Так что я больше не могу быть бесстрастным и объективным наблюдателем движения и вынужден отложить перо – я уже не думаю о том, что такое митек.

Как не может человек, живущий полной жизнью, ответить: зачем ты живешь. И художник: зачем писать картины. И не стал Гребенщиков отвечать на вопрос телезрителей: почему ты поешь.

Что такое митек? Сколько звезд на небе? Зачем растут цветы?

1986

Трудно было предугадать, что именно миф-катастрофа (типа двух вариантов «Невесты Фила») займет ведущее место в мифологии митьков. Но случилось именно так, ибо жизнеутверждающий оптимизм митьков – не пустая, бессмысленная веселость. Через тьму – к свету, через распятие – к воскресению.

Отметим все же, что митек действительно обладает талантом всегда действовать самым неоптимальным и дурацким образом, отчего жизнь его и кажется нелегким испытанием.

Вот представим: митек желает поправиться с лютого похмелья. Кто-то в это время ищет его с сеткой «Ркацители». Ждет его очаровательная особа в ажурных чулочках с бутылкой шампанского. Где-то стол накрыт и ломится от вина, водки, пива и макарон по-флотски, верные друзья и обаятельные девушки не начинают: ждут его. На выставке корреспондент Си-би-эс нервно потягивает пиво «Туборг», жаждет взять у него интервью с оплатой наличными и баночным пивом. А где же митек? А митек в это время томится в многочасовой очереди к пивному ларьку, чтобы взять на последние тринадцать копеек склянку непрозрачного, отвратительного пойла и, тяжко икая, уйти куда-то в жару и пыль.

Следует предупредить, что разительно от митьковского мифа-катастрофы отличаются митьковские сказки (параллельный термин: «непридуманные истории»). Сказка рассказывается не от чьего-либо лица, как миф, а анонимно, безлично; все дышит благополучием и верой в победу дела митьков. Сказка приближена к действительности, иногда даже являясь ею. Только один краткий пример:

7 июля Дмитрий Шагин пошел в гости к Виктору Цою, взял у него все пустые бутылки и сдал их, выручив 11 рублей.

8 июля Шагин пошел в гости к Борису Гребенщикову и, сдав гребенщиковские пустые бутылки, выручил 13 рублей (потом еще братки четыре рубля добавили).

9 июля Дмитрий Шагин хотел пойти к Константину Кинчеву, да его отговорили: Кинчев, говорят, в Москве.

«А может, к Полу Маккартни? – призадумался Дмитрий Шагин.

– Да ну в жопу, у него такие бутылки, что и не примут…»

Перейдем к мифам. Я умышленно привел здесь мифы, страдательными героями которых являются сравнительно балуемые судьбой лица, как, например, Д. Шагин, Б. Гребенщиков или П. Маккартни, потому что мифы про не столь благоустроенных людей (типа В. Шинкарева и А. Горяева) представляют собой кромешный, непрекращающийся кошмар, в результате которого герои погружаются в пучину нечеловеческого ужаса и пропадают там без вести.

Однако основа всех мифов сходна настолько, что можно сказать – это один и тот же миф, миф о глумящейся и рычащей толпе и одиноко страдающем добре. Прежде чем приступить к разбору канонических текстов мифов, следует отметить, что мифы рассчитаны на устный пересказ с характерной митьковской жестикуляцией, мимикой и произношением. Важная особенность заключается в тембре голоса при передаче речи положительных и отрицательных персонажей.

Обычно люди при рассказе речь отрицательного персонажа передают писклявым, капризным голосом, речь положительного (как правило, самого себя) – звучным и низким, даже если на самом деле соотношение обратное.

Положительный герой митьковского мифа-катастрофы говорит тихим, слабым, изнемогающим и испуганным голосом; отрицательный – гораздо более низким, хриплым, рыкающим, напористым и агрессивным. Это соотношение не воспринимается как условность даже тогда, когда отрицательным персонажем является трехлетний ребенок.

Итак, приведем тексты некоторых мифов.

