Я еду в Капитолий. Я сижу за столиком из красноватого оттенка дерева и по-прежнему изучаю бумаги Сенеки Крейна. Правда, перед этим мне пришлось долго успокаивать помощницу Сноу Семпронию, она сильно ушибла руку. Но я знаю, в чем причина ее истерики: она долго плакала, у нее и сейчас дрожат мелкой дрожью руки, и мне ничего не остаётся, как держать её за руку, в том, что она головой отвечает за мою безопасность, если я не прибуду в Капитолий в целости и сохранности, если это случится, президент Сноу казнит саму Семпронию, её мать, её двух маленьких сестренок, младшей из которых одиннадцать лет, мне об этом рассказала она сама, уткнувшись мне носом в плечо.

Я читаю бумаги главного распорядителя Голодных игр Сенеки Крейна, меня мучает вопрос, как определяется этот проклятый «рейтинг», от которого зависит, как быстро умрет ребенок на арене и даже какой смертью.

Ответа нет, С. Крейн ни разу не говорит об этом подробно, готовый результат и только: «рейтинг» растёт или он падает или «рейтинг» рухнул, я долго пытаюсь получить ответ на мучающий меня вопрос, но у меня ничего не выходит, секретные бумаги не могут мне этого прояснить, лишь в одной, где С. Крейн пишет о том, что рейтинг определён с явным нарушением формулы его исчисления написана загадочная фраза: «Неправильно учитывалась относительная величина симпатий в неродных дистриктах». Я не понимаю, но меня настораживает сам факт, что вообще учитываются симпатии жителей в дистриктах, я то полагал, что самое главное — симпатии капитолийцев.

Когда эти «рейтинги», резолюции президента Сноу и мнения Сенеки Крейна на тему шансов разных трибутов на Победу, надоели мне до чёртиков, я просто откидываюсь в мягком кресле, в котором я сижу и начинаю думать.

Я думаю о том, что очень благоразумно, что Капитолий всячески препятствует уроженцам отдаленных и бедных дистриктов, побеждать в Голодных играх. Полтора года назад во мне не было и сотой части той ненависти к Капитолию, которая во мне сейчас. Сейчас же у меня исключительно серьезные основания для нее: боль, пережитая мною самим — ничто, но за боль, причиненной Китнисс, моей Китнисс, за ее Боль и Слёзы, за них я ненавижу Капитолий всем сердцем, лично президента Сноу, (который с недавних пор лично отдает мне приказания), за угнетение моих земляков, за пот и кровь, я буду мстить до последнего моего смертного часа, до последнего вздоха.

Я думаю о том, что видел Капитолий и капитолийцев, их сильные (некоторые из них могут чувствовать, как нормальные люди) и слабые стороны (о, я много об этом знаю, очень много).

Забыл ли я кровь детей, пролитую на Арене на моих глазах? О нет, никогда я этого не смогу забыть!!!

А вот о чем я опрометчиво не думаю в этот момент, почему именно я, Пит Мелларк, Победитель из самого нищего из всех дистриктов во всем Панеме, сейчас еду в президентском экспрессе в Капитолий, при том, что неоткуда взяться моей благодарности Капитолию, нет, больше того, именно сейчас я — опаснейший его враг. И я осознаю это.

Но тогда почему президент Сноу, человек безжалостный, расчетливый и предельно жестокий и уж точно не склонный к проявлению жалости (проявление жалости, по его глубокому убеждению, есть проявление слабости), так сильно разозлился на Сенеку Крейна, из-за того, что он поставил жизнь Китнисс и мою под угрозу после вторичного изменения правил, ведь я слышал из уст самого Сноу, что это изменение, подарившее «несчастным влюбленным из дистрикта 12» надежду, его прямое распоряжение. Сенека Крейн, поставивший под угрозу наш шанс на победу, сначала вызвал бешеный гнев Сноу, а затем, после успешного завершения президентского замысла — Сноу приказал тайно казнить Сенеку Крейна?

Ответа у меня нет. Пока нет. Я — Пит Мелларк и я уже вижу огни приближающегося Капитолия. Я спокоен как никогда. Я запрятал мою ненависть глубоко-глубоко, я стану действовать только по велению холодного рассудка, но также, я ни на йоту не отступлю от принципа справедливости.

И вот когда президентский экспресс начинает прибывать на вокзал, до меня до ходит, что такое «относительная величина симпатий в неродных дистриктах». Как я мог быть таким недогадливым?

Это же уровень жалости к ребенку из чужого дистрикта, понятно, что в двенадцатом дистрикте болели за меня и за Китнисс, но я вспоминаю, что в момент, когда я якобы предал Китнисс и присоединился к ее потенциальным убийцам, профи, мой «рейтинг» рухнул в четыре с половиной раза и я почти потерял шанс догнать уровень потенциального Победителя — Катона.

Я предполагал, что присоединившись к профи, иду на смертельный риск, но не предполагал, что буквально окажусь на волосок от смерти — «бывший несчастный влюбленный, предавший свою любовь». Помню, как в компании профи я шёл по лесу, на меня дважды падала сверху ветка, один раз больно ударив по руке, а в другой пролетев в миллиметре от моей головы. Меня презирали за предательство и за мою жизнь на Арене давали все меньше и меньше. Не дома, а по всему Панему. И распорядители вполне могли скинуть мне на голову ветку потяжелее, ведь кто я такой? Предатель и лжец. К такому не только дома, где угодно не может быть жалости и сочувствия. Допускаю, меня спасло то, что мое предательство не было зримым и я не причинил реального вреда Китнисс.

Но зато, когда я, «показав своё истинное лицо», вернулся к позиции «несчастного влюбленного из дистрикта 12» и заслонил Китнисс от Катона, всё изменилось. Какие там падающие ветки: я получил почти смертельное ранение, я в одиночку брёл по руслу ручья, слабел с каждым часом, у меня были минимальные шансы выжить, но мой «рейтинг» сравнялся с «рейтингом» Мирты, которая в одиночку едва не убила Китнисс.

А почему: да потому, что я вновь возвратил себе звание «несчастного возлюбленного из дистрикта 12» с сочувствием всего Панема впридачу, все опасности для моей жизни, кроме раны, распорядители устранили и в скором времени они специально изменили правила и тем самым направили Китнисс на мои поиски. Возможно даже что я, заявив на всю страну о своей любви к Китнисс, сделал сам факт гибели одного из «несчастных влюбленных» чрезвычайно опасным для Капитолия и президента лично.

Ведь это очевидно: угроза моей смерти несла громадную угрозу, коли сам президент Сноу делал все возможное и невозможное для недопущение моей гибели. Гибели по естественной причине.

Как всё просто: ну как же я сразу не догадался! На Голодных Играх решающим фактором, который определяет Победителя, является то, как сочувствуют чужому ребенку на Арене Смерти вся страна.

А возможно ли, что смерть такого ребёнка на Арене, который имеет исключительно большие симпатии во всём Панеме, вызовет всеобщий мятеж, убитая надежда убьет страх перед силой и жестокостью Капитолия? Вот это для меня может быть интересным, вот я и нашёл собственный интерес в том, что мне поручил Сноу. Оружие против моего главного врага, ведь президент мой враг, какие могут быть сомнения?

Я не знаю, как Капитолий узнаёт о том, как в дистриктах меняется в течении нескольких секунд уровень сочувствия к чужому ребенку на арене, его же могут и не выражать вслух, его можно и не прочесть на лице, это же глубоко личное, но Капитолий научился исчислять проклятый «рейтинг», значит я должен узнать об это всё.

Это знание и будет моим секретным оружием против Капитолия.