ела. Ела. Ела. Вдруг она вздрогнула и выгнулась. Вскрикнула – всего один раз, но очень громко. А потом издала счастливый вздох и мгновенно заснула, прижавшись к мягкому животу ведьмы.
Сян запрокинула голову, и на лицо ей лег луч лунного света.
– Ах, – прошептала она. Как она не заметила, что луна успела округлиться? И налиться могущественной магией? Ребенку хватило бы и одного глотка, а ведь девочка выпила… ну, девочка выпила гораздо больше.
Наверное, она была очень голодна.
Так или иначе, случившееся было так же ясно, как луна, торжественно сиявшая над лесом. Девочка обрела магию. В этом не могло быть сомнений. И теперь все стало гораздо сложнее.
Сян села на землю, скрестив ноги и положив ребенка себе на колени. Она не станет будить девочку. Пусть спит долго-долго, много часов подряд. Сян провела пальцами по черным кудряшкам младенца. Уже сейчас под кожей ребенка явственно пульсировала магия, наполняя собой пространство между клетками, наполняя ткани тела, кости. Какое-то время с девочкой будет тяжело, но, впрочем, это пройдет. Правда, Сян хорошо помнила, что учившие ее колдуны говорили, будто воспитывать наделенного магией ребенка не так-то просто. Уж об этом ее учителя твердили не переставая. Колдун Зосимос, который опекал Сян, не уставал повторять: «Подарить ребенку магию – все равно что вложить меч в руки трехлетке, – огромная мощь при спящем разуме. Разве ты не видишь, как ты меня состарила?»
И это была правда. Дети, наделенные магией, несли в себе опасность. Кому попало такого ребенка не доверишь.
– Что ж, милая, – сказала Сян, – значит, хлопот от тебя теперь будет в полтора раза больше.
Девочка спала, тихо посапывая. На губах, похожих на лепесток розы, трепетала легкая улыбка. Сян почувствовала, как что-то пронзило ее сердце, и крепче прижала к себе ребенка.
– Луна, – сказала она. – Я назову тебя Луна. Я буду твоей бабушкой. А ты – моей внучкой.
Едва произнеся это, Сян поняла, что так все и будет. Слова, прозвеневшие в воздухе, соединили их судьбы прочнее всякой магии.
Сян встала, привязала к себе ребенка и пустилась в долгий путь домой, про себя гадая, каким образом она объяснит все Глерку.
Глава 4, в которой есть всего лишь сон
Ну что ты все время пристаешь со своими вопросами!
Никто не знает, что делает с детьми ведьма. Никто об этом не спрашивает. Ты что, не понимаешь? От таких вопросов только хуже.
Ну ладно, ладно. Она их ест. Хватит с тебя?
Нет, я в это не верю.
Мама рассказывала мне, что ведьма съедает души детей, а их лишенные душ тела вечно бродят по земле. Ни живые, ни мертвые. Пустоглазые, пустолицые, бредут и бредут сами не знают куда. Но я в это не верю. Ведь тогда мы бы их увидели, правда? Хоть одного да увидели бы, за все-то годы.
Бабушка рассказывала, что ведьма заставляет детей работать на нее. В лесу у нее есть замок, а под замком – пещеры, и дети день и ночь копают для нее уголь, и кипятят для нее огромные котлы, и делают все, что она им прикажет. Но в это я тоже не верю. Хоть один да сбежал бы. За все эти годы хоть один ребенок сумел бы убежать и вернулся бы домой. Нет, не верю. Не работают они на ведьму.
Я вообще не знаю, как оно на самом деле. Лучше об этом не думать.
Иногда мне снятся сны. Мне снится твой брат. Сейчас ему было бы уже восемнадцать. Нет, девятнадцать. Мне снится, что у него темные волосы, кожа светится, а в глазах звезды. Мне снится, что, когда он улыбается, его улыбка сияет как солнце. Прошлой ночью мне снилось, что он ждал под деревом какую-то девушку. Когда она прошла мимо, он назвал ее по имени, взял за руку и поцеловал. А сердце у него так и прыгало.
Что? Нет, я не плачу. С чего бы мне плакать? Вот еще глупости.
Все равно это был просто сон.
Глава 5, в которой болотный кошмар оказывается влюблен
Глерку все случившееся не понравилось, о чем он и заявил в первый же день.
И повторил на второй.
И на третий.
И на четвертый.
Сян его не слушала.
– Детки, детки, детки, – пел Фириан. Уж он-то был рад до умопомрачения. Дракончик устроился на ветке над дверью дома Сян, широко открывал разноцветные крылышки, изгибал длинную шею и запрокидывал голову. Пел он громко, с чувством, и вдобавок ужасно фальшивил. Глерк зажал уши.
– Детки, детки, детки, ДЕТКИ! – пел Фириан. – Ах, как я люблю деток!
На самом деле он никогда не видел маленьких детей (или, по крайней мере, не помнил, чтобы видел), однако это вовсе не мешало ему любить их всем сердцем.
Фириан с утра до ночи пел, Сян суетилась, и никто, никто не желал внимать доводам рассудка. Глерк отлично это видел. К концу второй недели жилище ведьмы полностью преобразилось: на специально для этого натянутых веревках сушились подгузники, чепчики и распашонки; рядом с новехонькой раковиной на особых решетках сушились специально изготовленные стеклянные бутылочки; откуда-то (Глерк так и не понял откуда) появилась коза, и Сян завела отдельные крынки для молока, творога и масла; а пол как-то вдруг оказался усыпан бесчисленными игрушками. Сколько раз под ногу Глерку подворачивалась какая-нибудь деревянная погремушка с острыми углами, сколько раз он выл от боли! Но на него тут же шикали и выставляли вон, чтобы он не разбудил девочку, не напугал девочку или не заморил девочку скукой, читая ей стихи.
К концу третьей недели Глерк понял, что с него хватит.
– Сян, – сказал он, – не вздумай полюбить этого ребенка.
Старая ведьма фыркнула, но ничего не ответила.
Глерк нахмурился.
– Ты меня слышала? Я тебе запрещаю.
Ведьма только рассмеялась. Девочка рассмеялась вместе с ней. Они всегда были вдвоем, в своем маленьком мирке, куда Глерку путь был заказан.
– Луна! – запел Фириан, влетая в распахнутую дверь. Дракончик порхал по комнате и пел, словно напрочь лишенная музыкального слуха птица: – Луна, Луна, Луна, ЛУНА!
– Хватить петь! – рявкнул Глерк.
– Не слушай его, Фириан, – встряла Сян. – Дети любят, когда им поют. Это все знают.
Девочка засучила ножками и загулила. Фириан сел на плечо Сян и замурлыкал без слов. Стало лучше, но ненамного.
От отчаяния Глерк застонал.
– Знаешь, что сказал Поэт о ведьмах, которые растят детей? – спросил он.
– Я понятия не имею, что там говорят поэты о детях и ведьмах, но уж конечно, это что-то умное. – Сян огляделась. – Передай мне вон ту бутылочку, будь добр.
