А что насчет села Сидоровское? Ко времени ревизии 1834 г. из 57 лет с момента отдачи приказа о том, чтобы все незамужние женщины были выданы замуж, Орлов владел этим имением в течение 54, и, по данным ревизии, 12,7% женщин 25 лет и старше никогда не состояли в браке – в отличие от 17,7% в 1763 г.201 Достижение не блестящее. Впечатляет количество женщин, которые – конечно же, при попустительстве бурмистров – пренебрегли приказом Орлова. В 1858 г. 13,8% взрослых женщин села никогда не были замужем, несмотря на то что его владельцы Панины продолжали применять Уложение Орлова в управлении вотчиной202. Надо полагать, что и в Сидоровском крестьянские власти были из староверов и им удавалось прикрывать многих женщин, чуравшихся брака. Когда в 1821 г. двое отцов из Болотникова попросили разрешения купить вольные своим дочерям – 18 и 39 лет – по 200 рублей за каждую, сидоровский бурмистр передал просьбу Орлову с рекомендацией ее удовлетворить203. Даже в отсутствие прямых доказательств мы можем подозревать, что бурмистры в Сидоровском, Болотниково и Матвеихе действовали сообща, стремясь при всякой возможности помешать попыткам Орлова принудить женщин к замужеству.

Вотчинная переписка Орлова много говорит нам о единстве интересов Орлова и молодых мужчин, желавших жениться, а также о том, как бурмистры – по всей видимости, сторонники старой веры – уклонялись от исполнения орловских приказов. Она также важна для определения границ географического распространения сопротивления женщин браку. Незамужние женщины в значительных количествах находились в вотчинах Орлова в сопредельных Ярославской, Костромской и Нижегородской губерниях, и есть недвусмысленные свидетельства того, что женщины, противившиеся браку, были из старообрядцев. Старший брат Владимира Алексей Орлов (и впоследствии дочь Алексея) также владели вотчинами в Ярославской губернии, где было много староверов-беспоповцев федосеевского толка, отказывавшихся вступать в брак204. Однако в крупных вотчинах Владимира Орлова в Московской губернии (Коломенский и Серпуховский уезды) и Орловской губернии (Епифанский и Болховский уезды) сопротивление браку либо вообще не наблюдалось, либо было незначительным, о чем свидетельствует отсутствие упоминаний этой проблемы в обширной вотчинной переписке. Надо, правда, сказать, что объем сохранившейся переписки из некоторых имений настолько мал или правление Орлова было столь кратковременным, что выводы делать невозможно. И все-таки достоверно определяется лишь один выбивающийся из географической схемы объект – усольская вотчина в районе Самарской Луки (где р. Волга делает петлеобразный изгиб) в Симбирской губернии. В этом имении отцы ощутимого количества незамужних женщин платили штрафы205. Позже, однако, мы увидим, что Усолье вовсе не выбивалось, а, наоборот, входило в географический пояс женского сопротивления браку вдоль нижнего течения р. Волги.

Другие помещики ломали головы над теми же вопросами, которые Орлов решал в своих уложениях: позволять крепостным девкам уходить из вотчины в связи с замужеством или нет, каким должно быть выводное, что делать с женщинами, отказывающимися выходить замуж, и как разбираться с кладкой, которую крестьяне брали друг с друга. У некоторых, как у Орлова, правила время от времени менялись и, как орловские, остались без объяснений или же были очевидной реакцией на брачное поведение их крестьян.

В одном отношении вотчинники, бесспорно, проявили инициативу: в прошлое ушло их безразличие к браку на стороне. Начиная с 1750-х гг. все больше помещиков запрещали женщинам выходить замуж не у себя. До 1759 г., например, Бутурлины не возражали против ухода их палехских крестьянок в связи с замужеством и в 1750-х брали за эту вольность всего 2 рубля. Затем, в 1759 г., Иван Бутурлин приказал своему палехскому бурмистру зачитать вотчинным крестьянам приказ: отныне отцы могут отдавать дочерей только за мужиков из его вотчины. Бутурлин также распорядился, чтобы крепостные платили ему по 2 рубля за каждую справленную свадьбу – явно в компенсацию (и сверх того) за потерю выводных. Это правило оставалось в силе как минимум до конца 1780-х206. В 1785 г. князья Грузинские запретили замужество на стороне из своего имения в Нижегородской губернии207. Ни Бутурлины, ни Грузинские не озаботились объяснением своих приказов.

