— Вот всегда он то о залоге, то о проценте... — с досадой сказала Люта. — Как не в одних горах живем!
— Он знает такие слова, а это уже немало, — улыбнулся Эре. — Ну что ж, давай потолкуем о залоге, уважаемый. Люта, ты пойди погуляй, это надолго.
Она послушалась, потолкалась на площади — каждый раз удивлялась, до чего странно ощущать вокруг множество людей! Потом пошла к Трюдде и явилась как раз вовремя: лавочница уже выпроводила вдову Эльви, но котелок (видимо, третий или пятый) еще не остыл.
— Как вы жить-то будете, два дурня? — спросила Трюдда, налив девушке душистого травяного отвара.
— Как я раньше одна жила, так теперь вдвоем станем, — пожала плечами Люта. — Не пропала же.
— Тебя отец учил, а мальчик...
— А его я научу, — перебила Люта. — Он правда много чего не умеет. Зато умеет другое, чего я не знаю. Мы будем учиться друг у друга.
Трюдда долго молчала, потом сказала:
— Летом ты хоть приходишь, а зимой... Хоть спой мне на полную луну, а?
Воцарилось молчание.
— Отец сказал, да? — проговорила Люта.
— Нет. Сама догадалась. По его обмолвкам... да много, по чему! И нет, не сверкай глазами — никому не выдам... зачем бы? Живешь себе и живешь, нас не трогаешь. Никто не выдаст.
— Даже эта малахольная? — фыркнула Люта. — Швея наша?
— Даже она. Иди сюда, обниму...
Люта хотела сказать, что у нее и так есть, кому обнять, но не стала. Зачем обижать-то? И объятия Эре совсем не то, что Трюддины.
— Я тебе обязательно спою. Ты слушай — мой голос отличишь, — быстро выговорила она, отстранилась и выбежала из лавки.
И чуть не столкнулась с Эре.
— Стоило немного поговорить, и у лавочника нашлось то, что не продают простому люду, — протянул он, подхватив споткнувшуюся Люту. — Глянь — хорошо?
— Ох, хорошо... — только и смогла она сказать, посмотрев на ружье, но тут же спохватилась: — А о чем ты с ним говорил?
— Лишнего не сказал, не бойся.
— Я не боюсь, я...
— Боишься, чую.
— Так за тебя, дурак! — Люта несильно ударила его в грудь кулаком и пошла к завалу на тропе, где давно уже ждал навьюченный осел.
Тот сам дошел до нужного места — привык уже. Да и... свернуть некуда, а упавшую сосну ему не одолеть. Но там уж недолго перетаскать самим... или она одна перетаскает, если Эре решит остаться с людьми, он ведь теперь знает, как, и нож она отдала ему! Вот поверит как следует, и...
— Ну зачем ты сама-то волочишь мешок, меня подождать не могла? — услышала она голос Эре и ответила:
— Нет. Я привыкла сама. И отвыкать не буду.
— Хорошо, не отвыкай, — тихо сказал Эре. — Но пока я с тобой — мешки буду таскать я, договорились?
Люта стояла и хватала теплый весенний воздух ртом, а Эре уходил выше и выше... И тогда она догнала его и подхватила тяжелый мешок снизу — так было хоть немного, но легче нести...
Эпилог
— Глядите, князь едет, настоящий князь!
— Детей зови, когда еще такое увидишь!
— Всех зови!..
Князь Иритор благосклонно улыбался людям, глядящим на него и добычу его охотников — не серого, седого от старости волка в клетке. Угодил в капкан, надо же, удача какая! Такого одинца поди излови живым!
По ту сторону перевала уверяли, что это оборотень, но как проверишь? Луна-то едва на убыли, жди-пожди...
— Эй, пошла с дороги! — кто-то из свиты замахнулся кнутом на немолодую, но еще крепкую, жилистую женщину, вставшую на пути, но князь успел схватить его за руку. Не хватало со старухами воевать!
— Иди поздорову, — сказал он ей.
— Да ты смеешься, что ли? — ответила она и вскинула голову. — Отдай мне моего мужа, светлый князь. Довольно ты его мучил прежде, теперь снова настиг?
— О чем ты? Это что, ваша полоумная? — оглянулся князь, но никто даже не улыбнулся.
Лошади попятились, нервно всхрапывая, когда женщина коротко взвыла, а ей — вот тут князь не поверил собственным ушам — ответила воем чуть не половина деревни: парни и девицы, подростки, дети... А вот княжеские охотничьи псы что-то попятились, прижали уши, поджали хвосты, словно услышали настоящую стаю.
