– Э, Тарик, кажется вы не совсем…
– Я совсем, ангел мой! Я уже точно совсем! Поедем, а?! – и он ухватился за мою руку своими двумя волосатыми лапами.
Вот чёрт! Я ушам и глазам не поверила.
– Спятил? – грубовато спросила я, уже точно понимая, что спятил.
– Ангел мой!
– Значит так, – я ловко отцепила и сняла с шеи кулончик, – чтобы в диаметре ста километров мне не попадался, а то я тебе такого ангела покажу, что дьявол милее станет! Не прикасайся ко мне!
Отодвинув свой стул так, что соседние посыпались, я выскочила на улицу и гордым крейсером пронеслась мимо Викуси сквозь толпу в торговый центр.
Вскоре туда припёрся его охранник и молча положил мне на кассу чёрную бархатную коробочку, развернулся и ушёл. Он ушёл, коробочка осталась, и я через какое-то время убрала её от греха к себе в сумочку, пока Ленуся не увидела.
На Викусю я не смотрела, лишние разговоры пресекла. День прошёл в напряжённом молчании…
***
Вечером разразилась гроза.
Сначала сынуля с виноватой мордой вымогал из меня ещё денег.
– Я рожу, что ли?! – рявкнула я.
– Не родишь деньги, считай, что не рожала меня, потому что меня убьют. Ну, не виноват я, что эти лоси снесли барную стойку и кокнули музыкальную аппаратуру, – нудел Толька.
– Раз ты не виноват, чего ты платить должен?! – бушевала домашняя коррида.
– Так я же беседку заказывал!
– Но гуляли-то все! Пусть скидываются твои лоси!
– Мам, ну, рассосались все!
– Нет, это не твои дружки, а наши с тобой деньги рассосались!
– Мам!
Потом в дверь позвонили. Я забрала у соседки конверт, который для меня принесли ещё в пятницу, да она уехала на дачу и не передала.
– Чего там? – проявил заботу Толик, оттягивая продолжение разговора.
Там было извещение о том, что мы с ним пятнадцать лет не платим налог за квартиру, в которой проживаем. Ах, мама! Уехала к сыну и забыла про дочь! Ну, откуда мне было знать и помнить про такие мелочи?
Мы с сыном стукнулись головами, рассматривая сумму долга.
– Я с них стрясу, мам, – растерянно пообещал сын.
– Не спасёт, – вздохнула я, – а до десятого ещё и квартплату платить…
***
С понедельника по среду мы с сыном оплатили его долг за разгул в шашлычке и заплатили за квартиру, но на оплату налога за пятнадцать лет со всеми штрафами денег не было.
– Может, займём? – предложил сынуля.
О, мой бедный наивный оптимист!
– У кого? В нашем окружении сумасшедших нету, слава богу.
На этом месте я чуть запнулась, но тут же отогнала мысль, как муху.
– Может, кредит возьмём?
– Взять кредит, чтобы тут же его отдать? И ещё три года тянуть кабалу? Никакой радости. Нет уж!
– Ну, я не знаю. Вообще, мне тут работу предложили. Только придётся пойти на подлог.
– Что? Нет. Нет, сын, ни за что. Если ты ещё куда-то вляпаешься, наш бюджет не выдержит и треснет, как моё платье!
– Какое платье?
– А, это я так, к слову. Никакого подлога. А что за работа?
– Да как мечталось – дальнобойщиком. Но там же только с двадцати одного года. А на категорию я сдам – в армии научили, целый год грузовик водил.
Я про грузовик уже не слышала, уставившись на сына изумлённым взглядом. Господи, неужели это я его родила? Неужели это моя плоть и кровь, часть от части меня? Ну, как можно мечтать стать дальнобойщиком?!! Ужас какой-то.
– Мам! Ма! Ты заснула что ли? Отомри.
Отомри. Да лучше бы мне умереть. Целый год эта глупая армия, от которой его некому было отмазать, какой-то дурацкий грузовик, и вездеходы какие-то дурацкие, бронетранспортёры бесконечные, танки, длинномеры с брёвнами, и вот, пожалуйста – достойный финал – дальнобойщик! Я для этого его родила?
– Так как, мам? Накинем мне годик? Смогу зарабатывать. А то в ПАТП денег мало платят, а за рейсы больше будут накидывать. Да и грузовик лучше автобуса.