На удивление, в большом количестве случаев помещичьи наказы об управлении XVIII и начала XIX века совершенно не упоминают браки крепостных, и другие сохранившиеся документы так же не дают нам определенных сведений208. Однако за действиями душевладельцев в конкретных ситуациях часто видна стратегия. Если самый выдающийся полководец России XVIII в. Александр Суворов (1730–1800) сочинял когда-либо подробные управленческие инструкции, они до нас не дошли. В те немногие годы, когда он не был полностью поглощен военными делами, он часто вмешивался в браки крепостных, лично выбирая, какого холостого мужика женить на какой незамужней девке, если они сами не справлялись со сватовством. Он также покупал женщин для нуждавшихся в женах мужчин и дарил 10 рублей на уплату вывода, когда его мужики приводили невест из чужих вотчин. В остальном выводные никак не фигурируют в его переписке. Вкупе с другими фактами это дает основания думать, что невесты из его вотчин не уходили209. В обильной переписке между Александром Михайловичем Голицыным (1723–1807; бывшим, кроме прочего, вице-канцлером Коллегии иностранных дел в 1762–1775 гг.) и его константиновским имением в Рязанском уезде выводное ни разу не упоминается, и многое указывает на то, что Голицын не позволял женщинам выходить замуж на сторону210. Когда в 1780 г. бурмистр его маленького имения Карловка (на 1782 г. 75 мужских душ) в Белевском уезде доложил, что все дворы там состоят в родстве друг с другом и поэтому придется обмениваться невестами с соседними поместьями, князь отреагировал на это скептически: каждый конкретный случай должен быть представлен ему со всеми подробностями, и он будет решать, что делать211. В петровской вотчине Гагариных (в Тамбовской губернии), где в первой половине XIX в. крестьянки выходили замуж в молодом возрасте все без исключения, в обширной вотчинной переписке не содержится никаких признаков ни вмешательства управителей в первые браки пахотных крестьян, ни замужества девок на сторону с их позволения, разве что иногда это разрешалось вдовам212.

Как видно на примере Суворова, некоторые вотчинники тщательно контролировали браки своих крепостных. Два помещика из Ковровского уезда (Владимирской губернии) продемонстрировали эту тенденцию в первой половине XIX столетия. Алексей Чихачев вызывал потенциальных женихов и невест из своих широко раскиданных вотчин в центральную усадьбу для вынесения решения о соответствии их друг другу213. А. М. Черемиcинов в 1834 г. наказывал старосте составить список бракоспособных мужиков и девок и, если они самостоятельно друг с другом не договаривались, сам подбирал супружеские пары. При этом он позволял своим крепостным брачные обмены с соседними вотчинами214.

Мелочная регламентация браков крепостных была доведена до крайности Алексеем Аракчеевым (1769–1834), всесильным министром во второй половине царствования Александра I. В 24 Правилах о свадьбах, которые он направил в 1805 г. в свое имение Грузино в Новгородской губернии, ничего не говорилось о браке не в своей вотчине, по всей видимости, потому, что ему это представлялось немыслимым. В отличие от всех других правил о браках его устав почти полностью был адресован мужчинам. Женщин касалось только постановление о том, что девок дурного поведения не нужно выдавать замуж, кроме как если какую-нибудь из них берут в зажиточное семейство. Аракчеевские правила были необычны также в том, что свадебный сезон сдвигался с привычных предшествовавших Великому посту недель в январе и начале февраля на период от Пасхальной недели до Троицы: списки потенциальных женихов должны были составляться в январе, во время Великого поста Аракчеев экзаменовал их на знание «Отче наш» и десяти заповедей, в Пасхальную неделю он производил смотр всех пар, после чего получившие разрешение жениться шли под венец. Как и некоторые другие помещики, он пытался ограничить свадебные расходы и – как мне кажется, беспрецедентно – запретил питие водки за свадебным столом215.