Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В целом провал восстания более чем ясно показал, что старая, сословная социально-политическая общность аристократической республики не имела никаких шансов против военных и административных сил Российской империи. Опыт этого поражения, несомненно, облегчил для значительной части польской общественности расставание с эпохой революционной романтики.

Восстание 1863–1864 годов и его разгром закончили первую главу истории российского владычества над польскими территориями и Царством Польским. После 1864 года начался новый этап, принципиально отличный от предыдущего. Дело в том, что, хотя Ноябрьское восстание (1830–1831) ознаменовало собой поворотный момент, все же фундаментальные интеграционные механизмы домодерной многонациональной империи не были поставлены тогда под сомнение. Даже в условиях военного положения Петербург сохранял за Конгрессовой Польшей особый правовой статус. Усилия по интегрированию польских земель, особенно западных губерний, в состав России предпринимались, однако это не отменяло полностью принцип привлечения местных элит и сотрудничества с лояльной аристократией.

Январское же восстание (1863–1864) ознаменовало перелом гораздо более кардинальный. На бескомпромиссный вызов, брошенный имперской гегемонии и единству государства повстанцами, царские власти отреагировали не только жесточайшими военными и судебными репрессиями: в последующие годы они осуществили широкий комплекс мер, призванных навсегда замирить польские территории. Это в равной степени относилось и к Царству Польскому, и к западным губерниям, однако в результате проводившихся мероприятий пропасть между районами, присоединенными к России по разделам 1772–1795 годов, и Центральной Польшей значительно углубилась. Западные губернии в последующие десятилетия развивались совершенно иначе, чем Конгрессовая Польша, созданная в Вене127.

Впрочем, и Царство Польское подверглось многочисленным насильственным преобразованиям. Изданные после 1864 года законы и указы были направлены на устойчивую и глубокую интеграцию этой провинции в Российскую империю и сглаживание всех тех «местных особенностей», которые ранее отличали данный регион. Вот почему есть все основания утверждать, что после подавления Январского восстания основной императив властвования, которым руководствовался Петербург в отношении к этой земле и ее людям, стал иным. О том, в какой степени принципы и методы российского господства в Царстве Польском изменились в последующие годы и десятилетия, пойдет речь в дальнейших разделах книги.

Глава III

СТРУКТУРЫ, АКТОРЫ И СФЕРЫ РОССИЙСКОГО ВЛАДЫЧЕСТВА В ЦАРСТВЕ ПОЛЬСКОМ ПОСЛЕ 1863 ГОДА

ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПРИВИСЛИНСКИЙ КРАЙ: РЕЖИМ ПОСЛЕ ЯНВАРСКОГО ВОССТАНИЯ (1863–1915)

Итак, после неудачного восстания 1863–1864 годов история Царства Польского пошла в совершенно новом направлении. Уничтожены были все предшествующие иллюзии относительно воскрешения прежней шляхетской нации, и управлять Польшей Петербург стал теперь совсем по-иному. Таким образом, ментальный горизонт обеих сторон конфликта изменился фундаментально: в польском обществе была похоронена идея романтического повстанческого героизма, а среди российской общественности и в административном аппарате глубоко укоренилась полонофобия, сделавшаяся главным направляющим мотивом управленческой практики в десятилетия после Январского восстания. «Польский мятеж» стал в России одним из «мест памяти», и образ неверной, коварной Польши законсервировался в умах на полвека128.

В результате мероприятий, осуществленных царским правительством в виде реакции на восстание, усилились и различия между тремя частями разделенной Польши: если Царство Польское и западные губернии были прочнее привязаны к Петербургу, то польские провинции Австрии и Пруссии двигались в иных направлениях. С провозглашением административной и культурной автономии Галиции после 1867 года и с образованием Германской империи в 1871 году различия эти дополнительно углубились. Однако и в пределах Российской империи части бывшей польско-литовской шляхетской республики расходились все дальше друг от друга – под воздействием мер, принимаемых правительством. Политика в отношении Царства Польского и западных губерний различалась уже и до 1863 года, но после подавления Январского восстания это приобрело совершенно иной качественный и количественный масштаб129.

В данной главе в центре нашего внимания будут события в Царстве Польском и те мероприятия, которыми Петербург отреагировал на Январское восстание и которые привели к установлению административного режима, просуществовавшего вплоть до Первой мировой войны.

Список директив был длинен130, однако это никоим образом не должно создавать у нас иллюзию, будто речь шла о реализации некой единой политической программы. Речь шла скорее о длительном процессе преобразований – на это указывает хотя бы уже тот факт, что многие из мер, которыми правительство пыталось укрепить свою власть в неспокойных провинциях, были приняты только в 70‐е годы, т. е. более десяти лет спустя после восстания131.

