Левченко отрицательно качнул головой.

– Нет. Во всяком случае – таким образом…

Генерал пожал плечами.

– Вот и я не жду… Бред какой-то! Какого-то Ференца Корвата приглашают на дегустацию вин. По-немецки. Хм… Ничего не понимаю… Хотя… Погоди-ка. На какой адрес в Вене пришла эта открытка?

– Там написано. Справа, внизу. На нашу фирму, которая управляет выставочным залом на Ратхаус-плац.

Калюжный несколько минут крутил в руках открытку, а затем, покачав головой, пробормотал вполголоса:

– Ну, вот ты и объявился, старый дурень… – И на глазах генерала, к немалому изумлению Левченко, появились слёзы.

– Максим Владимирович, вы поняли, от кого эта открытка?

Генерал вздохнул, вытер глаза, и. помолчав минуту – бросил:

– Да.

– Это секрет?

Калюжный вздохнул.

– Да какие уж тут секреты… Был у меня товарищ, Лайош Темешвари, вместе учились во времена оны… Последний раз я его видел двадцать лет назад, когда приезжал в Будапешт – меня как раз после всех ближневосточных приключений в наше управление перевели, заместителем генерала Майданникова – с перспективой занять его место. Лайош мне тогда помог набрать людей в Венгрии – которые, кстати, потом нам очень помогли в операции «Обилич», да и после, когда Одиссея из тюрьмы пришлось вытаскивать.

– Вы о нём никогда не говорили.

Калюжный кивнул.

– Не говорил. В девяносто шестом его те, что играют за чёрных, прихватили за старые дела – он, доверчивая душа, решил, что сможет заделаться виноделом и будет у себя в деревне жить-поживать мирным отставником. Но не тут-то было… Злопамятная эта сволочь, и мстительная – ну, не мне тебе рассказывать.

– И чем кончилось?

– В девяносто седьмом его посадили на десять лет – типа, во время своей службы народной Венгрии он нарушал права человека и вообще вёл антидемократический образ жизни. Хотя за что его закрыли – понятно. Помнишь ту историю с сетью американских агентов в Венгрии и Чехословакии, которая работала с тамошними диссидентами, и которую туземные органы без какой-либо нашей помощи раскрыли? Скандал был знатный… Ты уже в то время служил в органах, должен помнить…

Левченко кивнул.

– Помню. Восемьдесят второго года дело.

– Восемьдесят третьего. Но это не важно – важно, что Лаци в том деле был на ведущих ролях, и благодаря ему, в общем-то, на кукловода – им оказался один коллекционер современного искусства из Будапешта, старый американский агент, ещё довоенный – и вышли… Этот, венгерский писатель, как его… уж и не помню фамилии – использовал эту историю для одного из своих шпионских детективов.

– Беркеши. Андраш Беркеши.

Генерал кивнул.

– Да, точно, Беркеши. Вспомнил.

– И что дальше было с вашим другом?

Калюжный вздохнул.

– А ничего хорошего. Дали десять лет ему за какие-то мифические преступления, а потом, в девяносто девятом, как раз когда мы операцию «Обилич» запустили – его в американскую военную тюрьму в Баварии перевезли. Три месяца там его потрошили… Но судя по тому, что все наши венгерские агенты живы-здоровы и на свободе – ничего путного эти суки из Лаци не выбили. Три года назад Дюла Шимонфи сообщил, что Лаци вышел из тюрьмы, но куда потом подался – не сообщил. Года полтора назад человек Крапивина сообщил, что пенсионер Лайош Темешвари поселился где-то в предгорьях Матры, и даже дал его адрес. Хотел я в прошлом году в Венгрию наведаться, повидать старого друга, даже справки кое-какие навёл – да тут эта история в Польше приключилась… Так и не съездил.

– А что означает эта открытка?

Калюжный почесал затылок.

– Вот и я бы хотел это знать… Когда мы с Лаци последний раз виделись – я ему оставил визитку с адресом вот этой нашей венской фирмы. Типа, если будет острая нужда в нашем вмешательстве – Лаци пришлёт на этот адрес открытку со своими координатами и точным обратным адресом. Но, – тут Калюжный ещё раз осмотрел открытку, – я смотрю, тут никакого обратного адреса нет, стоит только штемпель почтового отделения… Хрен поймёшь, какого, я в венгерском не очень…

– Дайте мне. – попросил Левченко. Генерал передал ему открытку. Подполковник поднёс её к самым глазам, подержал минуту – и уверенно произнёс: – Дёндёштарьян.

