Он уезжает из России. Глаза, как два лохматых рта, глядят воинственно и сыто. Он уезжает. Все. Черта. «Прощай, немытая…» Пожитки летят блудливо на весы. Он взвесил все. Его ужимки — для балагана, для красы. Шумит осенний ветер в липах, собака ходит у ларька. Немые проводы. Ни всхлипа. На злом лице – ни ветерка. Стоит. Молчит. Спиной к востоку. – Да оглянись разок, балда… Но те березы, те восторги его не тронут никогда. Не прирастал он к ним травою, колымским льдом – не примерзал. – Ну, что ж, смывайся. Черт с тобою. Россия, братец, не вокзал! С ее высокого крылечка упасть впотьмах немудрено. И хоть сиянье жизни вечно, а двух Отечеств – не дано. Глеб Горбовский, СПб. * * * Ура-а-а! Позвонили из издательства – приняли вторую книгу «Былинки» в работу, да еще поблагодарили за написанное. Как ждал я этих ненасытных слов! Но где она, радость моя несказанная? Я хочу радоваться, как в детстве, задыхаясь и плача, – вот тогда радость до неба, Москва звенела, и поводы были посерьезнее: мне велик купили! А напиши я тогда книжку и надумай в школу принести похвастаться, да задразнили бы «Писакой». Вон их сколько понаписано, книжек, дома не поиграть, и велик пришлось в коридоре ставить. А ну соседи уронят?.. Нет, не тянет книжка на велик! Если бы там я стал директором по мороженому или в зоопарк пускать-не пускать, или железную дорогу, как в магазине «Пионер» на улице Горького, – куда ни шло. Но с великом разве сравнишь! Спицы в колесах блестящие, шины, как мяч, упругие, сиденье можно по высоте менять, звонок на руле, впереди фара горит, сзади багажник, а на раме ручной насос. И еще под сиденьем качается сумка с ключами и запасным ниппелем, Ногу на педаль – и лети быстрее ветра по Хорошевке! Да Толька Басов из 3«Б», дружок мой закадычный, если не лопнет от зависти, то уж прокатиться разок-другой, как пить дать, попросит, Жалко, конечно, а вдруг грохнется с моего стильного велика? Ох, нет, нельзя не дать, он мне настоящий военный компас давал поносить, ему отец подарил. Тоже вещь, ничего не скажешь, А велик только у Генки из соседнего двора, и старый, скрипит весь, и цепь соскакивает,
Вон ребята во дворе собрались – пора выезжать, Дзинь-дзинь-дзинь… Атас!… Мне детство вспомнилось и мой велосипед, зелено-красный отрок мой игривый. Крыло переднее, подобье конской гривы, и цепь свободная, конца которой нет. С горы лечу, и руки не нужны. До горизонта чист простор асфальта. Мне с крыш соседних возгласы слышны ребят-завистников и женское контральто… Олег Юрков, СПб. Мебель, стены, да еще на память — наслоившиеся двадцать лет… Этот столик назывался – мамин… Этот угол – папин кабинет… А весь пол (от края и до края) был моим! – паркетный побратим! … Человек – велик, а умирает… Детство ж нет: его удел – пройти! Глеб Горбовский, СПб. Перечитывая классику: «Живет человек и великие дела делает, а может, он и человек великий. Но помер он, похоронили его, насыпали холмик земли. И вырос на нем огромный лопух» (И.С.Тургенев, † 1883, «Отцы и дети»). Сосновый бор, песчаная дорога, Храм на холме и скудное жилье… Простая суть – России нет без Бога И потому меня нет без нее. Стоят колосья, жизнью налитые, Всех алчущих готовые любить. И нам бы так, собратья золотые, Для жатвы Божьей зерна сохранить. О. Анатолий Трохин СПб. Берегите своих невест! Целуются! Куда ни глянь, целуются! В метро ни теснота влюбленным не помеха, ни глаза посторонних на двух эскалаторах. А как целуются – не напоказ – целуются искренне, самозабвенно, потому что любят своей единственной, своей первой любовью. Да и как не любить, когда затерявшаяся весна вдруг дохнула на люд настоявшимся запахом клейких листочков, проснувшейся травы, подснежников и тем живительным воздухом, от которого невозможно не влюбляться, не писать стихи, не ходить перед избранницей на голове, не парить в воздухе, не говорить глупости… И, конечно, целоваться… Целоваться погоди — посторонних много глаз. Погляди-ка, погляди, смотрит горница на нас, смотрит белое окно, все в прозрачных кружевах, и льняное полотно в ярко-белых петухах. Печь стоит, разинув рот, любопытствуя, притих даже старый серый кот. Целоваться ли при них? Нам казалось – мы с тобой ото всех сбежали глаз в дом под крышей голубой, но и тут глядят на нас. А куда нам счастье деть? Как любовь припрятать нам? Может, просто не глядеть, не глядеть по сторонам?! Лариса Васильева Поначалу я смотрел на целующиеся парочки исподлобья и с неодобрением: мол, дома надо целоваться 3, непорядок это, и вообще, незачем солидных женатых людей в смущение вводить. Мы в свое время… правильно, мы в свое время тоже целовались где придется. Помню, ехали мы с красивой девушкой Катей в троллейбусе и вовсю целовались. А люди рядом завистливо говорили: «Вон как друг друга любят!» Я скажу парням увлеченным, все познавшим – и норд, и вест: – Берегите своих девчонок, берегите своих невест!.. Берегите, как деды умели, как умели отцы беречь. От чужого веселья, похмелья берегите!.. Об этом речь. Коль беда случится – спасите, все отдайте – и жизнь! – сполна. Берегите, по свету несите голубые их имена. Пусть любовь ваша станет, как праздник, как заря, что уже занялась. Ничего нет на свете прекрасней этих добрых, доверчивых глаз. Не пустая, не зряшная фраза, мне твердить ее не надоест: – От навета, от сплетни, от сглаза берегите своих невест! Вячеслав Кузнецов † 2004 СПб. |
