Его тошнило от своей слабости. От того, как он жил, как реагировал на боль. Кирилл знал, что ничто не проходит в жизни бесследно, теперь он уж точно это знал, и все же в глубине души надеялся, что сил у него больше.

Слабак.

Жалкая мошка.

Больше своей боли он ненавидел только свое отражение.

Дверь вновь распахнулась. Порыв свежего воздуха ворвался в салон, и Кир выпрямился, повернувшись к Ситкову. Тот неуклюже плюхнулся в кресло и заулыбался, просовывая во внутренний карман куртки небольшой, прозрачный пакет с синими таблетками. Похожие таблетки раздавали «плохие» парни в ночных клубах. Какое-то время Кир общался с одним из таких отморозков, так что сразу же понял, что именно увидел.

– Это что? – Нахмурился Бродский.

– Кажется, мы договорились, что ты не будешь задавать лишних вопросов.

– Я с тобой ни о чем не договаривался.

– А зря, целее будешь.

– Целее?

– И спокойнее. Когда ты злишься, у тебя так брови смешно сходятся, а глаза…

– Что за чушь?

– Не хочу травмировать твою психику.

– Мою психику?.. – Кир расправил плечи. Ему вдруг захотелось врезать другу прямо в нос, чтобы компенсировать недостаток кислорода, из-за которого у того с языка срывается подобный идиотизм. – Ты оглох? Я спросил, что за пакет.

– Пакет, как пакет.

– Это что – дурь? Ты дурь толкаешь?

– Жми на газ, ладно? – Махнул рукой Женя и раздраженно причмокнул.

– Толкаешь.

– Прости, мамочка, забыл спросить у тебя разрешения.

– Ты с ума сошел?

– Боги, ну, не горячись, ладно? Никто не толкает дурь, и что это за жаргон такой? Ты там в своей Москве с мафиози зависаешь? Это обычные таблетки, таб-лет-ки.

– Вот значит, как ты тут крутишься, предлагаешь наркотики разным соплякам.

– Когда ты таким моралистом заделался? – Возмущенно воскликнул Ситков.

– Никакой я не моралист.

– Но мозг выносишь знатно.

– Потому что ты, мать твою, выбрал самый дерьмовый способ заработать деньги.

– А только таким «дерьмовым способом» и можно заработать деньги в этой стране.

– Да пошел ты со своей обиженной философией, ясно? – Прищурившись, выплюнул Кир. – Пошел в задницу, предприниматель хренов. За решеткой трудно хорошо зарабатывать, а именно там ты и окажешься. Без вариантов.

– Черт возьми, – внезапно расхохотался Женя и хлопнул ладонями по коленям, – кажется, я разозлил тебя не на шутку.

– Долго думал, когда ввязывался в это дерьмо?

– Да я вообще не думал! Это же не по моей части, поэт. Ты меня знаешь. Мне нужны были деньги, вот я и нашел способ их зарабатывать. Это обычные таблетки, угомонись. Никто от них не умирает. Они совершенно безопасны. Немного голова покружится, и все.

– Ты идиот.

– Да заткнись уже.

– Идиот, – Кир посмотрел куда-то сквозь лобовое стекло, на ржавую вывеску магазинчика, покачивающуюся от слабого ветра, и покачал головой. – Мы много херни творили, когда собирались вместе. Много косячили. Но мы же были детьми. Если тебе было сложно, если у тебя все в семье так паршиво повернулось, почему ты ни к кому не обратился? Почему мне не позвонил? Мы бы нашли способ…

– Почему тебе не позвонил? – Перебил Ситков с округленными глазами. Казалось, сейчас они у него выкатятся из орбит. В машине стало так жарко, что окна запотели, и солнечный свет, пробивающийся сквозь облака, превратился в белую дымку. – Ты, блин, серьезно?

– Жень.

– Ты собрал свои гребанные вещички. Собрал свой Барби-чемодан и бросил всех нас. Вот так вот просто взял и укатил, не попрощавшись, не удосужившись даже пару слов сказать! И я должен был тебе позвонить, когда у меня все покатилось к чертовой матери?

– Насрать на меня, позвонил бы кому-то другому.

– Я и позвонил.

– Не мне учить тебя жизни, но…

– Вот именно, – рыкнул Ситков, – так что засунь язык в жопу и жми на газ, потому что…

Кир отреагировал слишком быстро. Его рука ухватилась за ворот кожаной куртки друга и сжала его с такой силой, что ткань затрещала в его пальцах.

