— Знаешь, быть князем — не всегда преимущество, особенно в личных отношениях. У меня были случаи в жизни, когда с людьми не получалось построить тех отношений, которые бы мне хотелось, именно по той причине, что они воспринимали меня только как князя. Хотя в целом быть князем не так уж плохо, есть свои выгоды, да и женщины ведутся на титул, что и говорить. Ты не представляешь, сколько дам мечтали стать княгиней Ливен, — засмеялся его Сиятельство.
— Ну и почему ты не женился?
— Я что-то не припомню, что князь обязан быть женатым, — усмехнулся Павел. — А если серьезно, я же фактически был женат и овдовел. Я ведь тебе говорил, что считал Лизу своей женой, хоть она и была формально замужем за Дмитрием. После Лизы я уже никого полюбить не смог. А какие браки бывают без любви, я прекрасно знаю. Мне такого не надо. Да и у меня есть Саша, жениться только ради отпрыска мне не нужно. В женщинах у меня недостатка никогда не было. Сейчас моя пассия — вдовствующая графиня, лет на пятнадцать меня моложе, красивая, с золотым характером, обеспеченная, живет одна, оба сына в кадетском корпусе. Что еще нужно для приятных встреч? Думаю познакомить вас, когда будете в следующий раз в Петербурге. А в этот раз вам с Анной нужно обязательно сходить посмотреть жилье. Вот тебе, Яков Дмитриевич, адрес и ключи. Все остальное мы сделаем в другой раз. А насчет квартиры не беспокойся, за ней приглядывают слуги из особняка. Так что вы можете переехать туда прямо сегодня.
— Не стоит, нам завтра уже ехать обратно в Затонск. Но в следующий раз мы, возможно, остановимся там, думаю, это лучше, чем в гостинице. Хотя я и постарался найти приличное место, это не «Европа», но такого я, конечно, позволить себе не могу…
— Когда приедете в Петербург, пошли записку в особняк Евстигнею. Помнишь дворецкого? Я распоряжусь, чтоб он прислал кого-нибудь с кухни готовить для вас. Ну и постирать, убрать там и все остальное…
— Для нас?
— Ну не сама же Анна будет готовить и стирать. Ты в своем уме? На это есть слуги, — впервые Яков увидел перед собой не подполковника Ливена, а князя, который привык совсем к другой жизни, нежели он сам.
— И как ты это представляешь? Со слугами из особняка и всем остальным?
— Яков, ты определенно не понимаешь ситуации. Ты — сын князя, хоть и незаконный. И ты будешь жить так, как положено. Положено иметь слуг, значит, они будут. Поначалу — из особняка. Потом — посмотрим. Саша редко бывает в Петербурге, а эти лодыри там по несколько месяцев ничего не делают, как сыр в масле катаются. Начинают шевелиться, только когда его Сиятельство должен приехать. Так и при Дмитрии было, и сейчас. Ну мне, конечно, прислуживают, когда я остаюсь в особняке. Мне иногда приходится туда заезжать, чтоб они в конец не разленились. Вот думаю, не переехать ли туда насовсем — как Дмитрий уже давно предлагал. Одно останавливает — у меня своя квартира в паре минут от дворца, что очень удобно при моей службе. Мой Демьян там хоть чем-то занят, а эти баклуши бьют. Так что пойдут служить туда и к тому, как я прикажу. И без вопросов — еще не хватало, чтоб прислуга хозяев обсуждала. Вылетят на улицу и их в самое затрапезное место потом не возьмут.
Штольман подумал, кто на самом деле сейчас настоящий хозяин в доме Александра — сам Александр или же Павел? Он больше склонялся к тому, что Павел был серым кардиналом. И не только в доме. А Александр был так, только для ношения титула…
— Прости, а как это будет выглядеть? Я Ливенам никто. А ты собираешься послать к нам слуг из княжеского дома. Ведь связь между нами будет очевидной… Ты ведь и сам знаешь, как быстро распространяются сплетни среди прислуги. Этого никак не пресечь… Через неделю весь Петербург будет знать обо мне… Я не о прислуге, естественно, а о, скажем так, свете.
— И что тебя смущает?
— Ну как же? Незаконный родственник… К чему такие проблемы? - Штольман был совершенно сбит с толка.
— Вот уж нашел проблему — бастард его Сиятельства. Ладно бы был побочным сыном Императора, ну или хотя бы одного из Великих Князей, а то остзейского князя, которого в Петербурге еле кто знал. Кому это интересно?
