POV Китнисс

Дурак! Дурак! Дурак! Ну почему парни такие глупые?

Вот возьмём Гейла. Лучшего товарища и быть не может. Чтобы было бы, если в одиннадцать с половиной лет я его не встретила в лесу? Иду как-то зимой, холод жуткий, папина куртка не греет, свитера нет, кашляю третий день, мама даёт мне травки пить, но я чувствую: всё, скоро свалюсь и тогда мы точно, я, мама и Прим опять будем голодать. Безнадёга! Ветер такой сильный, что мёрзнет всё: ноги, руки, пальцы немеют, несмотря на перчатки, рваные они, других нет, денег то совсем мало: не научилась я еще охотиться, а смерть по моим пятам так и ходит, в затылок дышит:

— Слабая ты, скоро моей станешь.

А значит, Прим тоже умрёт. Страшно!

Вот как раз я Гейла и встретила, милях в двух от кордона. Гляжу, силки расставлены, я так ставить не умею, папа так не учил, на зайца. Его «снять» из лука очень трудно, «косой» быстрый, поэтому единственный способ — силки. Белки, как назло попрятались: холодно, ничего как назло у меня не ловится: попряталось всё зверье — а это значит мою смерть.

Стою, изучаю силки, учусь, как она сделаны, вдруг слышу за своей спиной голос, жутко пугаюсь:

— Это кто моего зайца хочет украсть? — парень стоит, одет бедно, но лучше моего, теплей, шапка с ушами, ботинки покрепче. Старше меня лет на пять (вообще то Гейл меня на два года старше, но всегда он старше выглядел).

— Я ничего не хочу красть, я смотрю, как силок сделан, меня так отец нее учил, — я его жутко боялась в этом момент, одна в лесу, тощая девочка, которую легко обидеть и из лука я еще плохо стреляла тогда.

Парень улыбнулся, говорит:

— Значит, тебе отец учил. И меня отец. Ты из «Шлака»?

— Да.

— Не бойся меня, я тебе не обижу, меня Гейл зовут.

— Китнисс.

— Кискисс, значит.

— Чего-чего? — я, ясно дело, удивилась.

— Кискисс, мне так больше нравиться, Ты на дикую кошку сейчас похожа: маленькая, замерзшая, но по глазам вижу: отчаянная ты, вон как глаза сверкают, без добычи домой не вернёшься, замерзнешь тут, но не вернешься.

— Не вернусь, — согласилась я, и кашлять стала. Заболела, похоже.

— Дружить давай, Кискисс. Я тебе помогу и научу тому, что умею, вон, как на зайца силки ставить, только, чур, учиться быстро. У меня мать и трое малышей на шее. Отец погиб.

— Мой папа тоже погиб.

Гейл на следующий день дал мне свитер брата Вика, брату одиннадцать, но мне подошёл. Теплее стало мне на охоте и болезнь отступила. А Гейл стал меня учить. А когда я силки научилась правильно ставить у меня с стрельбой из лука тоже дела на лад пошли: знаю, что пустая домой не приду, чего-нибудь, да попадется в силки, я знай хожу и учусь как стрелять. «Мазать» я и так умею, раньше из трех у меня двое всё равно убегали, лишь третьего получалось подстрелить, отсюда — голод. Вот я и учусь стрелять метко. Год училась. Через год Гейл говорит однажды:

— А ну-ка, Кискисс, видишь, вон ту утку.

— Так до нее больше ста шагов, промажу!

— А ты попробуй!

Ну, я попробовала, промазала, утка улетела, но я на принцип пошла, обидно, что Гейл смеется надо мной, стала пробовать. Раз, два, десять, пятнадцать…. А однажды я попала в белку в восьмидесяти шагов. Шкуру попортила, но попала. Одна, Гейла рядом не было.

Говорю потом, что «завалила» я белку издалека. Гейл не верит, говорит:

— Врешь ты, Кискисс, докажи.

А я от обиды почти плачу.

Ну и показала я ему, как научилась стрелять. Метко, шагов с 50 и дальше. Тут меткий глаз надо иметь.

Гейл как увидел, говорит серьезно:

— В яблочко. Зоркая ты, далеко пойдешь, Кискисс.

А я смеюсь. Гейл меня похвалил. Приятно, черт побери….

Но упрямство у Гейла это что-то совсем дурное. Как упрется рогом — всё, не достучишься, особо, как начнет Капитолий ругать и Голодные игры. Говорит запальчиво, с огоньком, а я смеюсь. Парни, им бы мир перевернуть. А что девчонки их чувствовать будут, когда их вздернут за подстрекательство к бунту на виселице, невдомёк. Мальчишки!!!

