– Отлично! – радуюсь, обвивая руками шею томлинца, и лишь после этого обращаю внимание, что он меня не просто поймал, но еще и на руки поднял.

Удивляюсь, само собой. А еще болтаю ногами в воздухе, убеждаясь, что юбка их все же закрывает, а не задралась до колен.

– Поставить вас на землю? – тут же спохватывается, становясь серьезным, Тогрис.

Ну вот, опять он за свое!

– Не надо. Лучше до мыса донесите, там скамейки есть, можно будет посидеть. Я устала.

Указав рукой направление, демонстративно укладываю голову на широкое мужское плечо. Вернее, на плотную наплечную вставку пиджака. А дальше мне остается лишь получать удовольствие от легкости, с которой томлинец меня несет, шагая по каменистой дороге.

Какой, оказывается, удобный способ дойти до нужного места… Надо будет почаще его использовать.

Тогрису, похоже, процесс тоже нравится. Скованность его движений исчезает, а когда оказываемся на смотровой площадке и меня аккуратно опускают на упругую поверхность скамьи, рука мужчины продолжает обнимать за талию. Если бы его что-то не устраивало, он ведь просто бы отстранился. По крайней мере, мне так кажется.

– Здесь очень красиво. – Томлинец с явным восхищением рассматривает лазурное небо, накатывающие на побережье волны и летающих над ними ворков. – Вам повезло, фисса, родиться на такой прекрасной планете. Томлин с ней вряд ли сравнится.

– А я читала и в фильмах обучающих видела, что у вас там тоже много красивых мест. Подземные озера и моря, песчаные дюны, шахты, – парирую, потому что мне не нравится, как Тогрис отзывается о своей родной планете. Да он первый должен вставать на ее защиту! Она для него должна быть самой лучшей.

– Это другая красота, – объясняет мой собеседник. – Суровая, аскетичная. А Вион мягкий, ласковый.

– Отличный контраст! – смеюсь я. – Меня наставницы учили, что все познается в сравнении. Лишь так можно правильно оценить и понять все, что нас окружает. И я с огромным удовольствием побываю на Томлине, чтобы в этом лично убедиться. Кстати! – спохватываюсь, вспомнив, о чем хотела его попросить. – Как думаете, меня отпустят с вами? Хотя бы ненадолго! Вы можете папу об этом попросить? Или, чтобы увидеть вашу планету, мне придется ждать свадьбы?

– Вроде бы я не слышал о каких-то запретах, с этим связанных, – задумывается мужчина. – Если ваши родители согласятся, я с удовольствием организую для вас отдых и экскурсию по Томлину… Идилинна, а вы вообще летали в космос?

– Да… То есть нет. Когда мама была мной беременна, родители летали на Шенор. К бабушке Алли. А так все к нам прилетают.

– Почему до вашего рождения, а не после? – удивляется Тогрис. – Был какой-то особый повод?

– Можно и так сказать. Бабушка при смерти оказалась, потому что королевский дворец попал под сверхмощный метеоритный удар. Тогда многие пострадали.

Наступает молчание, которое завершается расстроенным:

– Простите. Я ведь знал об этом. Читал же в новостях о судьбе шенорской династии, а события и время почему-то не сопоставил. И невольно вам о трагедии напомнил.

«Почему-то»? Он так плохо умеет анализировать? Это не очень хорошо. Все же король, пусть и будущий, а уж тем более император, должен мыслить широко и быть прозорливым. Ладно хоть извинился. То есть честно признался. Значит, готов учиться и набираться опыта. Что же касается «напоминания», то тут моя мама куда больше переживает, а я ведь бабушку так и не увидела.

Не желая произносить все это вслух, я пожимаю плечами и принимаюсь постукивать носком туфельки о маленький камушек, выступающий из кладки на дорожке. Пять-шесть ударов, и он расшатывается. Откатывается вперед, а я спрыгиваю со скамьи, чтобы его поднять. Подбежав к ограждению, с размаха бросаю трофей в воду, наблюдая, как он бесследно исчезает в волнах, а ворки, принявшие его за неосторожного ик’лы, кидаются следом.

– Попробуйте, – предлагаю мужчине, который, наверняка меня страхуя, уже стоит рядом.

