— Я хочу, чтобы вы были со мной, Тина, — просто говорит Грейвз и, наконец, делает шаг вперед, лёгким движением пальцев поднимая подбородок Тины и заглядывая в карие глаза. — Моё сердце уже давно принадлежит только вам. Даже если вы не разделяете моих чувств, вы должны это знать, — Грейвз проводит рукой по её волосам, поправляя непослушные прядки и невольно наслаждаясь близостью Тины.

Тебе решать, Порпентина.

Ты можешь сделать вид, что ничего не было.

Ты можешь закрыть дверь, и она больше никогда не откроется.

Тина судорожно вздыхает и подаётся вперёд, окончательно сокращая расстояние между ними.

— Я думаю, вы уже поняли, — шёпотом говорит она, неуверенно, но нежно дотрагиваясь кончиками пальцев до его скулы, — поняли, что я их разделяю… — Тина вдыхает уже ставший привычным запах Грейвза, к которому теперь примешиваются нотки сирени.

Грейвз по-настоящему улыбается; от уголков его глаз разбегаются тонкие морщинки. Он обнимает Тину, чувствуя, как её руки обвивают его шею.

Небо меняет цвет на фиолетовый, а облака беззвучно растворяются в вечернем сумраке. Тёплый воздух пахнет весенним Нью-Йорком.

Грейвз легко проводит ладонью по спине Тины, ощущая её неровное дыхание на коже шеи.

По улице лениво проезжает экипаж; лошадь недовольно всхрапывает, когда хлыст опускается прямо за ухом. Какая-то женщина громко зовёт своего сына ужинать, растягивая гласные на уэльский манер.

Тине интересно, что скажет Куинни, если она пригласит на ужин Грейвза.

Куинни на втором этаже достаёт третью тарелку и ещё одну пару приборов.

Грейвз впервые за очень долгое время чувствует, что он абсолютно счастлив.