– Вария! От Лины ни на шаг! – непререкаемо приказывает, поднимаясь и направляясь на выход из гостиной.

Моя фрейлина, которую я не видела, потому что та стояла сзади, опускается на сиденье в моих ногах.

– Как я тут оказалась? – не удерживаюсь от вопроса, едва родительница исчезает за дверью.

– Вам плохо стало. Цу’лЗар вас сюда принес.

– На руках?

– Да. Ваймон попытался вас забрать, но не сумел. Видели бы вы, как принц на него посмотрел.

– Как?

Вместо ответа Вария сердито сдвигает синие брови к переносице и грозно прищуривается. Да уж. Словами это передать на самом деле сложно. Больше похоже на «Мое! Не сметь!»

Пантомима меня забавляет, и я хихикаю, представляя, как бедный Ваймон ошалел от подобного безмолвного заявления. Еще никто и никогда такого себе не позволял. Потому, наверное, брат и отступился.

– Ясно. А где… – замолкаю, прислушиваясь, потому что за неплотно прикрытой дверью точно идет еще один разговор.

– …не имел права так поступать! Литт, ты должен с ним разобраться!

– Майри, хватит, – мягко просит папа. Ведь это ему мама претензии предъявляет. – Имел, не имел… Нельзя рассуждать так категорично. Ситуация нестандартная.

– Да что ж тут нестандартного? – не сдается родительница. – Ведь все просто! Даже поцелуй руки требует согласия девушки. А Тогрис его не просил.

– У него было ее согласие, – терпеливо объясняет отец. – Потому что выбор Лина сделала.

– Косвенное согласие. Она же несовершеннолетняя!

– Майри, прекрати. Отношения Лины и цу’лЗара – это исключение из принятых правил. Да, девочка несовершеннолетняя, значит, невестой быть не может, но по факту сделанного выбора она ею стала.

– Пусть так. Но целовать-то зачем? – В голосе родительницы появляются плаксивые нотки. Поняв, что проигрывает, она сменила тактику. А вот папа остался так же спокоен, как и был.

– Чтобы организм Лины определился. После спровоцированного поцелуем гормонального всплеска уже не останется сомнений – появится к Тогрису влечение или нет.

– Хочешь сказать, он решил рискнуть? Вместо того чтобы просто подождать свадебного танца?

– А вдруг за эти годы, на фоне отсутствия влечения к будущему жениху, у нее возникла бы привязка к другому? И этот другой отказался бы ее сбивать? Потребовал титул императора? И при этом оказался еще и недостойным кандидатом?.. Майри, – ласково убеждает папа, – я считаю, что Тогрис поступил правильно. Если сейчас организм Лины его отвергнет, мы просто организуем еще одну встречу и пригласим больше принцев. Если же примет, то у нас не останется причин для переживаний. Мы будем спокойны и за судьбу нашей дочери и за будущее империи.

– Ты, похоже, уже сейчас спокоен, – раздражение в голосе мамы не снижается, – раз считаешь нормальным, что Тогрис довел Лину до обморока. И состояние дочери тебя не волнует…

– По-твоему, я просто так сюда пришел?!

О! Впервые слышу, как родители разговаривают на повышенных тонах. То ли мне просто везло, то ли на самом деле они первый раз ссорятся. А я причиной конфликта быть не хочу. Поэтому, когда дверь наконец распахивается и папа, шагнув в гостиную, с беспокойством смотрит на меня, весело отвечаю, опережая вопрос:

– Я себя прекрасно чувствую!

– Подслушивала? – Отец подходит ближе, чтобы погладить по голове и присесть на диван, с которого при появлении императора весьма споро вскочила Вария.

– Вы очень громко все обсуждали. И проем был… приоткрыт.

Бросив укоризненный взгляд на замершую у входа маленькую желтоволосую фигурку в темно-синем бархатном платье, старательно сохраняющую на лице невозмутимое и не самое довольное выражение, папа вновь смотрит на меня.

– Готова его увидеть? Или отложим выяснение? Можешь вообще отказаться от встречи, если чувствуешь, что он теперь тебе неприятен.

О ком речь, не уточняет. Потому что и так понятно, что о Тогрисе.