Тогрис осматривается, видимо отыскивая свободно лежащие камни. Понятно, что дорожку портить ему не хочется, но тут, увы, вариантов нет. Либо портить, либо идти к дальнему краю площадки, где заканчивается окультуренная территория и начинается дикая смесь каменного крошева, выступов материнской породы и чахлой растительности, ухитрившейся за это все зацепиться. И ведь вот что удивительно – томлинец сразу на это место нацеливается.

– Кажется, там и камней больше и кидать их будет удобнее, – поясняет, протягивая руку, чтобы не позволить мне остаться. И хотя топать в такую даль я желанием не горю, приходится это делать. Сама игру предложила. А то, что партнер действует не так, как мне хочется… Увы, но это по правилам. Потому как его ход.

– А зачем вообще бросать камни в воду? Это какой-то ритуал?

Молчать и идти в тишине, вернее под мерные удары волн о скалы и вопли ворков, мой спутник явно не намерен. С другой стороны, это правильно. Он налаживает контакт. И использует для этого все возможности.

– Нет, это просто развлечение. Вионцы его любят. Если вода спокойная, следить за падением очень интересно. Тогда и брызги видны, особенно если камень большой, и круги, и даже воронки. Но это редко бывает. Такой величины булыжники поднять и бросить на большое расстояние, где глубина, сложно.

– Почему бы тогда на площадке не сделать запас маленьких камешков для тех, кто хочет развлечься? – не сдается Тогрис.

– Потому что сюда часто приходит моя мама, а для нее каждый летящий по воздуху неорганический объект ассоциируется с метеором, ударом, взрывом… На Шеноре, где она родилась и выросла, метеоритные дожди не прекращаются. Плюс трагедия с бабушкой… В общем, папа решил, что ее психологическое спокойствие ему важнее моего удовольствия.

– Боюсь, что я тоже не смогу вам его обеспечить, – расстраивается мужчина. – На Томлине больше песка, чем камней. Разве только в шахтах… Да и бросать что-то в подземные водоемы проблематично. Там… В общем, это не очень безопасно.

– Да? Там кто-то живет? – Мое воображение тут же рисует кровожадных монстров, у которых томлинцы втихую воруют воду, пока те спят.

– Нет, – куда более весело отвечает мой спутник. Мой энтузиазм заставил его забыть о начале разговора. – Просто дно у них непрочное, рыхлое, а под ним скапливаются газы. Так что, если нарушить спокойствие, вода станет мутной и непригодной для питья, а воздух в пещере опасным для дыхания.

– Брр… – Я передергиваю плечами, представляя неприятную перспективу. Конечно, способность моего организма к нейтрализации ядов сохранит мне жизнь. Но отравление все равно будет сильным.

Тогрис больше к этой теме не возвращается. Помогает мне преодолеть небольшой подъем, взобраться на каменное поднятие, потом с него спуститься… Обогнув выступающую из общей массы скалу, мы очень скоро оказываемся на широком уступе, заваленном теми самыми булыжниками, ради которых сюда шли.

Теперь уже не испытывая сомнений, мужчина подбирает камни и, следуя моему примеру, осваивает новую для него забаву. Сначала кидает просто так, потом понимает, что от формы, веса снаряда, направления броска и его силы тоже очень много зависит. А потому тщательно изучает камни, прежде чем поднять, подкидывает на руке и ловит, оценивая, прицеливается и лишь затем отправляет в полет. И у него замечательно получается! Воронки, конечно, создать такими мелкими камешками сложно, но, например, срезать гребешки волн, если осколок оказывается плоским, – запросто.

– Здорово! – радостно восклицаю я и хлопаю в ладоши, подпрыгивая от возбуждения, едва очередной снаряд врезается в поднявшуюся волну и разбивает ее на мелкие брызги, разлетающиеся в стороны. – Ух! – округляю глаза, когда следом за первым в соседнюю волну попадает второй. Третий…

Не сразу, но все же понимаю, что бросил их вовсе не Тогрис. А когда оборачиваюсь, вижу тех, кто, видимо, обнаглев, решил без спроса к нам присоединиться. Один из них – красноволосый крепкий мужчина в розовой полурасстегнутой рубашке с небрежно закатанными до локтей рукавами и бордовых брюках, заправленных за кроваво-красные высокие голенища сапог. Второй – куда более тонкий цессянин, в элегантном, расшитом лазурной нитью белоснежном костюме. Последний на фоне дикой природы смотрится совершенно неуместным.