Он берёт мою руку и кладёт себе на грудь. Я чувствую биение его сердца, как и в ту ночь.

— Жители деревни оставили тебя мне, как жертву, — говорит он.

— Да, это я поняла. Почему же ты её не принял?

— Когда я подошёл к тебе, кое-что произошло. — Он хмурится и смотрит на мою руку, которую я так и прижимаю к его груди. — Сотни лет у меня молчало сердце, но когда увидел тебя, оно забилось. — У него светятся глаза. — Я думал, это миф. Сказка для чудищ.

— О чём?

— Об истинной паре, — отвечает он. — Ходят слухи, если вампир найдёт истинную половину, его сердце вновь забьётся, и если эта половина — вампир, они смогут кормить друг друга вечность.

У меня сердце пропускает удар.

— Значит… Хочешь сказать, я — твоя пара?

Он кивает.

— И ты закончила ритуал, хоть я и предупреждал не делать этого. Поэтому я не хотел пить твою кровь. Ты не знала, что это значит, но сделала. Мы разделили кровь и теперь связаны. Куда пойдёшь ты, туда и я. Если умрёшь ты, умру и я. И наоборот. Мы связаны навеки.

— Вот чёрт. Значит, если я проткну тебя колом, то умру сама? — Он кивает. — И если тот монстр убьёт тебя, умрём мы оба? — Вновь кивок. — И это никак нельзя исправить? — спрашиваю я, хотя в глубине души не хочу ничего исправлять. Я буквально ничего не знаю об этом мужчине, но хочу провести с ним вечность, что глупо. Вот только…

Я вскакиваю с кровати и отхожу от него, хоть мне больно.

— Это ошибка. Ты меня не захочешь. Я самая неправильная женщина, — говорю я и невольно всхлипываю.

Иван тянется ко мне, но я отталкиваю его руку.

— Почему ты такое говоришь? — спрашивает он.

Я смотрю на него сквозь слёзы.

— Посмотри на меня. На моё лицо. Я вся в шрамах. Не красивая. Уже нет. Я страшилище.

Он прищуриваться на меня, как бы говоря: «И что? Меня ты видела?»

Я вновь всхлипываю, сбитая с толку этой странной телепатией между нами.

— Это ещё не всё, — говорю я. — В ту ночь, когда ты нашёл меня, спросил, виновна ли я. И у меня не было возможности ответить. Не успела я сказать правду.

Он выгибает бровь.

— Расскажи сейчас. Почему, Эвангелина Лав, я не могу любить тебя и назвать своей парой?

— Я самый настоящий монстр, — отвечаю я и рассказываю свой самый страшный секрет. То, что даже моя лучшая подруга не знала. — Худший вид монстра. — Я втягиваю воздух, собираясь с мужеством сказать следующее. — В ту ночь, ты должен был осушить меня, я заслужила смерти.

— Почему? — спокойно спрашивает он, предлагая свою широкую грудь в качестве жилетки и опоры. Но я не могу. Не сейчас, пока он не узнает правду.

— Потому что шесть лет назад я убила всю свою семью.

Я дрожу и икаю — поистине странная реакция на открытие правды, но так и происходит. Я начинаю икать, когда исповедуюсь в тяжких грехах. Иван кладёт руку на мою, его шрамы, похожие на вены, видны на бледной коже.

— Ты не должна говорить об этом, если не хочешь, — говорит он низким, сексуальным голосом. Сейчас, если уж говорить абсолютно честно, всё, что он говорит и делает, очень сексуально. Может, именно так всё и должно быть с этими узами пар, я не знаю, но это чертовски отвлекает. Очень сложно придерживаться печали, когда возбуждён.

Я снова икаю, и Иван, выгнув бровь, на мгновение отходит от меня, чтобы открыть ящик у кровати. Откуда достаёт два хрустальных стакана и бутылку с прозрачной жидкостью, которую щедро разливает.

— Пей, — говорит он, протягивая мне стакан. — Согреешься. А ещё она развяжет тебе язык.

Звучит зловеще. Поэтому я, естественно, подчиняюсь. Мы чокаемся, и я делаю глубокий глоток, чуть не выплевывая всё обратно.

— Это водка, — говорю я. Он кивает и, даже не поморщившись, выпивает свою порцию. Все русские такие или только этот вампир? — Я же несколько дней почти ничего не ем, а после алкоголя меня стошнит.

Он хмурится.

— Я так давно сам был человеком, что и забыл, сколько тебе нужно для выживания.

Он ставит стакан на стол.

— Дай мне минутку. Я вернусь, и мы поговорим. Тогда ты попытаешься убедить меня в своей чудовищной природе, и я покажу, как ты ошибаешься.

