Вошедший ментор не держался на ногах, ему было очень плохо, но мне почему-то показалось, что не алкоголь тому виной. Он шел, держась на предметы вокруг себя, стены, стол, кресла. Лицо его опухло, одежда носила отпечаток нездорового образа жизни, который он вёл, он не сразу заметил нас с Китнисс, а когда заметил, отшатнулся, начал падать, но ловко ухватился за спинку кресла и, удержав равновесие, подошёл к нам:

— Что за наваждение, — ментор некоторое время нас молча разглядывал, не скрывая изрядного удивления, будто никак не думал встретить здесь именно нас и, наконец, ткнул пальцем в Китнисс и сказал:

— Я тебя знаю, ты — браконьер, которая ходит за кордон за дичью для старины Крея. Ты вызвалась за свою младшую сестру, так?

У Китнисс на лице отразилось изумление, но она ответила ментору:

— Нет. Мое имя выпала на Жатве. — Вообще, даже сейчас её лицо невероятно прекрасно. Ну как такой девушке не подарить Победу?

— Какое дьявольское невезение. Ведь это твоя последняя Жатва?

Для запойного алкоголика у Эбернети отличная память. Кто бы мог подумать?

— Впрочем, твое имя могли и подтасовать, я слышал о таких случаях, но раньше Капитолий проделывал этот подлый трюк только с детьми Победителей Голодных игр. Детка, чем ты могла так разгневать Капитолий?

Китнисс потрясена и молчит. Откровенность и бесстрашие нашего ментора поражали: действительно: он — победитель Голодных игр, ни черта не боится Капитолия. Ментор поворачивает свою голову ко мне, смотрит, пытается вспомнить:

— А ты — сын Генри Мелларка, пекаря. Твое имя также вытянули, так?

И тут меня опережает обычно неразговорчивая Китнисс:

— Пит вызвался добровольцев из-за меня. Он признался в любви ко мне прямо со сцены, это тысячи людей слышали.

На лице Хеймитча Эбернети проносятся оттенки нескольких противоположных чувств: удивления, понимания, уважения, скепсиса и, наконец, благодарности. Он садится в кресло напротив нас и, помолчав еще немного говорит:

— То, что вы оба одни такие, я понял, но что мне ждать от вас? У меня даже голова перестала болеть, а пять минут назад, я думал, что она взорвётся, так сильно меня напичкали лекарствами. Начнем, детка, с тебя. Я знаю, что ты лет шесть или семь ходишь в лес и охотишься там на дичь, ты умеешь ставить силки, но главное, ты стреляешь из лука, так?

— Ну, умею немножко, — Китнисс ни сколько смущена, сколько не доверяет ментору, не доверчива она понятно почему (она — смертница-браконьер), она не знает, что можно ждать от Эбернети, больно он сам по себя любопытнейший тип.

— Детка, на Голодных играх скромность — не самая полезная штука. Мне важно понять, что ты умеешь и на что я могу рассчитывать я, ведь вам обоим, дорогие мои, влюбленные голубки, нужны спонсоры.

Тут я, рискуя получить от Китнисс по голове, встреваю:

— Китнисс немножко умеет отстреливать…волков.

Китнисс поворачивает лицо ко мне, прочитать в ее взгляде: «Предатель!!!» не сложно.

— А его я брала специально на охоту в лес, чтобы он помог притащить оленя, которого я подстрелила, — с некоторым злорадством в голосе говорит Китнисс: «Отомстила».

— Ты взяла его с собой в лес? Поохотиться на оленей, лосей, медведей и волков, так, детка? — в голосе Хеймитча звучит неприкрытая ядовитая издевка. Он ее провоцирует.

— Я не охотилась на волков. Я била их из арбалета. — во взгляде Китнисс ясно отражается желание разбить тарелку об голову ментора. Злится, и она прекрасна в своей ярости. Вот-вот загорится. Да, Мелларк, а её ярость надо контролировать, для её же блага, вот и задачка для младшего, никудышного сына пекаря. За дело!

— Даже так, — Хеймитч довольно улыбается. Могу сообщить, детка, что Крей достал тебе арбалет, знаете не только вы двое, мне об этом рассказал мэр, я иногда захожу к нему домой пропустить стаканчик.

Китнисс потом гадала, кто проговорился? Гейл рассказал Мадж? А та отцу? Гейл устанавливает доверительные отношения с мэром?