– Неприятен? – переспрашиваю и задумываюсь. Представляю образ томлинца, вспоминаю наш разговор, его прикосновение, охватившее меня волнение… Оно и сейчас рождается в груди, учащая дыхание и прокатываясь мурашками по коже. – Пожалуй, нет. Я на него не злюсь и не хочу, чтобы он исчез и больше в моей жизни не появлялся.

– Хорошо. Тогда… – Отец, надавив на запястье, включает коммуникатор. – Ваймон, мы вас ждем.

Вновь погладив меня по голове, он поднимается, смотрит на Варию, и фрейлина немедленно бросается ко мне, помогая встать и привести в порядок одежду. Она даже прическу успевает поправить, прежде чем в комнате появляются мужчины. Я же хоть и волнуюсь, но, едва вижу шагнувшего ко мне Тогриса, успокаиваюсь. Нет, не ошиблась. Мне на самом деле приятно его присутствие.

– Прошу простить меня, фисса Идилинна, – извиняется он, останавливаясь в двух шагах от меня. – И благодарю за еще один шанс.

– Это я должна просить прощения, ферт, – поощряя принца, даже новое слово использую. – Раньше я не отличалась столь высокой чувствительностью, так что я сама не ожидала от себя такой реакции. И спасибо, что мне помогли.

Протягиваю руку и, чувствуя сильное, уверенное пожатие, от которого на душе становится так хорошо, с улыбкой разворачиваюсь к родителям.

– Мы можем погулять еще немного? Или это недопустимо?

– Гуляйте, – с отчетливо заметной обреченностью разрешает мама. Папа лишь молча кивает. Однако я уверена, что он доволен.

Не боясь испачкать ноги, мы шагаем по…

Дороге.

– Сегодня я не нравлюсь вашей маме, – констатирует Тогрис, когда дворец оказывается позади и мы вновь углубляемся в парк. – Вчера вроде нравился…

– Мама вообще очень противоречива. У нее настроение и убеждения меняются мгновенно, стоит лишь измениться обстоятельствам. Ее возмутили ваши действия, поэтому про все хорошее она сразу забыла. Не переживайте. Вспомнит.

– Или же мне придется искать способ реабилитироваться, – вполне резонно замечает мужчина. – Идилинна, а вы на самом деле на меня не обижены?

Обижена? Я? Даже останавливаюсь, с удивлением глядя на ожидающего моего ответа томлинца. В глазах тревога, поза напряженная, дыхание неспокойное. Вот ведь как переживает! И этого не скрывает. Не думала, что мужчины так поступают. Ваймон, например, ни за что не признается в том, что происходит в его душе. Сегодня утром, по крайней мере, на лице брата не было никаких следов вчерашних душевных терзаний, столь явно проявившихся ночью. И в присутствии Варии он вел себя совершенно спокойно.

– Хотите знать, что я чувствую? – спрашиваю. Стараясь сделать это незаметно, сжимаю ткань длинной юбки, присобирая ее и, едва Тогрис кивает, провоцирующе останавливаясь перед каждым словом, предупреждаю: – Тогда… сначала… вам… придется… меня… догнать!

Последнее говорю быстро и, взвизгнув, стремглав бросаюсь прочь по дорожке, ведущей к побережью.

– Идилинна, стойте! – слышу изумленное восклицание, но выполнять просьбу не собираюсь. Вот еще! Хватит с меня этих… «взрослостей»!

Кстати, бегает Тогрис неплохо. Он даже ухитряется со мной поравняться до того, как оказываемся на площадке, где вчера я в компании с Варией коротала время в ожидании, когда нас позовут на церемонию.

Еще некоторое время у меня получается ловко маневрировать, ускользая от рук пытающегося меня поймать томлинца. В итоге ему все же удается перехватить меня за талию и оторвать от земли. А все почему? Да потому, что веселюсь я много. Очень уж забавное развлечение выходит. Играть в догонялки с фрейлиной не так интересно, а Ваймон до этого вообще не опускается.

– Идилинна, какой же вы еще ребенок! – смеется Тогрис, пытаясь удержать брыкающуюся и хохочущую меня. – Сколько же в вас энергии!

– Фух! – выдыхаю я с облегчением, прекращая игру. – Наконец-то поняли.

– Понял, конечно, – все еще тяжело дыша, подтверждает мужчина. – Обещаю больше не задавать серьезных вопросов. Разумеется, до тех пор, пока вы не станете для этого достаточно взрослой.