Роджер, Фредди и Брайан остались на ферме одни. В тиши, предоставленные сами себе. Но краткие выходные не задались.
С утра зарядил дождь, и все планы — позагорать, искупаться в бассейне, прогуляться до города, чтобы посидеть в баре или пойти в кино — полетели к чертям. Роджер страдал, что не уехал тоже — можно было бы навестить кое-кого из лондонских приятельниц, — но в конечном счете забил на пустые переживания и, хмурый, как туча, залег с книгой в гостиной. Фредди внезапно заболел «воспалением сочинительства» и, так как это могло вылиться во что-то качественное, рванул мучить ни в чем не повинный рояль. А Брайан, немного посмотрев телевизор и не найдя ничего интересного, поднялся к себе, чтобы тоже что-нибудь почитать — например, прихваченные с собой научные журналы.
Вдруг в гостиную влетел Фредди с довольным видом.
— Эй, парни! Я песню написал. Отличную! Ну, то есть правда отличную! Записал демку на магнитофон.
Роджер, долго пробираясь сквозь хитросплетения сюжета романа Филиппа Дика, устал бороться за правое дело и уснул, поплотнее замотавшись в плед. Потому на радостный вопль великого композитора проворчал:
— Ну и орал бы потише. Видишь же, что люди спят.
— И с кем ты, дорогой, там спишь, хотелось бы узнать? — Фредди, у которого было прекрасное настроение, гаденько хохотнул.
— С Филиппом Диком, с кем же еще, — Роджер, кое-как разлепив глаза, указал на книгу, мирно лежавшую рядом и даже не закрытую.
Пришлось выпутываться из пледа и вылезать на свободу. Роджер сладко потянулся и тут же зябко поежился. В гостиной было не жарко.
— А не бухнуть ли нам? — тут же предложил он. — А то погода — дрянь, спать хочу… скучно.
— А давай! За успех моей песни. — Фредди был не против. Когда у него получалось написать что-то стоящее, в нем как будто врубалась динамо-машина, и он готов был поддержать любое предложение. — Я уже и название придумал: «Love of My Life». Как тебе?
— Нормально. А кто это «любовь твоей жизни», а, Балсара?
— Много будешь знать, ежик, скоро состаришься! Это я от лица… ну, лирического героя написал.
— Да ну тебя, героический лирик недоделанный! Небось, завел на стороне какую-нибудь расфуфыренную красотку… У нас вроде оставалась пара бутылок вина. И пожрать бы надо. — Роджер встал с дивана и, потирая шею спросонья, поплелся на кухню. — Иди Брая позови.
Когда Фредди с Брайаном, смеясь и толкаясь, появились на кухне, Роджер уже накрыл на стол, разогрев извлеченные из холодильника остатки еды. Вино действительно осталось. Правда, надраться двумя бутылками на троих определенно не выйдет, а до ближайшего магазина добираться без машины по дождю километра три. Но скрасить унылый день уже можно.
— У меня предложение. Давайте устроим чемпионат Ридж Фарм по «Скрэбблу»? — Фредди весело сверкал глазами. — Я его с собой прихватил!
— Заметано! Сперва пожрем, а потом будем пить вино и играть, — Роджер еще разок широко зевнул. Дождливая погода всегда действовала на него усыпляюще.
***
Через час, когда со стола было убрано, а вино разлито по бокалам (в запасах еще отыскалась бутылка приличного портвейна), началась жаркая битва за победу в «Скрэббле».
— Так, главный приз будет… Главный приз — мой лучший серебряный браслет*. Вот. — Фредди снял с правого запястья тяжелый браслет в виде свернувшейся змеи. — А проигравшего я нарисую голым.
Брайан задал закономерный вопрос:
— А если ты проиграешь, кто тебя голого рисовать будет?
— Ну, тогда я буду три дня подряд мыть посуду, — торжественно пообещал Фред. — Только купите мне нормальные перчатки.
— Годится! Я за! А если выиграешь? — Роджер заинтересовался перспективой иного развития событий.
— Если выиграю, то не буду мыть посуду еще три дня. Ни разу!
— Так и быть, я согласен, — Роджер поднес бокал к губам.
— И я, — Брайан тоже глотнул из своего.
— Договорились. Ну, давайте начнем!
Как всегда, уже через двадцать минут лидировал Брайан. Он знал такие замысловатые слова как «дифференциал» и «турбулентность».
