— А тому человеку… которого Вы ждали в парке? Извините, что спрашиваю об этом…

— Нет, не разобьет… Мы с ним были едва знакомы… Я хотел с ним познакомиться… поближе, но, как Вы понимаете, этого уже никогда не произойдет… Ваше Сиятельство, возьмите это, — Фабер попытался снять перстень, — это Вашей семьи…

— Нет, он Ваш, Адонис подарил его Вам…

— Берегите своих близких, Ваше Сиятельство… И прощайте…

Фабер постучал руками, закованными в наручники, в дверь и попросил увести его в камеру.

В кабинет зашел Никольский.

— И о чем он с Вами разговаривал, Павел Александрович?

— Нес какой-то бред… все про садовые ножницы… что он — кошмар с садовыми ножницами… — не стал говорить всей правды Ливен. — Вы уверены, что он в своем уме? Мне показалось, что он сумасшедший… Интересно, он всегда был таким или лишился рассудка после того, как совершил то злодеяние?

— Наш врач его осмотрел, сказал, что на сумасшедшего он не похож. Завтра ждем светило из Петербурга, что он скажет… Соседи, сослуживцы, которых мы уже успели опросить, никаких странностей за ним не замечали… А я все же сомневаюсь в его адекватности. Наверное, действительно повредился умом… Нормальный человек подобного не сотворит… Ну ткнул бы этими же ножницами в грудь что ли, в сердце попал, убил случайно… Но пытаться голову отрезать? Таких действий человека, который в своем уме, я представить не могу…

— И я тоже… Роман Дамианович, от меня что-то требуется? Подписать какие-то бумаги?

— Нет, зачем же? Все же было неофициально…

— Тогда я пойду? У меня еще столько дел во дворце.

— Конечно, Павел Александрович, не смею Вас задерживать.

Он должен рассказать Анне и Саше, что нашли убийцу садовника. Но он скажет только о том, что им оказался сумасшедший человек. Больше ничего. Он скроет, что убийца совершил свое злодеяние, чтобы отомстить за одного Ливена, которого когда-то любил, и, как он считал, защитить другого Ливена, которого, судя по всему, уважал… Он знал, что когда его брат был молод и очень красив, в него влюблялись… Но представить, чтобы порочного Адониса кто-то мог любить так сильно, чтоб через много лет пойти из-за этого на злодейское преступление, ему было трудно… И все же это было именно так… Но об этом никто кроме него не должен знать…

Но это было не главным. Самым важным было сказать Анне, что тот человек, который мог навредить Шторму, уехал за несколько сот верст, и у нее больше нет причин для тревоги. Пусть она спокойно проведет последний вечер в его доме, наслаждаясь изысканным ужином в приятной компании, а затем айсвайном и прекрасными звуками музыки…

========== Часть 31 ==========

Ливен вернулся в усадьбу, Анны и Александра все еще не было. Не то что бы он очень беспокоился, но все же… кувшинки не выходили у него из головы. Не в костюме же Саша собирался за ними плыть. Хоть бы ушел подальше, чтоб Анна не видела его… Они-то с Сашей, конечно, друг друга не стеснялись, но раздеться даже не полностью при даме — это было бы… верхом непристойности… Фигура у Саши была, конечно, неплохая, тело не такое тренированное, как у него самого, но и не как у других молодых людей, не знавших физических упражнений… Но Анне определенно не следовало этого видеть… Он надеялся, что Саша это понимал… и не стал вгонять Анну в краску… Не съездить ли к ним… чтоб убедиться, что все… прилично… Он приказал Матвею передать конюху, чтоб седлал Грома, а сам пошел сменить мундир на легкий костюм. Через четверть часа он уже был недалеко от реки.

Чуть не доезжая, он спешился и повел коня под уздцы по узкой тропинке между деревьев. Через пару минут он увидел сквозь ветви склонившихся ив рябь воды и почувствовал прохладу, исходившую от реки. Александр и Анна сидели под ивой на покрывале, разговаривали и смеялись. Между ними стояла корзинка, из которой виднелись головки кувшинок. Саша был босоногий, с закатанными штанинами брюк и без пиджака, у Анны на ногах тоже не было обуви, а подол платья был мокрый и мятый, видимо, она пыталась отжать его. Значит, ранее бродила по воде… Или же… сама пыталась достать кувшинки, зайдя в воду… Он бы этому не удивился.

