Черт, Мелларк идёт, я то думала, он не отважится ко мне лезть, я же жутко на него злая. За всё!!!

— Можно мне тут сесть, я тоже поесть захотел. А то стоим тут, никуда не едем. Распорядительница куда-то умчалась.

А молчу и зло его глазами сверлю.

Мелларк садится напротив, на нож косится, молодец, соображаешь, если ты мне не объяснишь, зачем ты ЭТО сделал, живым ты до Капитолия не доедешь, я тебя раньше убью! Садится и ест пирожное, запивает ананасовым соком. Что он ананасовый я знаю, покупала его в лавке, сока банка на двух белок — хороший обмен. Молчит и внимательно на меня смотрит. Наконец я не выдерживаю:

— Ты вообще понимаешь, что этот поезд только в одну сторону, живым ни тебе, ни мне не вернуться.

— Понимаю.

Он что издевается? Или играет со мной? Мне становиться чрезвычайно интересно, отчего он поступил столь безумно.

— Ты сумасшедший, да? На верную смерть вызвался. Жить наскучило от праздной жизни?

— Нет, я твердо знал, что делаю. И жизнь моя последнее время в ад превратилась.

— Почему?

— Потому, Китнисс, что я — трус. Я отказался от самого дорогого, что у меня было.

— Никогда бы не сказала, что ты трус.

— Я отказался от любви к тебе.

— Почему??? — я взрываюсь и вскакиваю с места и кидаюсь в его сторону. Я в бешенстве: «Он отказался от любви? Почему, мне же так больно, я желаю знать!».

Пит Мелларк видит, как я разозлилась, но спокойный как никогда, я давно заметила, у него железная выдержка, крепкие нервы, ни то, что у Гейла. Мне это в нем больше всего нравиться.

— Потому, что женившись на тебе, я поставил бы свою семью в смертельную опасность.

А я нож в руке держу и уже нависла над ним, он всё понимает, но рассудок не теряет. Сильный. И тут до меня доходит смысл его слов, я же смертница, не сейчас в капитолийском экспрессе, а семь лет, с того момента, как первый раз принесла дичь мною убитую. Это браконьерство по законам Капитолия. Виселица. Но что получается, он защищал свою семью и поэтому отрекся от своей любви? Я опускаю нож и сажусь на диван рядом с ним.

Защита своей семьи, это я отлично понимаю, Тогда многое на свои места встает. Но тогда, получается, я виновата сама, я же не спросила его ни разу о причинах его холодности ко мне. Я стала ненавидеть Пита, а он смирился с этим и ни разу не пытался оправдаться передо мной. А теперь вызвался добровольцем. Умереть за меня.

Мне стыдно. Я же могла хотя бы вопрос парню задать. Если мне было так больно, так каково было Питу? Видела же я, что его гнетёт что-то, боль в его глазах заметила, но я подумала, что он любит Делли, дочь портного, а передо мной ему стыдно признаваться, что он меня обманул.

— Я за сестру свою, Прим, сама жизнь отдам, не задумываясь, но почему ты сам мне это не сказал? Ты понимаешь, как мне больно было? — я говорю тихо.

— Я же сказал, я — трус, — я повернула голову, смотрю в глаза парню, черт побери, у него в глазах такая боль отражается, даже мне страшно стало. Мне не хочется на него не кричать, но ножом угрожать, мне хочется его обнять…

— Сказал бы, я поняла, — а сама не верю, в то, что говорю: Пит прав, я бы стала для его семьи такой угрозой, разные мы, я — смертница, а Пит — обычный парень, которому безумно не повезло в меня влюбится, теперь он на смерть пошёл из-за этой проклятой любви, сама погибну и Пита погублю. А я еще с ножом на него???

Тут распорядительница входит, взволнованная, лицо покраснело, видно сразу: жутко нервничает:

— Вашего ментора сейчас принесут.

Мы с Питом глаза вытаращили: «Принесут???».

Распорядительница устало села и говорит нам:

— Он вчера совершенно трезвым был. Но ночью ему такие страшные кошмары снились, что он выбежал на улицу и всё равно кричал.

— Кажется, я слышала эти крики, — говорю, — мой дом не очень близко от деревни победителей, но эти жуткие вопли я своими ушами слышала, от них кровь в жилах стыла, настолько он жутко кричал. Я подумала, кого-то убивают, но побоялась из дома выйти.

