В каждом взводе назначался в очередь «виноватый», который во время общей пробежки, на углу, в булочной, закупал, испугав ранних местных старушек, выбежав из строя в трусах и ботинках, свежие теплые батоны на всех, из расчета один на двоих, и гарантированно получал затем от комвзвода наряд вне очереди, пока остальные роняли под ноги слюну в надежде, что покупка произошла!
Двадцать пять граммов масла на полбатона в завтрак! С чаем! Ежедневная мечта!
Каждую субботу в училищном клубе – танцы. Многим в увольнение идти некуда. Танцуют.
«Многоопытные» командиры взводов, лейтенанты и старлеи из недавних выпускников, предупреждают:
– Смотрите! Вы только собираетесь стать офицерами! Многие из тех женщин, которые приходят к нам в клуб, по срокам на наших танцах уже выслужили звания капитан-лейтенантов. Будьте осторожны!
Осторожными из нас потом оказались далеко не все.
В увольнения нас отпускали регулярно. Особенно – отличников учебы. Меня в эти списки, к счастью, зачислили уже после первой сессии.
Исключительной привилегией считалось попасть «на сквозняк» – то бишь с вечера пятницы до воскресенья. В моем случае сказались преимущества: родители живут в гарнизоне под Киевом. Отличник учебы. Потом, года через два, по-моему, – член парткома.
Отгладишь брюки до остроты лезвия. Фланельку. Отстираешь гюйс – форменный воротник. Чехол бескозырки летом должен сиять первозданной белизной! Гордо светится на бескозырке ленточка:
«ВЫСШЕЕ ВОЕН.МОР.ПОЛИТ. УЧИЛИЩЕ»
За спиной и на плечах золотом сияют якоря.
Ехать не далеко. Метро. Потом – автобус от «Левобережной». Ну, с часок.
В автобусе от дышащих женских взглядов неловко. После мужского «общежития» лицом к лицу и грудь к женской груди охренеть недолго! Забиться бы в дальний уголок! Так ведь нет. Салон битком. Едут со смены. Едут оттуда, где работа есть, туда, где просто ночуют.
Бежишь от остановки, как полоумный. Здесь все родное. Знаешь каждую кочку. Домой. Домой! Мама накормит. Постирает. Батя погладит. Почти двое суток кайфа!
Стиральной машины в ту пору у нас в доме не было.
– Сынок, давай чехол от бескозырки твоей тоже простирну! – мама, конечно, знает, что своими распаренными заботливыми руками отбелит его лучше, чем хозяйственное мыло в казенной мойке на Подоле.
– Господи! Кто ж тебе такое сотворил?!
Оба конца ленточки с якорями обрезаны ровно. На одном уровне.
В воскресенье, в 6 утра, по дороге в училище, Слава Богу, не встретился военный патруль.
Так и ехал, на всякий случай зажав бескозырку под рукой.
А в Североморске через пару лет был полярный день.
С непривычки трудно. Не спится. Волнительно отчего-то.
Солнышко устало. Днем светит, а к ночи опускается к горизонту и мечтает тихо спрятаться.
По команде «Ветер-2» наш крейсер всегда был в готовности отойти на дальний рейд к острову Кильдин. Офицерам «рубят» сход на берег.
Намечается разгульная лейтенантская свадьба.
Жених, только-только вылупившийся из училищного яйца, не знающий на корабле еще ничего, кроме каюты и гальюна, и никого, кроме матросиков своей группы, по одному ему ведомой причине вдруг пригласил меня стать его свидетелем в этом действе.
Мало того, что командир дал «добро»! Он еще и выделил катер для доставки нас на берег.
С берега дают «Ветер-1»!
А-а-а! Все хорошо. И я не против выпить, закусить, поплясать. И лето на дворе. Температура нормальная для заполярного лета: где-то +10! Ночью, правда, около нуля.
Свадьба завтра. Корабль сейчас уйдет.
Нет у меня ни комнаты, ни квартиры. Вопрос короткий: где ночевать?
Выручил непосредственный начальник и хороший товарищ – Витя Кириченко.
– Мои на Украину укатили. Я ухожу с кораблем. Бери ключи, дуй к нам. Ну, там сориентируешься.
Такое напутствие.