– Это где такое?

Левченко пожал плечами.

– Так сразу и не скажу… Дёндёшь – это как раз район горы Матра. Дёндёштарьян – по всем признакам, где-то около.

Калюжный вздохнул.

– Ну вот, и как теперь понимать эту открытку – ума не приложу… Призыв о помощи? Формально нет – обратный адрес отсутствует. Приглашение в гости? Опять же, тогда было бы указано, куда приехать… Получается – «на деревню дедушке», короче.

Левченко, откашлявшись, спросил – как можно более равнодушным тоном:

– А вариант мышеловки не рассматриваете?

Генерал укоризненно глянул на своего заместителя:

– Глупостей не говори…

– Тогда что будем делать? Предпринять же что-то надо? Если, конечно, эта открытка от вашего друга…

– Надо. Этот, как его… Дёндёштарьян… он вообще, где территориально?

– На севере, аккурат на полпути от Будапешта до Мишкольца. Свернуть после Хатвана налево и через километров десять – будет Дёндёшь… Возле него и искать.

Генерал кивнул.

– Ясно. Кто из наших офицеров, что сейчас есть под рукой, мадьярским владеет хотя бы на троечку и с тамошней обстановкой знаком?

Левченко развёл руками.

– Так чтоб под рукой – никого. Все полиглоты в разгоне. Майор Леваневский, как вы знаете, местность знает и на тамошней мове трохи балакает – но вы его приказом от шестого июня отправили в отпуск. Майор Сердюк вроде как могёт что-то выдавить из себя по-венгерски – но он сейчас в Молдове, заканчивает работу с кишиневскими хлопцами. Капитан Токарь вроде пару слов связать может, правда, довольно специфических, типа «совьет хадшерег»[7], «орос катона»[8] и «тизенэдьйедик панцер дивизион»[9] – но выше уровня кафе-отеля-заправки ему не совладать. Капитан Турчанинов, какой в Будапеште три месяца в позапрошлом году прожил – сейчас в госпитале… ну, вы в курсе, язва у него, он на ближайшие три недели не боец.

– А Одиссей наш – он в отпуск в Словакию убыл?

Левченко кивнул.

– Туда. В Банска-Бистрицу.

Генерал покачал головой.

– То есть практически по соседству… Какую легенду мы можем Одиссею быстренько состряпать – чтобы он на юг прокатился, по этому Дёндёштарьяну смог пару дней побродить и моего друга разыскать?

Левченко скупо улыбнулся.

– А тут и выдумывать нечего. Венгрия же… Матра – известный винодельческий район.

– Ага. Очень хорошо… Ты с Одиссеем можешь связаться?

Пполковник кивнул.

– Могу. По сотовому – хотя нежелательно… есть и запасной вариант. Завтра к вечеру он будет в Банска-Бистрице, я знаю, в какой гостинице он остановится – вернее, в пансионе – позвоню с оперативного, из Кракова, и поговорю с ним. Отправить его в Дёндёштарьян?

– Отправь. Так, без фанатизма. Просто небольшое отклонение от его маршрута. За пару дней он, я думаю, Лаци найдёт, с ним переговорит и выяснит, что там у урама[10] Темешвари произошло…

– Тогда уж – у элвтарша[11]. – Козырнул Левченко знанием венгерского.

Калюжный махнул рукой.

– Теперь это без разницы… Главное – чтобы он с Лаци поговорил, выяснил, что там у моего соседа по кубрику произошло. Мы ж с ним в училище на соседних койках спали… – И генерал, тяжело вздохнув, отвернулся к окну.

«Однако Дед становится сентиментален… Стареет?» Левченко деликатно откашлялся.

Калюжный повернулся к нему.

– Да, и вот ещё. Если Одиссей Лайоша найдёт – пусть передаст ему, что пора тому уже и Москву навестить. Что старые друзья очень по нему скучают…