— Наутро Хеймитч напился до бесчувствия и в забытье впал, пришлось врача вызывать, он сказал, что вашего ментора в Капитолии надо лечить.

— А как же он нас готовить будет, — одновременно говорим мы с Питом.

— Хеймитча всего лекарствами обкололи, сейчас его на носилках принесут, врач сказал, что он в пути придет в сознание и сможет исполнять менторские обязанности. Сказала и опять ушла.

Мы с Питом стали смотреть в окно, и действительно, скоро двое миротворцев внесли на носилках нашего бесчувственного ментора в поезд и через пять минут поезд тронулся.

Но обычного путешествия не получилось, мы с Питом его ещё долго помнить будем. Поезд тронулся и смотревший в окно Пит громко воскликнул:

 — Китнисс, ты только посмотри: похоже, в двенадцатом начались беспорядки.

Я подошла к окну и обомлела: мы проезжали центр дистрикта, мы увидели народ, собравшийся на площади, увидели огонь и дым, большое количество миротворцев, а еще мы видели людей стреляющий в миротворцев и миротворцев стреляющий в людей. Это было что-то совсем новое: оружие в дистриктах иметь запрещено, а тут мы видели, как группа вооруженных автоматами людей окружало штаб миротворцев, брало его в кольцо.

Я говорю Питу:

— Пит, смотри, что твориться.

— Похоже, моя выходка на Жатве произвела неизгладимое впечатление на дистрикт 12. Теперь меня будут считать практически революционером. Я же бросил искру, и теперь народ восстал против Капитолия.

— Знаешь, Пит, ты напрасно говорил, что ты — трус, трусы на такое не способны.

— Смотри, люди вооружены, откуда у жителей дистрикта взялось оружие?

— Не знаю, но смотри, некоторые мужчины странно одеты, у нас так не одеваются, они на военных похожи, но они не миротворцы.

— Они стреляют в миротворцев, Кто они? — от волнения, сама не знаю зачем, я придвинулась к Питу близко-близко, что можно было дотронуться до его тела. И отчего у меня прильнула кровь к лицу, и я быстренько отодвинулась от Пита: мне надо знать, почему я так на него реагирую? С Гейлом такого я не испытывала!

— Не знаю, но они пришлые, не из дистрикта 12. Ты видел еще вчера хотя бы одного чужака, Пит?

— Нет, значит, они появились в день Жатвы, с оружием, Китнисс, а ты когда-нибудь встречала в лесу чужаков?

Китнисс долго молчала, обдумывая ответ и, наконец, сказала:

— Да.

POV Пита

Я в ответ только грустно покачал головой, когда родной дистрикт, в котором по моей вине вспыхнули беспорядки, скрылся за горизонтом и проговорил негромко:

— Ну, теперь меня точно убьют в Капитолии, теперь из-за меня множество людей погибнет.

Но хмурая, неразговорчивая, грубоватая, но ослепительно прекрасная (я уверен в этом!!!) Китнисс внезапно пришла мне на помощь:

— Ты сделал то, на что никто бы не отважился. Ты — храбрый парень, Пит. Это я говорю тебе, — и Китнисс протянула мне руку.

И я взял ее правую руку и почувствовал себя самим счастливым человеком на свете. Я знал, что я делаю, ради любви, ради той, кого люблю сильнее, чем саму жизнь, я преодолел свой страх и Китнисс почувствовала это. Теперь мне не страшно умирать. Добро пожаловать в особое и секретное общество самоубийц дистрикта 12. Никто, только Китнисс Эвердин и Гейл Хоторн состоят в этом обществе смертников и ты, Пит Мелларк, первый доброволец и просто отважный парень, теперь сможешь доказать девчонке, которую ты любишь, что ты ее достоин.

И, мне кажется, она помнит тот самый, мой поцелуй, вот и сейчас она покраснела. Смущена! Мелларк, у тебя есть шанс, перед смертью разобьешь ей сердце и она сама жить не захочет. Проклятие, об этот-то я и не подумал! Ну, я и кретин, надо что-то срочно придумать!

И в этот момент в наше купе вошли, Вошёл человек, в котором я с трудом узнал нашего будущего ментора, Хеймитча Эбернети, он иногда захаживает в нашу пекарню, он же очень богат и при желании в силах купить самый дорогой торт. Но Хеймитч Эбернети покупает только ржаной хлеб.