Гром заржал, и молодые люди обернулись.

— Павел! — радостно окликнул его Саша. — Как хорошо, что ты освободился не так поздно, а то Анна сказала, что ты не знаешь, насколько тебя задержат служебные дела.

— По правде говоря, я мог бы остаться во дворце еще на пару часов, но среди дел больше не было тех, которые нельзя было бы отложить до завтра. Вот на завтра у меня действительно намечено очень много, и мне в любом случае придется пробыть во дворце весь день… Кроме того, сегодня все равно все пошло… не так, как я планировал… поэтому я и решил ехать домой…

— Павел, что-то случилось? — нахмурился Александр.

— Кое-что… Но мне бы не хотелось об этом говорить сейчас…

Анна внимательно посмотрела на Павла, взгляд ее был… серьезным и тревожным… Он понял, что она решила, что это касалось ее видения о Шторме. Он чуть заметно покачал головой. Она еле заметно выдохнула.

— Саша, не привяжешь Грома?

— Да, конечно.

— А лучше попои его до этого, ты знаешь, где.

Александр кивнул, взял у него огромного черного коня и скрылся за деревьями.

— Аня, о том, что произошло, я скажу вам вместе с Сашей. А тебе одной я должен сказать прямо сейчас, что человек, который был в гостинице вместе с той дамой с мундштуком, уехал из Петербурга на пару недель, поэтому мне ничего не угрожает. Значит, причин для беспокойства нет.

— Ты говоришь мне правду?

— Абсолютную.

Анна смотрела на него с неким оттенком недоверия.

— Ну хочешь, я поклянусь?

— Поклянись.

— Клянусь, что этот человек уехал далеко и не причинит мне вреда, — сказал он, добавив про себя «пока»…

— Ну хорошо…

— А почему у тебя платье мокрое? — решил он отвлечь Анну от мыслей о Шторме.

— А это… — махнула Анна рукой,. — Я кувшинку пыталась достать сама, без Александра…

— Ну и как, удалось?

— Почти… совсем немножко не дотянулась, оступилась… и чуть не свалилась в воду, — призналась она. — Но все обошлось, Саша успел меня подхватить… Ты не сердись, я платье не запачкала, оно только мокрое, скоро высохнет…

— А почему я должен сердиться? Не мне твое платье стирать, на это Глаша есть.

— Но я же вижу, что ты недоволен.

— Я недоволен не из-за платья, это такая мелочь, а из-за того, что ты могла упасть, воды нахлебаться… в лучшем случае… А что если бы на дне была коряга или камень… и ты головой ударилась?

— Ну ничего же не произошло.

— И слава тебе Господи… Я за тебя… волнуюсь, девочка моя.

— Я за тебя тоже…

— Аня, я же тебе сказал, что все будет хорошо…

Павел беспокоился за нее из-за такого пустяка как падение в воду, а сам… пытался заверить ее, что ничего не угрожает… его жизни… Как это понимать?

— Павел, а что ты все-таки хотел сказать нам с Сашей? Мне одной ты это не хочешь сказать?

— Ну хорошо. Я был у Никольского, они арестовали человека, который убил Кузьму…

— Да ты что?? И кто это?? А за что он его убил?? За то, что Кузьма его тоже… оскорбил? — оживилась Анна.

— Ну в какой-то мере… Кузьма хотел его ограбить, говорил всякие грязные слова — как всегда, угрожал ему… отрезать теми ножницами голову, если он не отдаст ему то, что у него было — бумажник и ценности…

— Ценности?? У него был тот перстень, что я видела?

— Да, был… Это дорогой перстень. Думаю, Кузьма надеялся выручить за него немало денег, — присочинил Ливен. — Но тот человек, он оказался не из пугливых, но… не совсем нормальных… точнее, совсем ненормальных… Он отобрал у Кузьмы ножницы и сделал с ним то, что Кузьма угрожал сделать с ним самим… Аня, он, похоже, сумасшедший, душевнобольной… Хотя внешне такого впечатления не производит…