– Осторожно, – зеленые глаза смотрели с угрозой, – следи за тем, что несешь.

– Какого…

– Во-первых, ты должен был предупредить меня, куда мы едем.

– Остынь, ладно?

– Во-вторых, – рука стиснула куртку сильнее, – еще раз скажешь мне что-то в таком тоне, и я выбью тебе все зубы.

– Может, успокоишься? Я люблю эту куртку.

– А я люблю ясность.

– Я тебя прекрасно понял.

– Не похоже.

– Ладно-ладно, мне стоило сразу сказать тебе правду, – ворчливо пробормотал Женек, – но тогда ты бы никуда меня не подбросил, и я бы опоздал на встречу, а деньги сами собой не зарабатываются, ты же в курсе прописных истин, верно? Действие – противодействие. Вопрос – ответ. Сначала курица, потом яйцо.

– Захлопнись уже, – взвыл Кирилл и разжал кулак, а потом откатился обратно на сидение и потер пальцами заросший подбородок. Их компания всегда ввязывалась в неприятности, но почему-то Кир не ожидал, что даже спустя столько лет парни продолжают расхаживать по тонкому льду. – Остальные в курсе?

– Какие еще «остальные»? – Разминая шею, спросил Ситков.

– Ты понял, о ком я.

– Конечно, мать твою, понял.

– Так отвечай.

– На кой черт тебе эта информация?

– Просто интересно, – холодно ухмыльнулся Кирилл. – Неужели педант тоже в доле?

– Ерунду не говори.

– Егор? Андрей?

– Дрон потому и свалил из города, – с неохотой признался Женек и отвернулся к окну.

– Родители узнали?

– А есть что-то такое, о чем не знает его мамаша?

– Зачем ему вообще ввязываться в эти игры, когда у него и так полно денег?

– Ну, денег полно у его предков, а сам он так и не устроился, не нашел хорошее место, вот и согласился. Сейчас он на связь не выходит. Наверняка, мамочка отняла сотовый. Или же его девица, двинутая ханжа по секрету, промыла ему мозги. Я вот что понять не могу.

– Что именно?

– Когда ты себя к лику святых причислил?

– Не нарывайся.

– Нет, я серьезно. Мы сходили с ума вместе, а в большинстве случаев ты выступал нашим гуру, инициатором, таскал дешевую выпивку, бил морды любому, кто под руку попадется. А помнишь, как однажды, ты нашел ту девчонку, ну ту, которая всем в школе показывала твои гениталии, снятые на камеру в мужской раздевалке. Ты потом хорошенько ее отымел прямо на спортивной площадке. Помнишь?

Кир отвернулся. В салоне повисла тишина. Он потянулся в карман за сигаретами. Достал одну, закурил и медленно выдохнул облако серого дыма прямо перед собой.

– Она была не против, – наконец, ответил он.

– Разумеется. Она сохла по тебе с четвертого класса.

– Ты к чему это вспомнил?

– К тому, что ты – собачье дерьмо, и это собачье дерьмо пытается рассказать мне, что от меня воняет. Улавливаешь ход моих мыслей?

– Улавливаю.

– Там к чему развел драму?

– Возможно, к тому, что тогда нам было по тринадцать. – Кирилл посмотрел на Ситкова и лениво пожал плечами. – Тогда мозги не работали, а сейчас вроде как мы выросли и вроде как в состоянии контролировать свои действия.

– Я все контролирую.

– Угу.

– Нужно было спрятать пакет на улице.

– Нужно было.

– Мы вернемся в город? Или так и будем стоять в этом гребанном районе, дожидаясь, пока я постарею? – Женек уставился на друга сердитым взглядом, а потом резко отмахнулся и скрестил на груди руки, словно обиженный ребенок. – Тоже мне философ нашелся, пожил пару лет в столице и достойным человеком стал. Вырос он, изменился, так изменился, что, как только увидел, что педант слюни по Соне пускает, тут же за ней на улицу пошлепал.

– Что ты несешь?

– Истину несу.

– Никуда я не пошлепал.

– Это у тебя на подкорках. Ты себе отчета не отдаешь в том, что делаешь, как выглядишь… Ты всегда получаешь то, что хочешь! Ты и сейчас сюда приехал не просто так, верно? Ты, мать его, самый отменный эгоист из всех, что я знаю, самый очаровательный ублюдок на свете, ты…