— Отдай. Моего. Мужа, — повторила она. — Иначе отсюда никто не уйдет, обещаю. А если что сделаешь с ним, клянусь: не я, так мои потомки найдут тебя, всех твоих чад и домочадцев.
— Перестрелять — и дело в сторону... — подал голос кто-то из свиты.
— Люди же! Не смеете без доказательств! — ответил другой.
— Это вольная деревня, нешто забыли? — крикнул кто-то из толпы.
«Вольная Волчья», — вспомнил вдруг князь. Хотел спросить, откуда такое название, да забыл... а теперь, развернув коня, посмотрел на волка в клетке.
Глаза у него были не волчьи, серо-голубые. И цепочка на шее — он видел такую!
— Отомкните замки, — велел князь, и оборотень, припадая на заднюю лапу, опасливо ступил наземь... и тут же получил по загривку от той женщины.
— Дурак! Говорила тебе не соваться в тот лес, а ты... «Я лучше знаю, я лучше знаю!» Что ты узнал, дубина? На вот, держи!
Она бросила что-то наземь, и волк мигом обратился в невысокого роста сухопарого человека. Дети еще засмеялись, глядя, как он неловко кувырнулся после жениной затрещины.
— Да могу я раз в жизни тебя ослушаться?
— Не мо-ожешь! — радостно заржала та часть деревни, что выла в поддержку.
— Иди домой... Ухитриться надо такой капкан не заметить! Ослеп на старости лет, что ли?
— Да ну тебя, Люта...
Князь смотрел на него — до чего профиль знаком! И коротко остриженные волосы, светлые, с проседью уже... И глаза — словно вчера видел в отражении или...
— Эретор? — негромко окликнул он, и князю показалось, будто спина оборотня-подкаблучника дрогнула. — Это ты?
— Не пойму, о чем ты, князь, — тот обернулся и поклонился не земно, но почтительно.
Они долго смотрели друг на друга в упор, и наконец князь выговорил:
— Он сказал, ты сможешь жить обычной жизнью. А вышло...
— Я и живу обычной жизнью. И вины моей в том, что случилось, нет.
— Я знаю. Он сам и... — князь отвел взгляд. — Думал, я послушный, не как ты. Думал, стану выполнять приказы.
— И что же вышло?
— Когда я догадался и объяснил все верным людям... он умирал очень долго, — Иритор снова встретился глазами с братом. — Весь город собрался посмотреть. Жаль, ты не видел.
— Я, знаешь, предпочитаю всадить пулю в лоб или затянуть петлю. Пытки — не по мне, — сказал Эре и отвернулся, — кем бы ни был тот мерзавец... Пойдем, Люта.
— О чем это он? — шепотом спросил кто-то.
— Да кто его поймет, он странный малость... — ляпнул какой-то мальчишка. — Живут с теткой Лютой там, куда никому не долезть, зверей стреляют. Одичали небось...
— Я т-те дам тетку! — красивая девица дала ему затрещину. — Не такая мамка старая...
— Да как не старая! Вдова Эльви давно умерла, лет через пятнадцать после того, как Люта с отцом пришли, а Эльви было вот как тебе, да, тебе, — вступила незнакомая тетушка, указывая на средних лет женщину. — Помирать уж точно не собиралась!
— И оружейник! Их трое уже сменилось, а Люта так и ходит за патронами!
— А ну тихо! — рявкнула еще одна женщина, на голову выше остальных, локтями прокладывая себе путь сквозь толпу. — Опять все пропустила, что ли? Ишь какая медленная стала, ну да лет-то мне сколько...
— Ага! — выскочил мальчишка. — Гляди — это князь, он волка поймал, только это был не волк, а дядька Эре, а тетка Люта...
— Умолкни, — попросила Трюдда, а это была именно она. — Без сопливых разберусь.
С годами она сделалась еще массивнее и, она сама говорила, крепче. Ружейный залп бы точно выдержала: известно же, что к старости великаны превращаются в камень. Она, пусть и не чистокровная, следовала дорогой предков.
— Светлый князь, — сказала Трюдда наконец, — прости этих болванов: они не ведают, что болтают. И не слушай наветов: никогда деревня не страдала от оборотней. Вру! Один раз пришлый явился, черный... И охотник был пришлый. Убил черного — и стало спокойно.
