Одним из наиболее знаменитых мистических экспериментов, проведенных на Сиёме сторонниками постнеклассической науки, был опыт с привлечением йети на живое тело девушки. В роли подопытной выступила лично инициатор эксперимента – очень бойкая девушка Нина из Ворошиловграда. Ее главной мечтой в жизни была встреча со снежным человеком, существование которого она бралась доказать научно. Чтобы привлечь внимание ученого мира к ее революционной антропологической гипотезе, недоставало сущей мелочи: наличия у революционерки специального образования. Последнее Нина собиралась получить на биофаке Душанбинского университета – так сказать, в непосредственной близости к полевым условиям и с прицелом на организацию международного центра по изучению реликтовых гоминидов (homo relictus erectus).
Нине, собственно говоря, принадлежала инициатива превращения йоговского лагеря у сиёмской станции в культовое место всех советских «снежников» – как в народе называли искателей йети. Впервые приехав в Душанбе, девушка активно тусовалась по всевозможным компаниям, успевая общаться как с местными академиками (и заранее вербуя среди них себе сторонников), так и с заезжими йогинами и прочей столичной богемой на отдыхе. Надо сказать, что ее попадание в тему йети было совершенно гениальным. Она, можно сказать, как Уорхол, опредметила духовные чаяния советского обывателя, заземлив фантазию на реально переживаемой конкретике полевого эксперимента. Снежный человек находился не в книгах, а здесь, на Сиёме, в этих конкретных зарослях, и его можно было не только увидеть, но даже сфотографировать!
Нина утверждала, что собственными глазами и находясь в здравом рассудке видела снежного человека на расстоянии вытянутой руки. Она предложила провести следующую процедуру. По ее твердому убеждению, Гоша сам рвался к ней на контакт как к существу, близкому по вибрации, но боялся других людей. Поэтому предлагалось всем на одну ночь покинуть лагерный остров, оставив Нину с Гошей, так сказать, визави.
Целый день на прилегающих к лагерю склонах оборудовались тайные наблюдательные гнезда, где замаскированные свидетели чуда должны были хорониться вплоть до явления главного героя спектакля. Вокруг Нининой палатки были предусмотрительно расставлены звукозаписывающие устройства – на случай, если возникнет диалог. Специальными методами был дезактивирован – чтобы не спугнуть «клиента» – особый магический кот, реагировавший, по утверждению его хозяйки (странной бледной дамы с Украины), на биополе приближающихся гоминидов. Наконец в сумерках Нина попросила, чтобы ее голую привязали, да покрепче, к дереву в центре острова. «Это чтобы не убежать со страху…» – объяснила она. Ну что ж, можно и покрепче! В определенный момент все покинули лагерь, заняв наблюдательные посты и оставив обнаженную и связанную Нину один на один с ее судьбой. Совсем стемнело. Шум реки гулким эхом стоял над долиной. Вдруг показалось, что сквозь этот шум с острова доносятся какие-то звуки. Наверное, Нина призывает своего джинна… А что, если он уже там?
– Нина, все о’кей?
Передовые спасатели выдвинулись было на позиции…
– Не мешайте!..
Потом опять послышались какие-то странные звуки – то ли всхлипы, то ли вскрики, то ли взвизги… Затем раздался ясный голос Нины:
– Але, кто-нибудь, развяжите меня!
Ее застали все так же привязанной к дереву. Да, гоминид приходил и сообщил важную информацию. Оказывается, внешняя кабанья шкура – это лишь биоскафандр, который защищает организм обитателя Ориона в условиях земных полей. На самом деле гоминиды – это представители цивилизации продвинутого разума, засланные на нашу планету с особой миссией. Их основные точки базирования находятся в Шамбале, на Тибете. Ну и на Сиёму тоже случается залетать. Все эти данные гоминид передал Нине чисто телепатически, не выходя из кустов и показав себя лишь отчасти. Причиной такой скромности явился шорох недостаточно дезактивированного магического кота, который своими эонами якобы блокирует некие важные функции в энергосистеме орионидов. Потом по лагерю прошла информация, что Нина завела-таки тайный роман с Гошей, спускавшимся к ней по ночам с окрестных скал, – даже несмотря на наличие магического кота.