Эбернети повернул свою физиономию ко мне, я был уверен, что ментор доволен ходом дел:

— Так, с этой малолетней преступницей разобрались. А ты, Пит, что за птица и что ты умеешь? Кроме как печь булки.

— Ну, я драться умею. — делаю усиленно вид, что на фоне этой девушки, я — никто.

Но мой замечательный план с ходу уничтожает Китнисс:

— Умеет он. Пит чемпион нашей школы по борьбе. Однажды он победил мальчика, который на два года его старше и на голову выше. А когда оленя он нёс, ни разу даже не споткнулся и мы с ним прошли две с половиной мили за сорок минут. И волков, которые нас почти окружили, он не испугался. Но сам говорит, что он трус.

— Познавательно. Значит, ради нее ты и раньше номера выкидывал, что обзавидуешься. Но если на Играх и помрешь, то от скромности.

Я молчу, буду с Китнисс брать пример. Вообще, для ментора он слишком болтливый!

Эбернети говорит опять Китнисс:

— А ты, детка, в компании с этим скромным парнем сколько «серых» завалила. Только не говори, что не считала.

— Четырёх, потом они боялись приближаться, но выли даже после того, как мы кордон перешли. Злые волки были и голодные.

— Я вас понял, парень не из пугливых, а ты — детка, вообще нечто, один олень и четыре волка за один день. Суперпрофи. И особо подчеркну, детишки, вы уже умеете вместе в одной команде работать, спину друг другу прикрывать. Не скрою, вы — сильная пара, два на два против вас у профи шансов нет. Если вас на Голодных играх и можно убить, так только бандой человек в пять-семь. Будем иметь это в виду.

POV Китнисс

И тут Пит, который незадолго до этого повернул голову к окну, как заорёт:

— Вы посмотрите лучше сюда!

Я посмотрела туда, куда указал Пит, и моя нижняя челюсть надолго отвалилась: я и не заметила, как экспресс замедлил ход, сейчас он ехал на не очень большой скорости, прямо перед нашими окнами медленно двигалась машина миротворцев. Мертвые миротворцы валялись рядом, один просто свалился застреленный, так и сумев выскочить из нее, то, что на машины миротворцев было совершенно вооруженное нападение и всех миротворцев перестреляли, было совершенно очевидно. Сама машина было изрешечена пулями.

Наш ментор тоже вскочил со своего места и, несмотря на то, что плохо держался на ногах, подскочил к окну и сказал:

— А вот это уже серьезно. Вооруженное нападение на миротворцев. Как я понимаю, сейчас мы в дистрикте 11. Я слышал, что Панем начало штормить, но сейчас я вижу, что начинается сильнейшая буря. Недавно волнения вспыхнули у нас в двенадцатом, а тут дела куда серьезнее, это уже на партизанскую войну похоже. А где Эффи? — и Эбернети начал искать нашу распорядительницу.

Эбернети ушёл, но быстро возвратился с распорядительницей. Я давно заметила, она ненормальная какая-то, даром, что из Капитолия, у нас в дистрикте даже мэр не корчит из себя, что он любит Голодные игры. А это женщина своим отвратным энтузиазмом на Жатве к себе огромное презрение только и вызывает. Не ненависть, как миротворцы, но всеобщее презрение.

Но сегодня она сама не своя, точно, всё не по плану идёт. Вот она притихшая и бледная и ходит. Эбернети ее крепко держит, похоже, ей не много лучше, чем нашему ментору в момент, когда его на носилках сюда внесли. Кстати, чего-то он перестал шататься и на недавнего умиравшего от пьянства не похож. Протрезвел что ли или капитолийские чудо-лекарства так действуют?

— Эй, малолетний невежа, принеси стул, надо Эффи усадить, — мрачно сказал Питу ментор и Пит быстро исполнил. Я же говорю, Пит Мелларк очень быстро соображает.

Ее усадили. Ментор принес бокал и налил Эффи коньяка немного, чтобы наша распорядительница в себя пришла, она бледная как смерть и явно чем-то напугана. Хотя по увиденному нами в окне, об этом несложно догадаться. Мы вполне можем до Капитолия и не доехать. Сам ментор налил для себя кофе и мрачно сказал:

 — Этот чёртов капитолийский доктор запретил мне пить, так хотя выпью кофе, сбодрюсь немного. Хотя и пить не надо, мертвые миротворцы под окнами валяются.