– Позвоню. Спасибо, – спокойно ответила Лина, радуясь, что избежала гостей. Они попрощались и повесили трубки. Лина вздохнула, и прежде, чем положить трубку, немного придержала ее. Ее пугала встреча с Лекси и остальными коллегами на работе, но жизнь продолжалась.
На следующее утро, на второй день после выписки из больницы, она решила заняться детской одеждой и вещами, которые прикупила. Купила немного, несколько вещичек – распашонку, ползунки, платьице, погремушку и маленькую ложечку с резиновым наконечником на ручке в форме Минни Маус, шапочку с надписью «Мамина принцесса». Она знала, что было глупо закупать вещички на таком раннем сроке, но втайне очень радовалась, что у нее будет ребенок.
Она разложила эти предметы на обеденном столе, где стоял букет цветов, который ей прислал начальник. Она грустно улыбнулась. Затем достала бумажный пакет, без надписи или эмблемы, и аккуратно начала складывать туда одежду. Завтра она передаст это в дом малютки, может пригодится какому-нибудь бедному малышу.
Складывая вещи, она подумала, может ли ребенок, новорожденный, считаться бедным. Что для ребенка деньги?
В ней было мелькнула мысль оставить эти вещи на будущее, но она тут же отмахнулась от нее. Она дала себе зарок не заводить отношений в ближайшие два года. Соответсвенно, детей у нее еще долго не будет, и вещи лучше отдать в детский дом.
Положив сверху шапочку в пакет, она вдруг подумала, что однажды может увидеть ребенка в этой шапочке, и в каком-нибудь парке незаметно сфотографирует этого ребенка и разбитую бедностью мать, и на том ребенке будет шапочка, и, наверное, ребенку будут давать пюре с этой ложечки Минни Маус. Ее воображение совсем разыгралось, и она представила, что возможно в этой девочке она увидит реинкарнированный дух дочери, которую потеряла. Она резко прервала эти мысли и напомнила сама себе, что не верит во все это. Ложечка и погремушка отправились в пакет.
Она начала заворачивать пакет, но на минуту остановилась. Открыла пакет и достала ложечку. Она решала оставить ее себе, как что-то, принадлежащее ее дочке, хотя ее дочь никогда не держала и не использовала ее. Это была ложечка ее народившейся дочери. Это дань уважения ей. Но что-то еще было в этом решении.
Хотя она и не думала завести ребенка, ей начала нравиться мысль, что у нее будет дочь. Она бы любила ее всей душой. Они бы стали самыми лучшими друзьями. Может, она бы и не вышла никогда замуж и у нее бы не было лучшего друга, или даже настоящих подруг, но у нее была бы дочь, которую бы она любила, и которая, быть может, любила бы ее в ответ. Они были бы как те «Девушки Гилмор» – ей всегда нравился этот сериал. Когда она в детстве смотрела первые серии, то воображала себя младшей дочерью, Рори. Она и была несколько похожа на Рори – такая же простая красота, такая же умненькая и здравомыслящая. Лина хотела быть другом своей дочери, и она была уверена, что никто и никогда не отберет ее у нее. И пусть она теперь физически потеряла дочь, еще до ее рождения, она не отпустит свою мечту, свою надежду.
Она оставит ложечку с Минни Маус, и будет хранить ее под рукой, чтоб кормить надежду, чтобы однажды, пусть и годы спустя, ее дочь вернулась к ней, но не в обличье чужого ребенка – ее дочь никогда бы не вернулась к ней так – но ее дочь, которая будет с ней и они будут всегда вместе. Это, решила она, была ее вера, ее религия.
Линин медитативный день прервал стук в дверь. Никаких гостей она не ждала. Сначала подумала, что Лекси все же пришла, несмотря на то, что раньше согласилась дать ей отдохнуть. Она посмотрела в глазок. Это точно была не Лекси. Девушка за дверью была ниже ростом, со светлыми волосами, и она была ей не знакома, хотя и вид через глазок был искажен. Открыв дверь, она спросила:
– Здравствуйте! Вы что-то хотели?
– Здравствуйте, Лина! Как дела? – спросила девушка с беспокойством и заботой во взгляде. Девушка была привлекательной, чем-то напоминала Мерлин Монро в молодости. Лина озадаченно посмотрела на нее.