Я страдальчески оглядываю своего мальчика. Накинуть годик. Он, конечно, не женщина, но увеличивать свой возраст ради денег просто глупо. И опасно. Знаю я, как трудно быть дальнобойщиком. Всякие налёты и захваты грузов, и аварии всякие, да и на деньги ещё могут кинуть. А потом по бабе в каждом городе. Нет!
– Нет! – говорю я вслух, – ни за что.
– Так, а как тогда?
– Продадим что-нибудь.
Сын неуважительно крутит себе у виска, бросая этим камень в мой огород.
– Ой, мам, помнишь наш любимый мультик? Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет!
– Зато есть кое-что, не очень нужное или же очень ненужное, зато роскошное. Точно денег много стоит.
Я с тяжким вздохом достаю и ставлю перед сыном чёрную коробочку. Мы с ним с восхищением смотрим на рубиновую каплю. Надежда вспыхивает в нас алмазными праздничными бликами.
– А это откуда?
– От верблюда, – и я мрачно захлопываю коробочку.
О, мой кулон! А я только привыкла к мысли о том, что он у меня есть, и даже прикинула, куда и с чем я смогу его носить…
***
– Тарик, дорогой. Могу я-таки тебе что-то нашептать, дружище?
– Слушаю тебя, Яша, шепчи, друг, прямо в трубку шепчи.
– Я-таки подумал, что тот наборчик с рубинами, который ты просил меня почистить, тебе очень пригодится для некой дамы, и я-таки его почистил после магазинной пыли. Ха! За такую стоимость он мог умереть в той витрине, если бы не твоя щедрость! Надеюсь, дама стоила твоего корыстного бескорыстия?
– Ближе к делу, Яша! Что такое?
– Я-таки уже приблизился, да ты перебил. В один из моих ломбардов поступил чудесный кулон с того рубинового набора.
– Врёшь!
– Новости врут! А Яков Малевич говорит то, что знает. Рубиновая капля в окружении алмазных брызг на золотой цепочке. Сдал молодой парень.
– Паспортные данные?
– Я-таки догадался записать, Тарик, и ты пиши, дружище. Анатолий Алексеевич Малинин…
***
Закрыв бутик, мы вышли в холл торгового центра и синхронно покачали спины, отерев ещё руками поясницы. Ах, какими мы трое были двадцать лет назад! Даже Ленуся была хороша, а уж мы с Викусей – просто фемины. Как же сложно входить в новый статус, в котором в принципе существуют затекшие поясницы.
– Девки, а давайте в кафе посидим? – вдруг предлагает Ленуся, – я выпивку оплачу.
Мы с Викусей тревожно переглядываемся. В нашей троице Ленуся вечно на отшибе, не сложилось у нас с ней такой душевной дружбы, как с Викусей. Да и такие предложения не в духе вечно прижимистой Ленки.
– Да не коситесь вы. Никакой подставы. Ну, просто, хреново мне. Блин, столько лет втроём тряпками торгуем! Можете вы хоть раз мои сопли выслушать?
Мы переглядываемся снова и киваем. Спускаемся вниз и переходим дорогу. Кофейня уже опустела, и мы занимаем столик в дальнем углу зала. Коньяк, кофе, мартини, сыр и оливки, безе с эклерами, фруктовая нарезочка, и мы, склонившись голова к голове, тихо шепчемся о своём, о женском.
– Хорошо вам, сучкам, у вас всё сложилось, – начинает Ленуся, – у Вики этот Генка твой малохольный, девчонки, свекровь с огородом, ты, блин, дура, в мать-одиночку играешь, а сама то на море, то на турбазы ездишь с кавалерами. А мне, представляете, не везёт. Ну, нет у меня изюма какого-то, как у вас. Меняю мужиков, а они все какие-то пресные попадаются, словно их с детства не досолили, не доложили в них перца. Вот и не прикипела ни к кому. И вот наконец попался один.
– Ну, хоть не два, – пытается шутить Викуся.
– Да двух таких я бы не выдержала, – вздыхает Ленуся, – понимаете, мне уже тридцать девять, пора как-то устраиваться. Лёнчик скоро нас всех выгонит, наберёт молодых девок в бутик. А нам, старым кобылам, куда деваться?
– За себя базарь, – призываю я её к порядку, – особенно за кобыл.
– Ой, да ладно. Молодуха прямо! Короче, встретила я одинокого богатого мужика, и он, в принципе, открыт для брака. Ну, квартира там, машина, дом за городом с камином, ещё система автомоек и семья богатая, все на понтах.