Пришел.
Женщина и ребенок уехали. Жрать, соответственно, нечего. В один из двух ресторанов Североморска пойти? Так денег нет.
Раздеться, чтоб спать лечь? Что-то белья не вижу, а копаться в чужих ящиках – неудобно.
И так сойдет!
А завтра пыхнула лейтенантская свадьба! С возложением цветов к памятнику североморскому Алеше! С шампанским! С танцами до утра!
Отплясали.
Часов пять, наверное, утра.
Вышел покурить.
Угомонившийся Кольский залив. Спокойно так! Пейзажи!
Тяжелый авианосный Краснознаменный крейсер «Киев» входит на рейд и готовится к швартовке.
Ура!
Лестница дли-и-и-нная с той горки, где ресторан. Прямо до главной улицы города, ведущей к морвокзалу. Туда подойдет катер с родного корабля.
– Стой, сука такая!
Батюшки мои!
Бежит за мной по этой лестнице свидетельница со стороны невесты.
– Ты что, порядка не знаешь? Опух, что ли? Трахаться будем, или нет?
А я стою и думаю: «Да я может и рад бы, да ни фига не знаю, где у Витюхи с Ленкой белье! Не на голом же диване!»
Что-то ей молол-молол про то, что на борт мне пора…
Ни фига себе! Из сумки ножнички маникюрные тянет. В глаз ткнуть собирается?
Чик, и мой форменный галстук обрезан ровно под узлом.
А Военторг откроется только через четыре часа!
Очень тайными тропами пробирался к своей каюте.
Старт
Кстати, до своего корабля я добирался долго. Очень долго.
Прилетел в Мурманск, доехал до Североморска, а корабля там нет.
Капраз, ответственный за кадры на седьмой оперативной эскадре Краснознаменного Северного флота, сказал мне в какой-то будке на причале:
– Сынок, хочешь еще недельку к отпуску после окончания училища прибавить?
– А кто ж не хочет, товарищ капитан первого ранга?
– Лети домой! А через недельку – в Николаев. Там твой корабль!
Прилетел в Борисполь.
До сих пор помню, как волок два чемодана выданной мне в училище форменной одежды от автобусной остановки до родительского дома!
Тяжеленные! Останавливался через каждые двадцать метров! Думал, упыхаюсь вконец! Дошел!
Через неделю прилетаю в Николаев. Там строили советские авианосцы. Там их и ремонтировали.
Где родители раскопали адрес даже не родственников, а дальних-дальних знакомых, даже представить себе не могу! До этого их не видел никогда, а теперь уж и не вспомню!
Спасибо им! И телефонов в квартирах ведь не было тогда!
Встретили, накормили, спать уложили. Каюсь – плакал в подушку. Мальчик. Двадцать один год!
На следующий день, на кораблестроительном заводе, выясняю, что моего корабля здесь нет! Ходовые испытания.
В Севастополь!
Еду.
Вечер. Северная сторона. Огромный силуэт тяжелого авианосного крейсера «Киев»! На рейде, поскольку причалов, к которым он мог бы пришвартоваться, во всем мире тогда не существовало.
Етишкина жизнь! Не попасть!
И вдруг катер забирает с берега «крайний» сход офицеров, подгулявших на берегу.
Иду на мой корабль!
Где-то ночевал. Уж даже не помню, где.
Утром – представление командиру: "Товарищ капитан первого ранга! Лейтенант… Представляюсь по случаю назначения на должность…"
Затем надо бы, как положено – непосредственному начальнику – командиру дивизиона.
Зашел в каюту. Сидят офицеры. В рабочих куртках. Молчат! Ставят стакан, наливают прозрачное.
Маханул разом! Ах! Дыхание вон!
– Наш! – сказали почти вместе, и налили запить.
Вот так в первый раз выпил спирта. «Шила», по-флотски.
Корабль – пятнадцать километров одних только коридоров.
Показали путь в кают-компанию (столовую) и в гальюн (туалет): главные, как бы, пути.
Потом повели в будущую мою каюту.
Пришли. Не заперто. Пахнет хреново!
Навстречу встает до изумления пьяный старший лейтенант Антипов, мой предшественник, с месяц назад отославший свой партийный билет в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.