Просыпаюсь я утром в детской кроватке (разворотил ее всю ногами за ночь, стенки отвалились), под одеяльцем махоньким – в ватнике, ватные штаны наглухо на все пуговицы застегнуты полностью! Ну, в валенках, конечно.

Рожа так опухла, что глаза не раскрыть, – но чувствую, стоит кто-то. Раскрыл глаз пальцами, гляжу – бабушка стоит.

– Что, бабуленька? – говорю. – Что ты стоишь?

– А скажи, – говорит, – как ты деткам-то своим в глаза глянешь? Ну, про жену я уж не говорю. Бог тебе судья, а детишкам-то? Детишкам-то как в глаза глянешь?

У меня дыхание перехватило:

– Да что? Что, бабуленька?

– Ведь их трое у тебя, детишек-то! Меньшенькой всего полтора годочка!

– Бабуленька, бабуленька! Что случилось?

– А это что такое?! – И достает из-за спины комок какой-то белый и мне показывает.

– Бабуленька, что? Что это такое?

– А я вот сейчас жене твоей позвоню, и мы с ней обсудим, что это такое!!! – Распрямляет комок, а это женские белые трусы пустые! С кружевами!

– Бабушка, бабушка! Откуда это взялось?

– А я вот сейчас деткам твоим позвоню и спрошу: откуда у вашего папы трусы женские валяются!

– Бабушка, бабушка! Дык это, наверное, Танины трусы! Уезжали впопыхах, все разбросали…

– Нет! Не Танины это трусы!

– А чьи же это трусы?..

– А я вот сейчас деткам…

– Бабушка, бабушка! Не говори так… Где же ты их нашла?

– Захожу утром в комнату, ты спишь, в руках бутылка кагора недопитая, а рядом женские трусы пустые валяются!

– Бабушка, бабуленька!.. А где же бутылка?

– Да я ее уже маме отдала!

– Дык ты… попроси ее обратно?

– Да она уже выпила всю!

Этот миф делает в завершающей стадии неожиданный изгиб в сторону, приобретая добавочный оттенок трагизма за счет увеличения числа отрицательных персонажей в лице матери положительного героя. Любопытно, что герой пытается вступить в борьбу со злом («…а где же бутылка?»), что редко в мифе-катастрофе, но зло с торжественным садизмом наносит последний удар.

Да, братки дорогие, уж беднее Гребешка никого нет.

Он и выйти-то боится – так ведь надо! Семья: за молоком сбегай, ведро помойное вынеси… А попробуй через поклонников продерись с этим помойным ведром! Ведь никто не предложит: Борис, я очень люблю твою музыку, потому давай я тебе вынесу помойное ведро. Куда там! На тебе, скажут, стакан, пей со мной, а я всем похвастаюсь: нажрался с Гребенщиковым.

А у Гребенщикова рожа уже от коллекционного коньяка – хоть прикуривай, руки так дрожат, что гитару не удержать. Он эти стаканы видеть не может, выворачивает.

Вот подходит он к двери с помойным ведром, слушает: тихо. В щель смотрит: вроде нет никого.

Гребенщиков быстро шмыгает в дверь и только ступает на лестницу, как сзади его хватают за горло и заламывают назад. Помойное ведро высыпается, он падает, елозит ногами в помоях, не успел рот раскрыть, чтобы вскрикнуть, – а ему ножом зубы разжимают и вливают туда стакан самогона…

Лежит Боря, задыхается, полуослепший, разбившийся, – а поклонники зубоскалят, спускаются по лестнице довольные: выпили все-таки с Гребенщиковым!

Нижеследующий миф очень жесток, но хоть режьте – не могу удержаться, чтобы не привести его. Миф очень популярен в митьковской среде и часто разыгрывается в лицах, даже невзирая на присутствие женщин, детей и стариков.

Гребенщикову подарили ящерицу. Удивительно красивую, совершенно зеленую. Видимо, заграничную. Гребенщиков и Люда (жена Б. Г.) просто наглядеться на нее не могли – держат в ладонях и смотрят, какая она зеленая, светится, переливается искрами. Добрая очень, хорошая. И только Глеб (сын Б. Г.) люто невзлюбил ящерицу.