Вопреки отсутствию единого плана, многие меры, принятые после 1863–1864 годов, имели долговременный эффект. Уже назначение нового наместника в лице Ф. Ф. Берга летом 1863 года ясно показывало, что Петербург проводит жесткую линию на последовательную борьбу с повстанцами. Как и его виленский коллега Михаил Муравьев, Берг усилил репрессии против тех, чье участие в восстании считал доказанным. В условиях военного положения он имел возможность лично приговаривать людей к смерти или ссылке и к конфискации имущества132. В общей сложности Берг казнил по суду более 400 человек, сослал многие тысячи и конфисковал 1660 имений польских дворян. Последняя карательная мера, как и взимавшиеся со шляхты особые подати для содержания российской армии, указывает на то, что Берг и его петербургское начальство рассматривали прежде всего именно аристократов-поляков в качестве зачинщиков восстания и потому старались надолго ослабить их позиции в обществе133.

На то же было нацелено и провозглашенное царем 19 февраля 1864 года, в разгар восстания, освобождение крестьян в Царстве Польском. Разработанная Н. Милютиным реформа была призвана, во-первых, лишить восстание потенциальной поддержки со стороны крестьянства и нейтрализовать земельную реформу, провозглашенную революционным Национальным комитетом в январе 1863 года, а во-вторых – постепенно обеспечить маргинализацию польского дворянства. Одновременно Милютин полагал, что крестьянство, облагодетельствованное реформой, станет опорой императорской власти в Царстве Польском. Соответствующий топос о «верном» и «благодарном» польском крестьянине встречается и в донесениях чиновников, написанных в начале XX века134.

Казнь «диктатора» Ромуальда Траугутта летом 1864 года ознаменовала окончательный разгром. В последующие годы Петербург был занят главным образом радикальной перестройкой управления в польских провинциях. Отныне в служебной переписке правительственных инстанций стали избегать выражения «Царство Польское»: этот регион «разжаловали» в «Привислинский край» (Kraj Nadwiślański), дабы изгладить само воспоминание о самостоятельности Польши135.

На данном этапе преобразований инициированному правительством Учредительному комитету в Царстве Польском выпала главная роль. Изначально он задумывался как инстанция, которая займется аграрным вопросом. Однако этот комитет, функционировавший с 1864 по 1871 год, быстро превратился в организационный центр имперского владычества в Польше, действующий относительно автономно под номинальным председательством наместника. Поскольку комитет, помимо прочего, в значительной мере отвечал за финансовую администрацию Царства Польского, у него была возможность сильно влиять на принимаемые решения136.

вернуться

127

О западных губерниях после 1863–1864 годов см., в частности: Beauvois D. La bataille de la terre en Ukraine, 1863–1914. Les Polonais et les conflits socio-ethniques. Lille, 1993; Idem. Pouvoir russe et noblesse polonaise en Ukraine 1793–1830. Paris, 1996; Долбилов М. Д., Миллер А. И. (ред.). Западные окраины; Долбилов М. Д. Русский край, чужая вера; Он же. Культурная идиома возрождения России; Dolbilov M. Russification and the Bureaucratic Mind; Комзолова A. A. Политика самодержавия в Северо-Западном крае в эпоху Великих реформ. М., 2005; LeDonne J. P. Frontier Governors General, 1772–1825. I. The Western Frontier; Idem. Frontier Governors General, 1772–1825. II. The Southern Frontier; Matsuzato K. The Issue of Zemstvos; Miller A. Shaping Russian and Ukrainian Identities; Idem. The Ukrainian Question; Rodkiewicz W. Russian Nationality Policy; Snyder T. The Reconstruction of Nations. Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569–1999. New Haven, 2003; Staliunas D. The Pole in the Policy of the Russian Government. Semantics and Praxis in the Mid-Nineteenth Century // Lithuanian Historical Studies. 2000. Vol. 5. P. 45–67; Сталюнас Д. Границы в пограничье; Velychenko S. Identities, Loyalties, and Service; Vulpius R. Ukrainische Nation und zwei Konfessionen. Der Klerus und die ukrainische Frage // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 2000. Bd. 49. H. 2. S. 240–256; Idem. Nationalisierung der Religion; Weeks T. R. Defining Us and Them; Idem. Nation and State in Late Imperial Russia; Idem. A National Triangle; Woolhiser C. Constructing National Identities.