– Вы меня не помните? Я Джоанна. Мы встречались в воскресенье утром в больнице.
Теперь, когда Лине дали контекст, она вспомнила.
– Да, теперь припоминаю. Простите.
– Отлично. Можно войти? – спросила она с улыбкой.
– А да, конечно, – сказала Лина не подумав.
Когда девушка прошла в квартиру, Лина спросила:
– Вам нужно что-то конкретное?
Девушка щебечущим голосом ответила:
– Я просто хотела узнать, как вы себя чувствуете.
Она остановилась на пороге и осмотрелась, где бы присесть. Она повернулась к Лине и сказала:
– Можно присесть и поговорить несколько минут?
– Вообще-то, я несколько устала. Время не подходящее, – сказала Лина, все еще не закрывая дверь.
Она была не в настроении рассказывать незнакомцам, как она себя чувствует. Тогда в больнице, когда эта девушка пыталась с ней заговорить, ей удалось от нее отбиться. Эта Джоанна сказала, что пишет кандидатскую диссертацию, изучает эмоциональное состояние женщин, потерявших ребенка в первом триместре беременности.
– Послушайте, а кто дал вам мой адрес? Почему вы пришли сюда?
– Ваш адрес был в медицинской карточке. Я в больнице спросила, можно ли вас навестить через несколько дней, – объяснила Джоанна, – вы ответили, что никаких проблем.
– Правда?
В тот раз Лина согласилась просто чтобы отвязаться от нее.
– Но вам стоило бы позвонить предварительно.
– Я пыталась, но вы не брали трубку, – сказала Джоанна в свою защиту. – Я забеспокоилась, вдруг что-то не так, и пришла.
Она улыбнулась Лине и повернула голову в сторону гостиной и сказала:
– Присядем ненадолго?
Лина кивнула в ответ с неохотой и закрыла дверь. Она последовала за Джоанной в гостиную. Джоанна села в менее удобное кресло, на спросив разрешения. Лина не стала предлагать ей сесть в более удобное, и не стала предлагать выпить. Она не хотела, чтобы та оставалась надолго.
Однако у Джоанны были другие планы. Из сумки она достала планшетку с ручкой. На планшетке она перевернула лист и вверху написала имя Лины и время разговора. Вкратце она указала и место: улицу, где жила Лина, и дом «опрашиваемого». С осторожностью Лина села в удобное кресло.
– Теперь, – заявила Джоанна, – скажите, что вы чувствуете – эмоционально. Вам грустно, у вас депрессия, а может вы испытываете раздражение от той ситуации, в которой оказались?
Лина вздохнула и несколько нервно ответила:
– Да, я испытываю раздражение.
– Хорошо. Это важно, что вы осознаете свое эмоциональное состояние и принимаете его, – сказала Джоанна, записывая слова Лины о чувстве раздражения. – Скажите, почему вы чувствуете раздражение? Вы сердитесь на себя за то, что произошла авария? На другого водителя? Или просто злитесь на жизнь?
– Авария произошла не по моей вине», – заявила Лина.
– Ага. Тогда вы злитесь на другого водителя, который нанес вам эту травму, – она сказала, записывая в планшетку.
– Никакого другого водителя не было. И я не была за рулем, – сказала Лина, все больше раздражаясь.
Это, казалось, привело Джоанну в замешательство. Она полистала страницы блокнота.
– Насколько я помню, вы попали в аварию.
– Это так, но за рулем была не я. Мы врезались в дерево, – объяснила Лина.
– Теперь понятно, – сказала Джоанна, перелистывая назад страницы и мельком поглядывая на Лину. – И вы сердиты на того, кто был за рулем? А кто это был?
Лина не хотела говорить кто. Она сказала:
– Знакомый.
– Понимаю…Это было первое свидание? – спросила Джоанна, делая пометки.
– Простите, но мне совсем не хочется обсуждать это с вами, – сказала Лина и встала, надеясь выпроводить Джоанну.
– Я знаю, что это тяжело обсуждать, но полезно – не только для вас, но и для моего исследования, которое может помочь другим женщинам, оказавшимся в похожей ситуации», – сказала Джоанна с надеждой и гордостью.