2.3. Тропой гула
Мы с Битником прошли долину Сиёмы до конца, преодолели перевал Четырех, скатились на озеро Пайрон и потом – по долине Каратага, с заходом на озеро Тимурдара – спустились к трассе Душанбе – Регар. Это был классический маршрут большинства экспедиций «снежников» в погоне за гулом – так местное таджикское население называет снежного человека.
С Битником и Шивой я был знаком еще по Таллину, куда они периодически приезжали в составе пестрой хиппоидной тусовки. Потом некоторые хиппи превратились в йогов, сохраняя при этом классический «системный» вид: хайр, бороду, фенечки, серьги, амулеты. Битник – на зависть Нине Сиёмской – обладал дипломом биофака, однако его интересы в этой области знаний были мотивированы не йети, а йогой.
После института Битник был призван преподавать биологию в советской школе родного Херсона. Понимая всю несостоятельность лысенковщины и ее последствий, новоиспеченный педагог решил прививать детям знания на базе проверенного веками «ведического» подхода, в том числе в биологии. Вместо унылой школьной программы Битник знакомил своих подопечных со структурой чакр в духе продвинутой психофизиологии Ауробиндо Гхоша[32], предрекавшего постепенное замещение в грядущем человеке физических тленных органов нетленной световой чакраидальной субстанцией. Советская школа, понятное дело, такое самоуправство долго терпеть не стала, и парень едва не оказался на скамье подсудимых. Впрочем, ему удалось избежать репрессий, переехав из реакционной Херсонской губернии в либеральный Питер. Там Битника какое-то время продолжали преследовать неудачи, правда, уже другого порядка. В Таджикистан он прибыл за глотком свежего воздуха – и в прямом, и в переносном смысле.
От гидростанции и палаточного лагеря до верховий Сиёмы можно было дойти часов за пять. Здесь уже начиналась каменистая местность, переходящая в ледники, над которыми отчетливо возвышались четыре снежных пика. Между пиками лежала седловина перевала Четырех. Мы с Битником простояли несколько дней под перевалом, наслаждаясь высокогорьем и его особыми магнетическими свойствами.
Я, в частности, обратил внимание на такую закономерность: попав на большую высоту, я начинаю видеть крайне интенсивные – и по краскам, и по сюжетам – сны. Это связано, видимо, с тем, что в условиях изоляции от человеческого психофона, а также в силу большей разреженности самого эфирного поля материя снов как бы освобождается от концентративного давления среды и выходит из подсознания наружу, в «открытый космос». Таким образом происходит мощная очистка подсознания от излишних кармических впечатлений и клеш[33]. После нескольких дней интенсивного снови́дения наступает период, когда человек вообще не видит снов – в противоположность тому, когда сны видят, но потом о них не помнят.
С перевала Четырех мы за дневной переход спустились к изумрудной чаше горного озера Пайрон. Согласно местным легендам, в его водах водятся волшебные женские существа-пари, зачаровывающие случайных странников гипнотическими грезами. Впрочем, вскоре пари потеснил на Пайроне йети: «снежники» стали здесь периодически разбивать свои полевые лагеря в надежде на контакт. Подозреваю, что сейчас йети вновь вытеснен с Пайрона более традиционным образом пари, ибо после распада СССР экспедиции «снежников» в эти места фактически прекратились. Переночевав у озера, мы с Битником двинулись дальше и к середине следующего дня поднялись по узкой боковой тропе к другому горному озеру – Тимурдаре.
По пути к озеру Тимура нужно было перейти горный поток. У переправы мы встретили чабана с отарой баранов. Чабан попросил нас помочь переправить животных на другой берег. Проблема заключалась в том, что просто так загнать их в воду было невозможно. Оставался единственный способ: затаскивать каждого барана по отдельности на середину потока, чтобы оттуда он плыл дальше уже самостоятельно. Это оказалось не очень просто, ибо бараны были большими и отчаянно сопротивлялись. Тогда чабан предложил следующую технику: он брал тушу обеими руками за шкуру, резко отрывал от земли и швырял в воду. При удачном броске баран долетал примерно до середины реки. Если падал ближе, плыл не вперед, а назад. Но в принципе перешвырять так все стадо представлялось совершенно нереальным. Тогда мы пошли на усложнение технологической процедуры. Один из нас бросал барана в воду, но лишь на пару метров, где его подхватывал другой, подтаскивал к себе и потом передавал третьему, стоявшему уже почти в середине потока.