Ты что же действительно не знаешь, что творится в высшем свете? Ладно, не будем трогать монаршее семейство, это, как говорится, святое. Да ты пройди по дворцу, и у половины там фамилии и титулы, которые они носят незаконно. У тебя хоть отец точно известен. А для многих и это загадка, так как несколько претендентов на отцовство… Так что когда все откроется, а это все равно случится рано или поздно, извини, ты не будешь притчей во языцех. Кроме тебя есть особы, о которых будут сплетничать гораздо больше, чем о тебе… Так что, ты — родственник князя Ливена, и этого хватит для слухов, а кто уж что подумает — это их дело. И если уж это так тебя беспокоит, мы еще и родственники по материнской линии, через Ридигеров.
Сосредоточив внимание на возможном родстве с Ливенами, Штольман почему-то совершенно выпустил из виду свое родство с Ридигерами, которое и доказывать было не нужно.
— И в каком родстве мы состоим? — поинтересовался он.
— Надо посчитать… Так, Катя была дочерью Вольдемара, кузена Теодора… Подожди, так ведь Теодор — брат нашей матери, почему у меня это вчера из головы вылетело? Хотя неудивительно, у нас же с ним вообще никаких отношений нет. Значит, Вольдемар — двоюродный брат и нашей матери. А Катя Дмитрию — троюродная сестра. Значит, ты мне — троюродный племянник.
— Троюродная сестра? О Боже, только не это! — простонал Штольман. — Так, может, Ваш отец из-за этого и был против брака Дмитрия Александровича с Катей? Из-за такого близкого родства? На такой же брак вроде бы благословение епархиального архиерея требовалось.
— Близкое родство? — хихикнул Павел. — Да Ливены часто на родственницах и женились, чтоб деньги из семьи не уходили. Нет, тут дело не в родстве, а именно в деньгах. Отец же жадный был кроме всего прочего. Катя ведь была почти бесприданницей, ну небольшое приданое у нее было, но явно не такое, на которое рассчитывал отец. Хотя Дмитрий мог жениться и на барышне вообще без приданого, ему столько досталось, что на десять жизней хватило бы… Да, а наш общий предок — Якоб Вильгельм, граф Ридигер, он мне приходится прадедом, а тебе — прапрадедом.
Ливен вынул карманные часы:
— Извини, мне уже нужно спешить. Если хочешь, я тебе как-нибудь потом об этом расскажу. Мне сегодня еще нужно вернуться в Павловск.
— Павел в Павловск? — улыбнулся Штольман.
— Да, вот так, Павел в Павловск. Мне часто приходится ездить по службе по дворцам и даже, бывает, по Империи. Или ты думал, что заместитель полковника Варфоломеева прохлаждается в Петербурге?
— Вот, все хотел тебя спросить, — вспомнил Штольман.- А Варфоломеев — он что же никогда не замечал сходства между нами? Это же трудно не заметить.
— Это ты уж сам у него спроси. Если он, конечно, скажет. Ты же знаешь, он лис еще тот.
Вместо Павловска Павлу хотелось поехать именно к Варфоломееву, взять его за грудки, потрясти хорошенько… И спросить: «Когда ты, старый прохвост, догадался о том, что в Штольмане течет кровь Ливенов? Сколько лет назад? Или ты знал об этом? А узнал, когда познакомился со Штольманом? Или, может, еще и до этого? И почему не сказал мне? Хотел владеть сведениями, которые могли нас компрометировать? Зачем? Чтоб при случае использовать? Против кого? Против Штольмана или против меня? Или нас обоих? Или на это есть какая-то другая причина?»
Желание вытрясти признание из Варфоломеева было у него с того самого момента, когда он увидел, как в ресторан входит помолодевший десятка на три лет его Сиятельство князь Дмитрий Александрович Ливен. Тогда у него куда-то провалилось сердце, и он прошептал: «Димий, мой Димий… живой…» Когда Дмитрий сказал ему, что его сын от Кати очень похож на него, Павел подумал, что брат мог преувеличивать, что ему просто хотелось, чтоб так было. Но это было действительно так, Яков был копией Дмитрия. От неожиданности он даже повел себя непозволительно фамильярно с человеком, которого видел впервые в жизни, пусть он даже и был его родным племянником. Теперь в его жизни появился сын Дмитрия, и он сделает все от него зависящее, чтоб его не потерять. Впервые за месяцы после утраты любимого брата у его стало спокойно на душе.