Вот и Пит. Ну зачем он за меня «вписался», городской, ему бы жить не тужить, а он в меня давно влюбился, дурачок. Он думает, я не подозреваю. Не замечаю, как он на меня в классе смотрел. Женился бы на дочке портного, отцу бы в пекарне помогал. А он на верную смерть пошёл. За меня. Разве не дурак???

А ну их обоих, что сумасшедшего Пита, что Гейла. Гейл думает, что я не в курсе, что он к Мадж «подкатывать» начал. Браконьер чертов. С дочкой мэра задружился.

Раньше он ее презирал, мол, белоручка, дурочка безголовая, богатая. А тут, гляжу, вежливо здоровается с Мадж, спрашивает, как ее мать. Сама Мадж его бояться перестала, раньше она его шугалась, а тут глазки косит. Нет, я Гейла не люблю, но мне обидно, шушукаются за моей спиной лучший друг и лучшая подруга, даже с мэром Андерси, отцом Мадж, Гейл стал чаще общаться, обсуждают чего-то там.

Не, я Гейла понимаю, под виселицей ходить (за нашу с ним охоту виселица грозит. Каждый день), когда четыре души на шее висят, очень опасно. Вон «уйдут» нашего «покровителя» Крея, главу миротворцев на пенсию и каюк тогда нам с Гейлом. Поймают и вздернут. А так с мэром дружить, ох, как полезно.

Вернее меня уже точно не вздернут. Зарежут на играх и точка. Трибуты от двенадцатого никогда не побеждают. Капитолий нас не любит. Гейл прав, я знаю, но против системы не попрёшь. Но есть одно, но — я Прим обещала победить! Дернул меня, дуру, утёнку обещать, домой живой вернуться, но как??? Так мне лук со стрелами и дадут, девчонка из нищего дистрикта, браконьер (!!!) Победителем станет? Капитолий такого не допустит ни за что. Наверное, меня у Рога изобилия первой и убьют. Но этот парень, Пит, который «с катушек слетел» из-за любви ко мне, со счетов сбрасывать его не надо. Сильный. Упрямый. Неглупый весьма. Чего там говорить, нравится мне он, никому не признаюсь, но нравиться.

Я это твердо решила, когда осенью на оленя пошла, Крей заказал, говорит:

— Принесешь, Китнисс, оленя, я его мясо в дистрикт 11 сплавлю, у меня уговор с главой местным, Тредом, редкая он мразь, Китнисс, но не дурак, оленина сейчас на вес золота идёт, сам озолотюсь и тебя, Китнисс не обижу, ты меня знаешь.

Я согласилась, но Гейл то в шахте, его Крей «отмазал» у директора шахты за хорошую сумму, что, мол, работает 6 дней, а на самом деле только три и четыре на Крея работает, охотясь. А деньги в шахте получает как все, но остаток мастеру отдаёт. Парень мне нужен оленя притащить. Крепкий парень. И арбалет. Волки по моему следу обязательно пойдут, а из лука «завалить» не удастся, волк — есть волк. Крею сказала, он и говорит:

— Нет проблем. Будет тебе, Китнисс, арбалет. Из дистрикта два. Через три дня.

Всю ночь я в лесу провела. Холодает, но я знаю, олени по тропе оленьей пошли, сезон такой, они раз в год куда-то на север идут. По тропе. Это и есть мой шанс. Тропа милях в пяти от кордона (границы дистрикта). Ближе к утру, светать уже начало, часов в семь, слышу по тропе идет олень.

Откормленный, самец. Я о такой удаче и мечтать не смела. Решила его поближе подпустить для верности, но нет, олень смышленный оказался, шагах в ста от меня остановился, а я в засаде сижу. Неужели почуял он меня?

Олень в сторону пошел. Целюсь в него из арбалета, из лука с такого большого расстояния мне бы его ни за что не «завалить».

Ура, попала. Не, научилась ты, Китнисс, метко стрелять! Не зря тебя Гейл подначивал.

Хотя, не надо меня дразнить да подкалывать. Не люблю я это. Бешусь. Меня лучше не злить, Гейл это год назад понял, когда шуточками своими довел меня до белого каления и получил заслуженно ногой прямо в левый глаз. Драться меня он сам учил. На свою голову. Взбесился Гейл, что девчонка фингал ему поставила, хотел надрать мне задницу. Зря. А на Гейла молча лук навела и молчу.

Гейл меня знает, поэтому нарываться не стал, говорит, а сам руки вперед протянул:

— Кискисс, извини.

Молчим. Возвращались порознь: Гейл с фонарем, а я злая-презлая. Я Гейла простила только через три дня. Не надо меня злить. Не надо.