От его слов у меня мурашки бегут по спине. Если бы только я могла ухватиться за эти слова и поверить, что это правда.

Я тихо потягиваю водку, ожидая возвращения Ивана, и думаю о том, как будет выглядеть моя жизнь в будущем. Я связана с вампиром? Значит, мне, скорее всего, придётся стать вампиром, так? Чертовски странно. И это, пожалуй, самое слабое слово года. Я чувствовала себя извращенкой. Почему именно я должна жить вечно после всего, что натворила?

Иван возвращается с тарелкой еды. У меня чуть глаза не вылезают из орбит.

— Где ты это взял? — спрашиваю я.

— Не из того места, которое ты посчитала кухней. — Я содрогаюсь при воспоминании о глазных яблоках в стеклянной банке. Он улыбается. — У меня свои способы, о которых я подробно расскажу, как только ты закончишь рассказывать мне свои секреты. — Он ставит тарелку на стол перед камином, и мы садимся в кресла.

Я молча набиваю живот, а Иван терпеливо ждёт, глядя на меня непроницаемым взглядом. Одно его присутствие успокаивает внутри меня то, что уже шесть долгих, адских лет было взбудоражено. Иван пробуждает чувство безопасности. Любви. Принятия.

Посмотрим, останется ли всё это после того, что я ему расскажу.

Я уминаю еду — восхитительную нарезку овощей, мяса, ягод и чего-то похожего на пирог — и допиваю остатки водки. Иван ухмыляется и снова наполняет стаканы. Спиртное обжигает горло и по венам потёк жар, утаскивающий меня в то странное место, куда мы попадаем, когда перебираем со спиртным.

Иван оказался прав, водка развязывает язык.

Я провожу рукой по голове Ивана.

— После этого я тебе не очень-то понравлюсь, — уверенно говорю я, и моя печаль пробирается сквозь нашу связь.

Но он трясёт головой.

— Ты расскажешь свою историю, а я свою. Тогда и посмотрим, кто кому больше разонравится.

— Справедливо, — говорю я, хотя почти уверена, что определённо по сравнению с героем передо мной, который рискует своей жизнью каждую ночь, чтобы защитить деревню, которая обвиняет его в смертях, я буду выглядеть ужасом.

Ладно.

Поехали.

— Шесть лет назад родители и младшая сестра помогали мне упаковать вещи в машину и прицеп, чтобы мы могли переехать из Юты, где мы жили, в Лос-Анджелес, где я должна была начать учиться в колледже. Я первая в семье, кто смог поступить в колледж, и это стало грандиозным событием. Все так гордились мной, и волновались. Папа и мама собирались сменять друг друга за рулём, но я спорила. Я уже взрослая была и хотела сама ехать. Права у меня уже были как год, и я уверена была, что смогу без проблем доехать до места. Но родители не хотели сажать меня за руль. Думали, что я не готова. А я настояла. Я даже пригрозила, что поеду без них, если они не разрешать мне сесть за руль. Я была очень избалованной. — Я замолкаю, потому что эмоции сдавливают горло. Иван слушает с таким спокойствием, которым не может обладать ни один человек. Сделав вздох, я продолжаю. — Короче говоря, они поддались и позволили мне сесть за руль. Мама уже всё спланировала — она отлично ориентируется в пространстве, но у меня есть внутренний компас, и я знала, что есть путь короче. Поэтому, пока они спали, я срезала дорогу, зная, что это сократит путешествие на несколько часов. Я очень хотела обрадовать их при пробуждении. — Я всхлипываю, слёзы обжигают глаза, но я стискиваю зубы, делаю ещё глоток водки и продолжаю: — Они очень удивились, — саркастично говорю я. — Начался дождь. Настоящая буря. А на моём коротком пути был резки поворот. Я такого не ожидала, и ехала очень быстро. Дорога была слишком скользкой, и наша машина сорвалась с обрыва. — Дыши. Просто дыши. Вдох — выдох. Иван накрывает своей рукой мою в утешении, которого я не заслуживаю, но всё равно эгоистично принимаю. — Всё произошло как в тумане. Визг шин. Крики. Вопли сестры. А потом тишина. Когда я очнулась, машина была разбита, и вся семья, кроме меня, погибла. Спасателям потребовалось несколько часов, чтобы найти нас. Я не могла пошевелиться — травмы оказались серьёзными. Я могла только лежать там со своей мёртвой семьёй и смотреть в их открытые глаза. — Наконец, я поднимаю голову и смотрю на Ивана. Мне нужно увидеть момент, когда он отвернётся от меня. Мгновение, когда поймёт, что я за женщина. — Я их убила своим эгоизмом, упрямством и безрассудством. Я чудовище.