вернуться

128

См.: Лелива, граф [Тышкевич А.]. Русско-польские отношения. Лейпциг, 1895. С. 220–221; Берг Н. В. Записки Н. В. Берга о польских заговорах и восстаниях. M., 1873. С. 5–12.

вернуться

129

К «западным губерниям» относились следующие девять: Ковенская, Виленская, Витебская, Гродненская, Минская, Могилевская, Волынская, Киевская и Подольская. Подчинялись они по большей части генерал-губернаторам в Вильне и Киеве. См.: Beauvois D. La bataille de la terre en Ukraine; Idem. Pouvoir russe et noblesse polonaise; Долбилов М. Д., Миллер А. И. (ред.). Западные окраины; Долбилов М. Д. Русский край, чужая вера; Он же. Культурная идиома возрождения России; Dolbilov M. Russification and the Bureaucratic Mind; Комзолова A. A. Политика самодержавия в Северо-Западном крае; LeDonne J. P. Frontier Governors General, 1772–1825. I. The Western Frontier; Idem. Frontier Governors General, 1772–1825. II. The Southern Frontier; Matsuzato K. The Issue of Zemstvos; Miller A. Shaping Russian and Ukrainian Identities; Idem. The Ukrainian Question; Rodkiewicz W. Russian Nationality Policy; Snyder T. The Reconstruction of Nations; Staliunas D. The Pole in the Policy; Сталюнас Д. Границы в пограничье; Velychenko S. Identities, Loyalties, and Service; Vulpius R. Ukrainische Nation und zwei Konfessionen; Idem. Nationalisierung der Religion; Weeks T. R. Defining Us and Them; Idem. Nation and State in Late Imperial Russia; Idem. A National Triangle; Woolhiser C. Constructing National Identities in the Polish-Belarusian Borderlands.

вернуться

130

См.: Сборник административных постановлений Царства Польского. Ведомство внутренних и духовных дел. Варшава, 1866. Т. 1; ГАРФ. Ф. 102. Оп. 254. Д. 1 [Обозрение мер Правительства, принятых по Царству Польскому после 1863 года, 1880].

вернуться

131

Позже, в ретроспективных описаниях, эти отдельные мероприятия зачастую начинали выглядеть как части единой концепции. См., например: Askenazy S. Sto lat zarządu w Królestwie Polskiem 1800–1900. Lwów, 1903; Koskowski B. Ustrój administracyjny // Gloger Z., Janowski A., Koskowski B. et al. (red.). Królestwo Polskie. Warszawa, 1905. S. 179–180; Krzemiński S. Dwadzieścia pięć lat Rosji w Polsce (1863–1888). Lemberg, 1892; Wasilewski L. Administracja rosyjska w Królestwie Polskim. Wien, 1915.

вернуться

132

См.: Сборник циркуляров военно-полицейского управления в Царстве Польском 1863–1866 годов. Варшава, 1867. См. также: Долбилов M. Конструирование образов мятежа. Политика М. Н. Муравьева в Литовско-Белорусском крае в 1863–1865 гг. как объект историко-антропологического анализа // Филюшкин А. И. (ред.). Actio Nova 2000: Сборник статей. М., 2000. С. 338–408.

вернуться

133

См.: Качинская Э. Поляки в Сибири. С. 265–277.

вернуться

134

См.: Милютин Н. А. Исследования в Царстве Польском. Т. 1–5; APW. T. 151. Cz. 3 (KGW). Sygn. 543. Kart. 3–6, здесь прежде всего kart. 3–4. См. также: Татищев С. С. Император Александр II. 1903. Т. 1. С. 499–510. Кроме того, см.: Долбилов М. Д., Миллер А. И. (ред.). Западные окраины. С. 184–199.

вернуться

135

Эта новая терминология, впрочем, так никогда полностью и не вытеснила старую. Даже в ведомственной корреспонденции, датируемой десятилетиями спустя после 1864 года, еще регулярно встречается название «Царство Польское», и в титулатуру императора по-прежнему входил титул «Царь Польский». См.: ГАРФ. Ф. 215. Оп. 1. Д. 277. Л. 16–20, здесь л. 17.

вернуться

136

По поводу обширной деятельности комитета см. документы его фонда в: Там же. Ф. 1141. Оп. 1 [Учредительный комитет в Царстве Польском, 1864–1871]. См. также: Рейнке Н. М. Очерк законодательства Царства Польского. С. 114–116; Татищев С. С. Император Александр II. 1903. Т. 1. С. 499–510; Долбилов М. Д., Миллер А. И. (ред.). Западные окраины. С. 184–199.

26
{"b":"678404","o":1}