Приконченные запасы алкоголя ознаменовали завершение игры. Брай, победивший с разгромным счетом 321 против 270 у Фредди и 231 у Роджера, надел совершенно изумительный, тяжелый и красивый браслет.
— Фред, ну на кой хер тебе меня голого и нетрезвого рисовать? Вон уже скоро стемнеет, и вообще… я некрасивый сегодня. У меня на ноге синяк, вчера о лестницу ебанулся, никакого макияжа нету, волосы не расчесаны, кудри не накручены… — канючил Роджер, которому жуть как не хотелось позировать без одежды. Он хоть и был мальчиком не самого тяжелого поведения, но не до такой же степени! И потом, он вечно мерз. — У меня сопли будут! Фред, ты ведь меня любишь, правда? Давай забьем, а?
Но Фредди был непоколебим. Он уже много раз разводил ребят на то, чтобы попозировать ему, но они постоянно отбрыкивались. Сегодня был хороший шанс реализовать давнюю задумку. Потому он даже пил не так много.
— Хватит ныть, дорогой! Я синяк рисовать не стану. Не будет у тебя никаких соплей, не выдумывай. Я быстро справлюсь. Уже давным-давно хочу, а ты все ломаешься. Через сорок лет вот так же сядем с тобой пить вино, ты этот рисунок найдешь и внучке покажешь: «Вот! Смотри, какой я пригожий был в молодости, не чета тебе, бандитке». А я подтвержу: «Нереальный был красавец. Тебе до него далеко, дорогая. Можешь у бабушки спросить!» И потом мы с тобой дружно выпьем за то время, когда оба были молодыми и красивыми. Что скажешь? Хочешь внуков дразнить? Пошли! Я и Бри потом нарисую.
— Э-э, Фред! Я голой жопой перед тобой светить не собираюсь — отвянь! — Брайан решительно сверкнул зелеными глазами из-под темных кудрей — ни дать ни взять, герой Великой французской революции.
Фредди пожал плечами.
— Ну хочешь, можно в одежке. Например, на природе. Или просто портрет… — И снова переключился на Роджера. — Не переживай, тут даже никого нет, кроме нас троих. Так что, никто нам не помешает, милый. — Фред озорно подмигнул.
— Сейчас как дам в морду, Леонардо вшивый! — Роджер показал ему средний палец (Фредди не остался в долгу, показав в ответ язык). — У тебя или у меня будем предаваться искусству?
— Пошли ко мне. Брай, сходи к нашим хозяевам. Спроси, не дадут ли в долг бухла. А то эта сволочь, если еще не нальешь, не будет позировать. Мне нельзя терять квалификацию. Вот пролетим с альбомом, тогда я пойду на Пикадилли рисовать портреты прохожих за три фунта. Глядишь, не сдохну с голоду. — Хотя Фредди шутил, каждому было понятно, что в его словах была, увы, изрядная доля истины. Финансовые проблемы все еще висели над ними дамокловым мечом.
***
Раздвинув пошире шторы и тем самым максимально увеличив освещение, Фредди кивнул Роджеру:
— Скидывай одежду и устраивайся.
Родж нехотя стянул куртку, затем майку.
— Фред, ну блин! Холодно же. Я себе яйца отморожу, тогда и внуков у меня никаких не будет.
— Не ной. Будут, никуда не денутся.
Фредди тем временем раскладывал на прикроватной тумбочке карандаши с ластиками и искал, на что бы прикрепить большой лист бумаги.
Роджер, вдохнув, стал раздеваться дальше.
— Не надо было мне соглашаться. Лучше бы посуду три дня мыл.
— Ты что, меня стесняешься, дебил? Я тебя сто раз видал, как угодно. — Фредди и вправду удивился столь странному и внезапному приступу стеснительности.
— Да не… но как-то… — Роджер не знал, что сказать. Он и сам не понимал, чего, собственно, стесняется. Фреда? Смешно. Он особо не дрейфил тогда, на фотосете у Мика Рока, а тут… — Слушай, Фред, а ты куда этот рисунок денешь?
— Как куда? Тебе подарю! Ты что, дорогой, решил, что себе оставлю?
— Ну тогда ладно…
Роджер уже разделся, сложил свои вещи на комод и теперь стоял у кровати, прикрываясь руками и неловко переминаясь с ноги на ногу. Его плечи нервно подрагивали.
— И как мне лечь?
— Ложись на живот поперек кровати. Да, вот так. Голову положи на руку и смотри на меня, хорошо? Давай я вокруг тебя одеяло неровно положу…
